Герберт Маркузе Одномерный человек

Герберт Маркузе Одномерный человек

БЕЛОРУСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ФАКУЛЬТЕТ ПРИКЛАДНОЙ МАТЕМАТИКИ И ИНФОРМАТИКИ

Герберт Маркузе

”Одномерный человек”

Реферат

Студента 4-го курса

Карпука Михаила

2004

Содержание

Введение 3

Об авторе 4

Основные идеи 5

Модель одномерного общества 5

Паралич критики: общество без оппозиции 7

«Умиротворение существования» 9

Необходимость революции 10

Заключение 12

Литература 13

Введение

Одно из направлений в развитии современной социологической теории —

леворадикальная социология. Ее основой является идея об исчерпании движущих

сил развития индустриального общества и необходимости ради-кальных перемен.

Леворадикальная социология представлена Франкфуртской школой, одним из

лидеров которой является Г.Маркузе (Фрейдо-марксизм).

Герберт Маркузе (1898-1979) “Одномерный человек” — полагал, что в

результате действия государства и стоящих за ним господствующих классов

через средства массовой информации намеренно формируется одномерное видение

мира: ориентация на абсолютную эффективность производства, ориентация на

искусственное создание развращающих людей потребностей, представление о

тождественности технологического и духовного развития общества. В

результате пролетариат перестал быть революционным классом,

интегрировавшись в привычную систему ценностей, а общество утратило

возможности развития. Тотальное отрицание индустриального общества возможно

путем “революции в сознании”, составной частью которой является

сексуальная революция. Носителями революции сознания являются те, кто

обладает двумерным мышлением: интеллигенция, служащие, опирающиеся на нищие

массы третьего мира, национальные и религиозные меньшинства.

Об авторе

Маркузе (Marcuse) Герберт (1898-1979), немецко-американский философ и

социолог. Наряду с Т. Адорно и М. Хоркхаймером — один из основателей

Франкфуртского института социальных исследований. С 1917г. — социал-

демократ; после убийства Р. Люксембург и К. Либкнехта вышел из социал-

демократической партии. В 1919-22гг. в Берлине и Фрейбурге изучал

философию. Ученик Хайдеггера. В 1933 эмигрировал в Швейцарию. С 1934 — в

США.

В годы второй мировой войны (1939—1945) работал в информационных

органах американской разведки, выступал с антифашистскими статьями. В 50-х

годах — «эксперт» Русского института при Колумбийском и Русского центра при

Гарвардском университетах. Профессор Брандейского (1954—1965) и

Калифорнийского (с 1965) университетов.

Формирование взглядов Маркузе происходило под влиянием идей М.

Хайдеггера и особенно Г. Гегеля и З. Фрейда. Вместе с тем, проявляя

неизменный интерес к учению К. Маркса, Маркузе широко использует его

категории и некоторые идеи, интерпретируя их часто в духе современной

буржуазной философии и социологии.

С 30-х гг. участвовал в разработке “критической теории”, направленной

против культуры индустриального общества (под которым понималось любое

современное развитое цивилизованное общество), как несущей угрозу

индивидуальной свободе.

Основные идеи

Модель одномерного общества

Развитая индустриальная цивилизация -- это царство комфортабельной,

мирной, умеренной, демократической несвободы, свидетельствующей о

техническом прогрессе. В самом деле, что может быть более рациональным, чем

подавление индивидуальности в процессе социально необходимых, хотя и

причиняющих страдания видов деятельности, или слияние индивидуальных

предприятий в более эффективные и производительные корпорации, или

регулирование свободной конкуренции между технически по-разному

вооруженными экономическими субъектами, или урезывание прерогатив и

национальных суверенных прав, препятствующих международной организации

ресурсов. И хотя то, что этот технологический порядок ведет также к

политическому и интеллектуальному координированию, может вызывать

сожаление, такое развитие нельзя не признать перспективным.

Права и свободы, игравшие роль жизненно важных факторов на ранних

этапах индустриального общества, утрачивают свое традиционное рациональное

основание и содержание и при переходе этого общества на более высокую

ступень сдают свои позиции. Свобода мысли, слова и совести - как и

свободное предпринимательство, защите и развитию которого они служили, -

первоначально выступали как критические по своему существу идеи,

предназначенные для вытеснения устаревшей материальной и интеллектуальной

культуры более продуктивной и рациональной. Но, претерпев

институционализацию, они разделили судьбу общества и стали его составной

частью. Результат уничтожил предпосылки.

Транспортные средства и средства массовой коммуникации, предметы

домашнего обихода, пища и одежда, неисчерпаемый выбор развлечений и

информационная индустрия несут с собой предписываемые отношения и привычки,

устойчивые интеллектуальные и эмоциональные реакции, которые привязывают

потребителей посредством доставляемого им большего или меньшего

удовольствия к производителям и через этих последних - к целому. Продукты

обладают внушающей и манипулирующей силой; они распространяют ложное

сознание, снабженное иммунитетом против собственной ложности. И по мере

того, как они становятся доступными для новых социальных классов, то

воздействие на сознание, которое они оказывают, перестает быть просто

рекламой; оно превращается в образ жизни. И это вовсе не плохой образ жизни

- он гораздо лучше прежнего, - но именно поэтому он становится на пути

качественных перемен. Как следствие, возникает модель одномерного мышления

и поведения, в которой идеи, побуждения и цели, трансцендирующие по своему

содержанию утвердившийся универсум дискурса и поступка, либо отторгаются,

либо приводятся в соответствие с терминами этого универсума, вписываются в

рациональность данной системы и ее количественных измерений (its

quantitative extension).

Одномерное мышление систематически насаждается изготовителями политики

и их наместниками в средствах массовой информации. Универсум их дискурса

внедряется посредством самодвижущихся гипотез, которые, непрерывно и

планомерно повторяясь, превращаются в гипнотически действующие формулы и

предписания. К примеру, "свободными" являются те институты, которые

действуют (и приводятся в действие) в Свободном Мире; остальные

трансцендентные формы свободы по определению записываются в разряд

анархизма, коммунизма или пропаганды. Подобным образом всякие

посягательства на частное предпринимательство, которые исходят не от него

самого (или правительственных решений), такие как система всеобщего и

всеохватывающего здравоохранения, или защита природы от чересчур активной

коммерциализации, или учреждение общественных услуг, чреватых ущербом для

частных прибылей, являются "социалистическими". Подобная тоталитарная

логика свершившихся фактов имеет свое соответствие на Востоке. Там свобода

провозглашена образом жизни, установленным коммунистическим режимом, в то

время как все остальные трансцендентные формы свободы объявляются либо

капиталистическими, либо ревизионистскими, либо левым сектантством. И в

том, и в другом лагере неоперационалистские идеи воспринимаются как

подрывные и изгоняются из образа жизни, а всякое движение мысли упирается в

барьеры, провозглашаемые границами самого Разума.

Паралич критики: общество без оппозиции

В данном случае критика развитого индустриального общества

сталкивается с ситуацией, которая, похоже, лишает ее всяких оснований.

Технический прогресс, охвативший всю систему господства и координирования,

создает формы жизни (и власти), которые, по видимости, примиряют

противостоящие системе силы, а на деле сметают или лишают почвы всякий

протест во имя исторической перспективы свободы от тягостного труда и

господства. Очевидно, что современное общество обладает способностью

сдерживать качественные социальные перемены, вследствие которых могли бы

утвердиться существенно новые институты, новое направление

производственного процесса и новые формы человеческого существования. В

этой способности, вероятно, в наибольшей степени заключается исключительное

достижение развитого индустриального общества; общее одобрение Национальной

цели, двухпартийная политика, упадок плюрализма, сговор между Бизнесом и

Трудом в рамках крепкого Государства свидетельствует о слиянии

противоположностей, что является как результатом, так и предпосылкой этого

достижения.

То, насколько изменилась основа критики, можно проиллюстрировать путем

беглого сравнения начального этапа формирования теории индустриального

общества с современным ее состоянием. В период своего зарождения в первой

половине девятнадцатого столетия критика индустриального общества,

выработав первые концепции альтернатив, достигла конкретности в

историческом опосредовании теории и практики, ценностей и фактов,

потребностей и задач. Это историческое опосредование произошло в сознании и

политических действиях двух крупнейших противостоящих друг другу классов:

буржуазии и пролетариата. Но, хотя в капиталистическом мире они по-прежнему

остаются основными классами, структура и функции обоих настолько изменились

в ходе капиталистического развития, что они перестали быть агентами

исторических преобразований. Всепобеждающий интерес в сохранении и

улучшении институционального status quo объединяет прежних антагонистов в

наиболее развитых странах современного общества. Что касается

коммунистического общества, то и там технический прогресс обеспечивает рост

и сплоченность в такой степени, что реалистичность понятия лишенной скачков

эволюции подавляет саму идею качественных перемен. В отсутствие явных

агентов и сил социальных перемен критика не находит почвы для соединения

теории и практики, мысли и действия и, таким образом, вынуждена восходить

на более высокий уровень абстракции. Даже самый эмпирический анализ

исторических альтернатив начинает казаться нереалистичной спекуляцией, а

подобные убеждения - делом личного (или группового) предпочтения.

И однако: опровергается ли этим теория? Перед лицом явно

противоречивых фактов критический анализ продолжает утверждать, что

необходимость социальных перемен не менее настоятельна, чем когда-либо

прежде. Для кого? Ответ неизменен: для общества в целом и для каждого из

его членов в отдельности. Союз растущей производительности и усиливающейся

разрушительности, балансирование на грани уничтожения, отказ от личной

ответственности за мысль, надежду и страх в пользу власть предержащих,

сохраняющаяся нищета перед лицом беспрецедентного богатства являют собой

наиболее бесстрастный обвинительный приговор - даже в том случае, если они

составляют лишь побочный продукт этого общества, а не его raison d'etre

(рациональное основание (фр.)): сама его всеохватная рациональность,

которая обусловливает его эффективность и разрастание, иррациональна.

Тот факт, что подавляющее большинство населения принимает и вместе с

тем принуждается к приятию этого общества, не делает последнее менее

иррациональными и менее достойным порицания. Различие между истинным и

ложным сознанием, подлинными и ближайшими интересами еще не утеряло своего

значения, но оно нуждается в подтверждении своей значимости. Люди должны

осознать его и найти собственный путь от ложного сознания к истинному, от

их ближайших к их подлинным интересам. Это возможно, только если ими

овладеет потребность в изменении своего образа жизни, отрицании

позитивного, отказе - потребность, которую существующее общество сумело

подавить постольку, поскольку оно способно "предоставлять блага" во всем

большем масштабе и использовать научное покорение природы для научного

порабощения человека.

«Умиротворение существования»

Развитое индустриальное общество приближается к такой стадии, когда

продвижение вперед может потребовать радикального изменения современного

направления и организации прогресса. Эта стадия будет достигнута, когда

автоматизация материального производства (включая необходимые услуги)

сделает возможным Удовлетворение первостепенных потребностей и

одновременное превращение времени, затрачиваемого на работу, в маргинальное

время жизни. Переход через эту точку означал бы трансцендирование

техническим прогрессом царства необходимости, внутри которого он служил

инструментом господства и эксплуатации, ограничивая этим свою

рациональность; за счет этого технология стала бы субъектом свободной игры

способностей, направленной на примирение природы и общества.

Такое состояние предвосхищено понятием Маркса "упразднение труда".

Однако термин "умиротворение существования" кажется более подходящим для

обозначения исторической альтернативы миру, который посредством

международного конфликта, трансформирующего и консервирующего противоречия

существующих обществ, подталкивает к глобальной войне. "Умиротворение

существования" означает развитие борьбы человека с человеком и с природой в

таких условиях, когда соперничающие потребности, желания и побуждения уже

не преобразовываются в господство и нужду посредством имущественных прав,

т.е. означает конец организации, увековечивающей деструктивные формы

борьбы.

В современном обществе борьба против этой исторической альтернативы

находит устойчивую массовую поддержку в основных слоях населения, а свою

идеологию - в строгой ориентации мышления и поведения на данный универсум

фактов. Усиленный достижениями науки и технологии и оправданный

возрастающей производительностью, status quo создает препоны для всякого

трансцендирования. Зрелое индустриальное общество, сталкиваясь с

возможностью умиротворения на основе технических и интеллектуальных

достижений, закрывает себя, стремясь избежать этой альтернативы, в

результате чего операционализм в теории и практике становится теорией и

практикой сдерживания. Нетрудно видеть, что под покровом поверхностной

динамики этого общества скрывается всецело статическая система жизни -

система, приводящая себя в движение с помощью угнетающей производительности

и нацеленного на выгоду координирования. Сдерживание технического прогресса

идет рука об руку с развитием в утвердившемся направлении и вопреки тем

политическим оковам, которые налагает status quo; чем более технология

становится способной создать условия для умиротворения, тем с большей

жесткостью умы и тела людей настраиваются против этой альтернативы.

Необходимость революции

Развиваемый советским марксизмом тезис о том, что преобладающие

противоречия между "отстающими производственными отношениями и характером

производительных сил" могут быть разрешены без взрыва и что "согласие"

между этими двумя факторами может быть достигнуто путем "постепенных

изменений", соответствует действительности лишь наполовину. Вторая половина

истины заключается в том, что количественной перемене все еще предстоит

перейти в качественную, в исчезновение Государства, Партии, Плана и прочих

независимых форм власти, налагаемых на индивидов. Поскольку такая перемена

должна оставить нетронутым материальный базис общества (национализированный

производственный процесс), это означает "политическую" революцию. И если бы

она повела к самоопределению в самом фундаменте человеческого

существования, а именно в измерении (dimension) необходимого труда, это

была бы самая радикальная и самая полная революция в истории. Распределение

предметов необходимости независимо от выполняемого труда, сокращение до

минимума рабочего времени, универсальное всестороннее образование,

стремящееся к взаимозаменимости функций - таковы предпосылки, но еще не

содержание самоопределения. И если создание этих предпосылок может быть

результатом принуждающего управления, то их становление означало бы его

конец. Разумеется, это не уничтожило бы зависимости зрелого индустриального

общества от разделения труда, несущего с собой неравенство функций, которое

вынуждается действительными социальными потребностями, техническими

требованиями и физическими и умственными различиями между индивидами.

Однако организаторская и надзирающая функции лишились бы привилегии

управления жизнью других в каких-то особых интересах. Такого рода переход

имел бы скорее революционный, чем эволюционный характер, даже если бы он

произошел на основе полностью национализированной и плановой экономики.

Заключение

В заключение хотелось бы отметить, что критика развитого

индустриального общества, осуществленная в период противостояния советского

и капиталистического общества остается такой же актуальной и в наше время.

По-прежнему подавление индивидуальных свобод и огромные расходы на средства

обороны объясняются очевидной угрозой извне, с той лишь разницей, что

теперь в качестве этой угрозы выступает международный терроризм. «Мы молча

принимаем необходимость мирного производства средств разрушения,

доведенного до совершенства расточительного потребления, воспитания и

образования, готовящего к защите того, что деформирует как самих

защитников, так и то, что они защищают»[1].

И хотя критикуемые тенденции получают все большее развитие, методы их

преодоления продолжают вызывать сомнения. Во-первых, это сама возможность

«политической» революции, оставляющей нетронутым материальный базис.

Подобное преобразование, даже если оно совершится практически без потерь,

наверняка вызовет значительное социальное напряжение, которое несомненно

повлияет на метериальный базис. Во-вторых, возможность существования такого

общества, где «распределение предметов необходимости независимо от

выполняемого труда, сокращение до минимума рабочего времени, универсальное

всестороннее образование, стремящееся к взаимозаменимости функций» требует

практически полной автоматизации средств производства, что несмотря на

современный уровень развития технологий вряд ли представляется реальным в

ближайшее будущее.

Единственно возможным в данной ситуации остается эволюционный путь

развития, подразумевающий, что все большая автоматизация производства сама

по себе будет неизбежно приводить к постепенным социальным пребразованиям.

Литература

1. Одномерный человек/ Г.Маркузе; пер. с англ. А.А.Юдина. – М.: ООО

«Издательство АСТ»: ЗАО НПП «Ермак», 2003. – 331 с, [5] – (Фиолофия.

Психология).

2. Открытая научная библиотека (http:// proxy.math.rsu.ru/ cgi-bin/

library/ folders.ru?bbk=01-p09&action=4)

3. Герберт Маркузе (http://www.prazdniki.ru)