Монада - центральное понятие в философии Лейбница
Монада - центральное понятие в философии Лейбница
Министерство высшего образования РФ
Казанский Государственный Технический Университет
им. А.Н. Туполева
Реферат по философии на тему:
Монада - центральное понятие
философии Лейбница.
Выполнил:
Студент гр. 3104
Никоноров Д.С.
Рецензент:
Павлов В.П.
Казань – 2003
Содержание:
Краткие биографические сведения.
1. Все к лучшему в этом лучшем из миров.
2. Теория монад.
3. Список используемой литературы.
Краткие биографические сведения.
Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646-1716) – великий немецкий философ и
ученый-энциклопедист, крупный общественно-политический деятель своей
эпохи. Родился в Лейпциге в семье юриста и преподавателя философии
(«мировой мудрости») местного университета, в котором учился и сам
Лейбниц. В дальнейшем отказался от академической карьеры и поступил на
службу к Майнцскому курфюрсту. В историю естествознания вошел как
крупнейший математик, разработавший дифференциальное и интегральное
исчисление, усовершенствовавший счетную машину Паскаля, решивший ряд
первостепенных технических проблем своего времени, высказавший ряд
гениальных идей в области геологии, биологии, юриспруденции, языкознание и
других наук. Был членом лондонского Королевского общества и Парижской
академии наук. Лейбниц много занимался организацией научной работы, был
основателем и первым президентом Берлинской академии наук. Свои
философские идеи Лейбниц сформулировал в ряде произведений и множестве
писем к самым различным корреспондентам. К числу важнейших из этих
произведений относятся: «Исповедание природы против атеистов» (1668),
«Новая система природы и общения между субстанциями, а также о связи,
существующей между душой и телом» (1695), «Рассуждение о метафизике»
(1685), «Новые опыты о человеческом разуме» (1704)- полемическое
сочинение, стремящееся к систематическому опровержению сенсуалистических
идей «Опыта о человеческом разуме» Локка (ввиду смерти последнего Лейбниц
отказался от публикации этого важнейшего своего философского произведения,
которое впервые увидело свет лишь в 1765 г.). За несколько лет до смерти
автора появились «Теодицея» (1710) и «Монадология» (1714) – краткое и
популярное изложение сложившейся идеалистической системы Лейбница. Большая
часть его философских произведений написана на французском и латинском
языках, незначительная – на немецком .
1
Все к лучшему в этом лучшем из миров
Философия рационализма триумфально прошла по всем развитым странам
Европы: Англии, Франции, Голландии… Германия представлена выдающимся ученым
и мыслителем Готфридом Вильгельмом Лейбницем (1646-1716). Энциклопедизм и
многообразие интересов отличали Лейбница с молодости. По мнению Л.
Фейербаха:«все духовные дарования, которые обыкновенно встречаются по
частям, в нем объединились: способности ученого в области чистой и
прикладной математики, поэтический и философский дар, дар философа-
метафизика и философа-эмпирика, историка и изобретателя, память,
избавлявшая его от труда перечитывать то, что однажды написано, подобный
микроскопу глаз ботаника и анатома и широкий кругозор обобщающего
систематика, терпение и чуткость ученого, энергия и смелость самоучки и
самостоятельного исследователя, доходящего до самых основ». К сожалению,
размах, многообразие интересов и жизненных связей помешали полной
реализации его многостороннего таланта. Многие его идеи остались
нереализованными. Но то, что он сделал в науке и философии, составляет
эпоху в развитии европейской мысли.
Лейбниц попытался преодолеть наметившийся в философии картезианства
разрыв между миром и человеком. С этой целью он выдвигает концепцию о
монадах. Монады, согласно Лейбницу, суть неделимые, простые субстанции,
своего рода последние кирпичики мироздания, «истинные атомы природы». Но, в
отличие от атомов Демокрита, монада – духовная единица бытия, своего рода
«излучение божества». Монады не могут быть уничтожимы, они вечны и
существуют всегда независимо от того, что происходит с конкретными
физическими телами. Монады не имеют конкретных физических и геометрических
характеристик, они скорее суть «метафизические», нежели естественно –
научные, точки. Поэтому они не протяженны в физическом смысле и возникают
из непрерывных «излучений божества». При этом монады индивидуальны и
отличаются друг от друга, как отличаются между собой разные индивиды.
Согласно Лейбницу, «никогда не бывает в природе двух существ, которые были
бы совершенно одно как другое». И поскольку они существуют не в
пространстве в физическом смысле, ибо пространство делимо, а монады
неделимы, то они не изменяются под действием внешних событий. Но это нельзя
трактовать так, что монады существуют не изменяясь. Наоборот, они находятся
в беспрерывном изменении, они динамичны. Монады не только просты, но и
замкнуты. У них нет «окон, через которые что-либо могло бы войти» внутрь
монады или выйти из неё. Монады не только индивидуальны и отличаются друг
от друга, но и самостоятельны, и одна монада не может влиять на внутреннюю
жизнь другой монады. Итак, монады суть бестелесные, лишенные
пространственных характеристик духовные сущности, не имеющие частей и
замкнутые в себе. Естественно, такую «метафизическую» сущность нельзя
воспринимать непосредственно органами чувств, она постигается только умом.
Основным атрибутом монады у Лейбница выступает сила: «Постоянно
существует одна и та же сила, энергия, и она переходит лишь от одной части
материи к другой, следуя законам природы». Сила выступает «ближайшей
причиной» изменений тел. Такой подход вносит динамизм в картину мира, ибо,
в отличие от других рационалистов – Декарта и Спинозы, распространявших
активность только на разум, Лейбниц считает саму субстанцию в форме монад
активной, «способной к действию». По его мнению, «всякая подлинная
субстанция только и делает, что действу
2
Таким образом, Лейбниц выступает против превращения механики во всеобщий
образец научного и философского видения мира, считая организмический идеал
методологически более плодотворным, вносящим жизненность и в неорганическую
природу. Согласно Лейбницу, «во всех неорганических (телах. - К.Д.)
скрываются органические, так что вся масса, на вид бесструктурная и сплошь
однородная, внутри неоднородна, а дифференцирована, притом не бесформенно,
а упорядоченно». При этом характер упорядоченности и структуризации разных
тел различен, индивидуален. Однако жизненность всеобща, универсальна, она
пронизывает все уровни бытия. С различным характером упорядоченности и
структуризации связан тезис Лейбница о том, что в мире нет абсолютно
одинаковых тел, даже две капли воды различны.
С этой идеей Лейбница связано другое положение его философии – закон
непрерывности, который дополняет его динамизм. Этот закон позволяет
Лейбницу прийти к выводу о родстве всех живых существ и их связь
неорганической природой: «…люди находятся в близкой связи с животными,
животные с растениями и растения опять-таки с ископаемыми, в то время как
последние, в сою очередь, с телами, которые воспринимаются нами посредствам
чувств».
Если монады столь своеобразны, то кто же обеспечивает единство и
согласованность их действий?! Согласно автору монадологии, указанное
единство является результатом божественной предустановленной гармонии.
Согласно последней, все монады выражают одну и ту же Вселенную. Бесконечное
количество монад воспроизводят Вселенную, что находит отражение в
утверждении Лейбница о том, что «повсюду и всегда существует одна и та же
вещь с различными степенями совершенства».
Наконец, Лейбниц много и плодотворно занимался философскими проблемами
морали, государства и права, доказывая, что первоисточником зла выступает
ограниченность и конечность всех вещей, несовершенство мира, сотворённого
Богом. Исходя из этого, Лейбниц создал концепцию «оправдания Бога» -
теодицию, где он доказывает, что созданный мир является лучшим из возможных
миров. Согласно Лейбницу, в этом самом совершенном мире даже зло – этот
неизбежный спутник и условие добра – к лучшему. Поэтому Лейбниц исходит из
того, что божественное всеведение должно было знать этот лучший из миров,
божественная благодать должна была желать его осуществления, тогда как
божественное всемогущество должно было быть способным его произвести. Все
это возможно, согласно Лейбницу, поскольку не противоречит законам логики.
Главное – «сотворенный мир» самый совершенный в силу того, что в нем добро
значительно превосходит зло. Перевес добра над злом в этом мире больший,
чем во всех других возможных мирах.
Теория монад
Прежде чем рассмотреть теорию монад Лейбница обратимся к понятию
субстанции:
Субстанция (лат. Substantia – сущность) – философский термин,
обозначавший в домарксистской философии первооснову всего существующего,
которая обуславливает возникновение и исчезновение конкретных вещей и
явлений, а сама ни от чего не зависит, являясь причиной самой себя. С точки
зрения идеализма такой С. является дух, бог, идея, мировой разум. Дуалисты
(Декарт) исходили из признания двух субстанций: материальной и духовной.
Пантеизм (Николай Кузанский, Бруно)
считал С. бога, отождествляемого с природой. Метафизический материализм
понимал под С. материю,
которую он отождествлял с вечными, неизменными, непроницаемыми и
неделимыми атомами. Диалектический материализм отрицает существование
какой–либо последней, однородной и вечной С., неизменной сущности вещей.
Основу мира, его сущность он видит в материи, находящейся в состоянии
вечного движения и развития. Это само бесконечное множество постоянно
изменяющихся предметов и явлений объективного мира, которые неисчерпаемы
вглубь.
Теперь переходим непосредственно к рассмотрению монад Лейбница:
Различие и тождество, непрерывность, монадность и принципы совершенства и
полноты, логические модальности- все эти методы Лейбница характеризуют
всеобщую последовательность вещей. Они ведут к признанию множественности
субстанций.
По мысли Лейбница, из одной- единственной субстанции неповторимое
многообразие вещей и качеств бесконечной Вселенной произойти не может, так
что принцип качественного многообразия должен быть введен в «самое»
субстанцию. Бесспорно, философ был прав, считая, что в самой природе бытия
должна быть налицо многокачественность. Но это выступление против монизма
Спинозы нельзя оценить однозначно. Лейбниц был прав, критикуя Спинозу за
то, что его учение о свойствах субстанции не только не дает возможности
осуществить обоснованный переход к неисчерпаемому многообразию мира
модусов, но даже препятствует ему, но Лейбниц был не прав, полагая, что
Спиноза исходит из понятия одной субстанции.
Утверждая, что субстанций бесконечно много, Лейбниц смешивал две
различные проблемы – философского (субстанциального) и естественнонаучного
(физического, структурно- дискретного) многообразия вещей. Отсюда
ошибочность его требования, чтобы существовало беспредельное множество
субстанций. Правда, он достигает единства упорядоченности субстанций,
утверждая наличие среди них строгой и всеобъемлющей иерархии, так что они
составляют систему. Поскольку между субстанциями Лейбница имеется
качественное родство, они составляют своего рода семейство. Здесь мы
обнаруживаем диалектику единства и многообразия реального мира, но эта
диалектика в данном случае достигается дорогой ценой – ценой идеализма,
поскольку все субстанции роднит между собой, по Лейбницу, общая их духовная
природа.
Поэтому различия между субстанциями оказывается не пространственно-
временными и механически- количественными, а духовно- психическими и
органически- качественными. Метод Лейбница распространяет индивидуализацию
и автономность по всему миру, до самых отдаленных его уголков. Подобно
различным человеческим личностям субстанции индивидуальны и неповторимы,
каждая из них обладает своеобразием, на свой манер изменяется и
развивается, хотя развитие их всех происходит в конечном счете в едином
направлении.
При всей своей индивидуальности субстанции родственны друг другу не
только в том, что все они духовны, но и в том, что они вечны и «просты»,
т.е. неделимы. В этом смысле, а также в том, что пространственные различия
для них вообще не существенны, они представляют собой «точки» - точки не
математические или физические, а «метафизические». Это не минимальные
элементы геометрических структур и не вещественные атомы или корпускулы, но
«атомы истинные», подобные тем своего рода неделимым «атомам» в
пневматологии и юриспруденции, которыми оказывается в этих науках
человеческие души и личности.
4
Согласно этой «философии точек», как обозначил Лейбниц своё мировоззрение
в письме герцогу Иоганну Фридриху в 1671 г., геометрические и физические
точки суть лишь «точки зрения» и вообще только явления, а «точки» духовные
– это сущности.
Физические «точки», по Лейбницу, в принципе всегда сложны, то есть
реально и познавательно расчленимы, делимы на их составляющие, так что в
телесной природе не существует никаких окончательных, далее неделимых
элементов. Точки математические суть абстракции, а не реальность. Но
возникает вопрос, что представляют собой особые «точки» в открытом самим
Лейбницем новом исчислении так называемых бесконечно малых, т.е.
дифференциалы? После долгих поисков и блужданий он пришел к верному в
принципе решению: эти дифференциалы вообще не есть ни точки(в
алгебраическом выражении – нули), ни определенные отрезки (величины), не
бесконечно малые количества. Подобно мнимым корням и мнимым числам в
алгебре «бесконечно малые применимы лишь для математических выкладок». Но
открывается возможность для фигурального и приблизительно-метафизического
использования терминов «дифференциал», «бесконечно малая величина» уже не в
математике, а в философии. Ею Лейбниц и воспользовался.
Он не только характеризует субстанции, ссылаясь на данные микроскопии как
«живые точки», но и считает их своего рода метафизическими дифференциалами,
некими актуально бесконечно малыми сущностями. При строгом употреблении
всех этих терминов возникает логический тупик, ибо конечная бесконечность
невозможна, как и любое аналогичное ей понятие. Это признает и сам Лейбниц:
«Ничего подобного не существует. Такое понятие внутренне противоречиво…».
Но при употреблении иносказательном нет более подходящего обозначения для
субстанций. Им не свойственна протяженность, и в этом смысле они суть
точки, то есть как бы пространственные «ничто», но, будучи субстанциями,
они полны содержания и неисчерпаемы, и в этом смысле они суть бесконечно
содержательные «нечто». Равнодействующей этих двух философских параметров и
будет понятие философской бесконечно малой сущности, которая в то же время
отличается и противоположным качеством – бесконечно большой
содержательностью.
Все же это понятие, как ни подчеркивать его иносказательность, ведет
концепцию Лейбница к неизбежным в ней формально-логическим противоречиям.
Лейбниц во многих случаях рассуждает по поводу субстанций и их интеграции
так, как если бы они действительно были некими бесконечно малыми, а в то же
время индивидуально и строго фиксируемыми и конечными объектами. Это
окутывает «метафизические точки» покровом мистики и таинственности.
Будучи метафизическими точками или «живыми нулями», субстанции Лейбница с
не меньшим правом могут быть названы и метафизическими индивидуальностями,
т.е. монадами (от греч. monas – единица), как философ стал их называть с
1696 г. Термин «монада» уже употреблялся и раньше, например, в сочинениях
Д. Бруно. Сам Лейбниц называл свои субстанции-монады также и по-другому:
«энтелехии», «субстанциональные формы», «формальные атомы» и «подлинные
атомы», - применяя, таким образом, выражение Аристотеля и Демокрита.
Монады не возникают, ибо возникновение субстанций из ничего было бы
чудом, а телесное возникновение как соединение ранее существовавших частей
не присуще субстанциям. Они и не гибнут, ибо погибать могут только сложные
тела, распадаясь на свои составные элементы. Субстанция не может умереть,
то есть монады «бессмертны» и в этом подобны духам. В любом уголке
Вселенной бьет ключом жизнь, нигде не умолкает хор её голосов.
5
Но в чем же состоит жизнь монад? Всякая жизнь есть деятельность, и
субстанции не могут бездействовать, с другой стороны, только субстанции
могут обладать деятельностью. Монадам чужда пассивность, они чрезвычайно
активны, одни более в потенции, другие – актуально, и можно даже сказать,
что именно активное стремление составляет их сущность. Каждая из них есть
постоянный и беспрерывный поток перемен, в котором изменение реальности и
сознания, движения и развития совпадают. Монады – это силы, и поскольку они
духовны, а в то же время суть «точки», то они представляют собой центры
сосредоточения сил разнокачественных, но всегда идеальных. Перед нами
плюралистическо-идеалистсческая концепция активно действующих субстанций.
Субстанция Лейбница – это, по выражению Л. Фейербаха, не только
многоцветный, «многогранный кристалл», но и принцип деятельности, почти не
ведающий покоя. Этот принцип приобрел у философа даже этническую окраску,
что неудивительно ввиду его идеализма: в вечном «беспокойстве» монад
заключается их счастье, хотя к смутной стадии этого беспокойства неизбежно
примешано едва заметное страдание. Однако «…счастье заключается в наиболее
гармоничном состоянии ума». Путь к этой гармонии идет, таким образом, через
активность, деятельность, борьбу, преодолевающую чувство лишенности,
неудовлетворенности, страдания и своими результатами устраняющую его.
Принцип активного стремления у Лейбница распространен на всю природу – в
этом его естественнонаучное значение. Последнее – самое замечательное в
динамичной трактовке монад. Маркс в письме Энгельсу от 10 мая 1870г.
заметил: «Ты знаешь, как я восхищаюсь Лейбницем».
В соображениях Ленина есть существенный момент: монады Лейбница – это не
только принципы деятельности, силы, contus’ы, но также и носители
деятельности. Монады обладают не только динамической, но и собственно
субстанциальной и притом индивидуальной характеристикой.
Идеалистическое понимание Лейбницем вопроса о субстратности монад
неизбежно сказалось и на трактовке их динамизма. Сущностные силы – это силы
«первичные», вечные, всегда живущие в своих действиях, неповторимые и
соединяющие в себе способность к изменению и тенденцию к актуализации.
Актуализация устремлена из идеально-духовного в материальное: духовные силы
порождают духовное движение, которое обнаруживает себя затем как движение
материальное, и уже отсюда проистекает далее протяженность и структурность
физических процессов. Монады суть «точки» в том, в частности, смысле, что
они суть сосредоточения неделимых вследствие своей духовности сил, которые
нельзя ни раздробить, ни размножить. Делимо пространство и повторимы его
фрагменты, а монады не делимы не только вследствие своего точечного
характера, но и потому, что по своей сущности они вне пространственных
измерений. Населяя весь мир своим метафизическим континуумом, они не
оставляют никакой возможности для «метафизической пустоты» не потому, что
их очень много и их множество заполняет пустоту, а потому, что понятия
заполненности и незаполненности не имеют применительно к сущности монад и
сочетаний последних никакого смысла. Соответственно динамические свойства
монад не носят векторного характера, силы-монады не имеют направлений.
Монады рассматривались и описывались Лейбницем по анологии с
человеческими «я». Их жизнь заключается не только в деятельности, но и в
сознании. Когда Лейбниц пишет о монаде, что «субстанция есть существо,
способное к действию», это ещё не означает спиритуализма.
6
Так, личность, изменяясь на протяжении всей жизни человека, остается
именно данной личностью, сохраняющей сознание непрерывности своего
существовании во времени. «Движение» каждой монады есть её духовное
изменение, развитие. Вся огромная совокупность монад напоминает «народ»,
состояние которого есть сочетание сознаний составляющих его отдельных монад-
личностей.
Имея общую духовную природу и, как увидим ниже, общее происхождение, все
монады, согласно первому принципу метода, не тождественны друг другу,
подобно тому, как различаются друг от друга характеры, ум и взгляды людей.
Различия между монадами, как и между человеческими душами, могут быть
указаны, по крайней мере, по двум основным параметрам – по «углу зрения» на
мир, т.е. по оригинальности структуры сознания, и по степени общего
развития, активности и совершенства.
Согласно принципу постепенности, монады не только отличаются друг от
друга, но и в той или иной мере похожи друг на друга именно так, как это
бывает у людей, в результате чего образуются различные группы и виды
единого монадного царства.
Впрочем, всеобщая совокупность монад похожа и на республику: ведь подобно
душам людей каждая из них – обособленный мир, обладающий своим содержанием,
в которое не может внедриться никакое духовное содержание извне и из
которого не может ни что «просочиться» вовне. Каждая монада – замкнутый
космос, и отсюда знаменитое изречение Лейбница: «Монады вовсе не имеют окон
(les monads n'ont point de fenetres), через которые что-либо могло бы войти
туда или оттуда выйти». Монады не могут воздействовать ни на что вовне себя
и сами не подвержены никакому внешнему влиянию – в этой самодостаточности
их совершенство, а в их самоограниченности гарантия того, что мир
представляет собой не хаос, а систему.
Но это своеобразная система: как бы повторяя в философии германский
политический партикуляризм той эпохи, взаимообособленность монад достигает
опасной грани, за которой их связи и взаимодействия могли бы исчезнуть. И
Лейбницу придется немало поломать голову над тем, как вновь восстановить
единство и гармонию мира, подорванную замкнутостью и взаимоизолированностью
монад.
Лейбниц мечтал как о гармоничной координации монад, так и об их
субординации, образующей систему управления. Но все это недостижимо,
поскольку противоречит самозамкнутости монад, а объяснение Лейбница, что
одни монады охотно подчиняются другим, если близки их взгляды на мир,
крайне искусственно. Если монады самозамкнуты, то невозможна не только их
организация в систему руководства и подчинения, но и диалог, а значит, и
коллективная работа ученых в академиях, о которой так горячо мечтал великий
просветитель…
Почему эти единство и гармония мира, столь строго утверждаемые принципами
метода Лейбница, были поколеблены? Виной этому – идеализм его концепции, у
которой был предшественник и современник, окказионализм (от слова occasion
– случай). Изъяв монады из реального вещественно-протяженного мира, Лейбниц
обособил тем самым существенные отношения от феноминальных: факт
взаимодействия между вещами перестал быть в его глазах свидетельством
связей между монадами. «Метафизическим точкам» невозможно общаться друг с
другом, если нет пространства для их общения и сами они внепространственны.
Перенесение окказионалистского решения проблемы на монады, по которому
бог, беспрерывно воздействуя на них, гармонизирует и приводит во взаимно
однозначное соответствие их состояния, не вполне удовлетворило Лейбница.
Бог здесь выступает в роли неумелого часовщика, вынужденного по средством
своего вмешательства непрестанно поддерживать синхронный ход часов.
Оставалось именно в собственной
7
внутренней деятельности каждой монады искать причину её системного единства
со всеми остальными монадами и описать процессы, к этому единству ведущие.
Отсюда вытекала задача охарактеризовать эту внутреннюю деятельность монад
именно как определенную историю их жизни.
Сам по себе данный замысел содержал в себе некоторое диалектическое
зерно. Ведь аналогичный замысел Спинозы, стремившегося определить все
происходящее в мире как продукт внутренних причин (causa sui), единой
субстанции, Энгельс оценил как стихийную диалектику взаимодействия. Акцент
на беспредельную неисчерпаемость содержания каждой монады усиливает то
качественное многообразие мира, которое определяется фактом различия всех
монад друг от друга. И если их оригинальность и неповторимость говорит
скорее против мирового единства и гармонии, чем в его пользу, то
бесконечное многообразие внутри каждой из них дает надежду на обретение
этого единства и гармонии, чем в его пользу, то бесконечное многообразие
внутри каждой монаде может быть нечто такое, что соответствует в тот или
иной момент времени состояниям и изменениям всех остальных монад.
Если же ограничиться лишь самодостаточностью для каждой монад её
внутреннего индивидуального мира, то тем самым закрепляются метафизические
черты всей системы Лейбница. Внутреннее в таком случае обособляется от
внешнего, монада ревниво замыкается в своем личном и неповторимом, хотя в
этом неповторимом всегда можно найти что-то, приблизительно соответствующее
неповторимым чертам каждой из всех прочих монад. Иного результата и не
могло быть, коль скоро субстанция Спинозы – весь макромир, а субстанция у
Лейбница – это частный и строго индивидуальный микромир.
В результате система Лейбница не только оказывается отягощенной
метафизикой, но и впадает в субъективный идеализм. Она приобретает облик
своеобразного коллективного солипсизма. Одни из новейших комментаторов, Г.
Карр, утверждая, что философ поставил перед собой задачу «сконструировать
систему реальности, отправляясь солипсистского базиса», объявил Лейбница
духовным отцом всего идеализма ХХ в.
Как Лейбниц понимал внутреннее развитие монад? Каждая из них живет более
или менее интенсивной жизнью, которую можно объяснить опять-таки по
аналогии с психической жизнью людей: ощущения, созерцания, представления,
самосознание – вот её ступени. Монады как бы двулики: стремление и
восприятие – это две стороны их жизни. Саморазвитие каждой монады – это
теологический переход её ко всё более высоким ступеням сознания, что
совпадает с прогрессом её познания. Впоследствии эту идею Лейбница сделал
центральным принципом всей своей философии Гегель: развитие субстанции, её
самопознания и познания есть одно и то же. Развитие монады происходит в
соответствии с принципом непрерывности. Представления, будучи у одной и той
же монады в разное время и у разных монад в одно и то же время
неодинаковыми и обладая разной степенью ясности, постепенно делаются все
более отчетливыми и полными. Лейбниц истолковал саморазвитие монад как
перемещение и внимания на все более новые члены их «рядов мышления», причем
«из многих рядов мышления для определения духа сильнее тот, который более
совершенен… более совершенен тот ряд мышления (cogitandi series), который
дает более раздельный материал мышления». Самые низшие монады (на схеме 1 –
а)он называет «голыми (nues)»;они составляют главным образом неорганическую
природу, и их нельзя назвать ни мертвыми, поскольку смерти нет, ни живущими
той жизнью,
которой живут сознающие души, поскольку древний гилозоизм в буквальном
своем значении неверен.
Эти монады «спят без сновидений», и они составляют камни, землю, траву и
т.п.
Между так называемой неживой природой и живой существует непрерывная
связь через цепочку посредствующих звеньев, т.е. промежуточных существ.
Здесь вступает в силу принцип непрерывности метода Лейбница. Ступени
перехода есть и внутри органической природы – между растениями и животными
и людьми (на схеме 1 – в, с, d).
Второй класс монад отличается тем, что его элементы обладают ощущениями и
созерцаниями (восприятиями, перцепциями). Самым неразвитым представителям
этого класса свойственны пассивные, т.е. подсознательные и
полусознательные, смутные созерцания. Излюбленными примера таких служат у
Лейбница едва слышный шорох, издаваемый падающей песчинкой, и слабый шум
прибрежных волн. Но это значит, что смутные перцепции, по Лейбницу, имеются
не только у низших, но и у развитых монад (душ, ames). Эти соображения были
направлены против схематизма учения Локка (преодоленного, впрочем, самим
Локком в его «Мыслях о воспитании») и вносили в психологию новый,
оригинальный подход, оказавшийся в XIX – XX вв. очень плодотворным
(пороговые ощущения, открытые Фехнером!), хотя им и злоупотребляли
фрейдисты. Основной состав второго класса – животные (animaux); их
деятельность по преимуществу страдательна, пассивна; самосознание им не
свойственно.
Третий, самый высокий из известных нам класс монад образуют души людей
(d). Это духи (esprits) – активные сознания, обладающие памятью,
способностью к рассуждению и ясной аперцепцией, т.е. Локковой рефлексией и
самопознанием. Усредненный элемент третьего класса был для Лейбница той
моделью, по которой он формировал учение о монадах вообще.
Итак, монады при всем безграничном их качественном разнообразии,
составляют всеобщую последовательность, систему. Развитие монад низшего
класса имеет целью достижение состояния монад более развитых, животных, а
развитие последних устремлено к состоянию духов. Но и в онтогенезе высших,
духовных, монад, т.е. людей, наблюдается та же картина – их сознательной
жизни, ориентированной на развитие научного и философского мышления,
предшествуют довольно примитивные состояния как в детстве, так и на
начальных стадиях познания ими любого объекта, поскольку оно начинается с
пассивной чувственности. В монаде более высокого ранга всегда присутствуют
низшие состояния – не только как рудименты, но и как необходимые для её
деятельности. В свете этого учения Лейбница получает новое осмысление
теория Аристотеля о трех уровнях (видах) души – растительном, животном и
разумом, т.е. мыслящем. Рациональное содержание этой теории в том, что
высшие функции организма действительно не могут осуществляться иначе как на
основе низших функций, т.е. первые зависят от последних.
A B C
D e
dx
Схема 1
9
Таким образом, развитие коллектива монад означает эволюцию каждого из его
членов, становления рода (филогенез) и индивидуума (онтогенез) составляют
модель друг для друга, обладают общими чертами и приблизительно одинаковой
структурой. Так вырисовывается Лейбницев замысел единой программы для всех
монад, которая гармонизировала бы их совокупную деятельность, несмотря на
отсутствие сущностного взаимодействия между ними. Так намечается и будущее
гегелевское тождество исторического и логического, мистифицированно
выражающее реальный факт их единства и отраженния первого во втором.
Сходство программ всех монад выражается и в общности тенденций развития
их эмоциональной жизни. Совершающиеся в них познавательные процессы
внутренне связаны с желаниями (appetitiones), составляющими как бы их
другую сторону. По мере усиления познавательной активности монад возрастают
и их желания, которые в свою очередь становятся источником дальнейшего
прогресса монад, их ориентации на переход во все более высокие, т.е.
совершенные состояния. Монады к этой цели «страстно» стремятся, их
объединяет в этом общая по содержанию теология, хотя она всегда в разной
мере реализуется разными монадами, и иерархия по степени совершенства имеет
место также с точки зрения степени реализации общей для всех них цели.
Кстати говоря, реабилитация Лейбницем категории «цель», которую столь
третировал Спиноза, должна быть оценена нами не только с точки зрения
«грехопадения» Лейбница-идеалиста. Ведь глубокая диалектика причин и целей,
смутно угаданная им, а затем классиками немецкой философии начала XIX в.,
реализуется, как показали ныне теория информации и кибернетика, в
деятельности самоорганизующихся гомеостатических систем, и человек – только
одна из них.
Каков же в свете сказанного конечный пункт теологического развития монад
и как «далеко» он «отстоит» от людей? Каков исходный пункт их развития в
мировой последовательности и какова изначальная «пружина»эволюции каждой из
монад?
Вопрос об исходном пункте решается с точки зрения непрерывного ряда
«метафизических дифференциалов»: какая бы неразвитая монада не была
названа, всегда может быть в принципе указана какая-то другая, ещё менее
развитая монада, так что, обозначая «начало» всемирной последовательности
через «dx», имеем ввиду опять-таки некую разновидность так называемого
трансфинитного (бесконечного) множества. Таким подходом определяется и
решение проблемы существования класса или классов монад post humanum –
после людей (на схеме 1 – е).
несколько более совершенные, чем человек. А существует ли этот пункт
вообще? Или это релулятивная, но объективно как раз не существующая цель
стремлений? Как целевая причина – объективная или же регулятивная – этот
конечный пункт оказался бы одновременно и окончательной «пружиной» эволюции
любой монады, упорядочивающей и согласовывающей её деятельность с
деятельностью всех остальных монад.
Для ответа на последний вопрос присмотримся поближе к мировой
последовательности монад. Прогресс каждой из монад в едином их ряду в
принципе ничем, нигде и никогда не может быть остановлен, хотя их развитие
и совершает часто попятные движения, поскольку от того, что в мире явлений
называют смертью, а в мире сущностей – инволюцией монад, происходит
временное возвращение их на более низкий уровень духовной жизни, и нет,
кроме того гарантии, что после каждого такого возвращения сразу же
последует подъём на ранее достигнутый, а тем более на ещё более высокий
уровень.
10
Список используемой литературы 1.
«Антология мировой философии». Том 2 («Европейская философия от эпохи
возрождения по эпоху просвещения»). М.-1970. 2.
Краткая история философии/ Под общ. ред. В.Г. Голобокова. – М.:Олимп;
Издательство АСТ, 1997.
3. Лейбниц Г.Ф. Сочинения (том 1, 2). Перевод с французского П.С.
Юшкевича. Издательство «Мысль», 1982.
4. И.С. Нарский. «Готфрид Лейбниц». Издательство «Мысль», 1972.
Список используемой литературы 1.
«Антология мировой философии». Том 2 («Европейская философия от эпохи
возрождения по эпоху просвещения»). М.-1970. 2.
Краткая история философии/ Под общ. ред. В.Г. Голобокова. – М.:Олимп;
Издательство АСТ, 1997.
3. Лейбниц Г.Ф. Сочинения (том 1, 2). Перевод с французского П.С.
Юшкевича. Издательство «Мысль», 1982.
4. И.С. Нарский. «Готфрид Лейбниц». Издательство «Мысль», 1972.
|