Явление Ницше

Явление Ницше

Министерство общего и профессионального образования

Обнинский институт атомной энергетики

Реферат на тему:

Выполнил студент

2 курса гр. ИС-28

Грибов А.А.

Обнинск

2000 г.

ВРЕМЯ В СВОЕМ БЕСКОНЕЧНОМ ТЕЧЕНИИ, В ОПРЕДЕЛЕННЫЕ ПЕРИОДЫ, ДОЛЖНО

НЕИЗБЕЖНО ПОВТОРЯТЬ ОДИНАКОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ВЕЩЕЙ. ЭТО НЕОБХОДИМО; ЗНАЧИТ,

НЕОБХОДИМО И ТО, ЧТО ВСЯКОЕ ЯВЛЕНИЕ ПОВТОРЯЕТСЯ. СЛЕДОВАТЕЛЬНО, ЧЕРЕЗ

БЕСКОНЕЧНОЕ, НЕОГРАНИЧЕННОЕ, НЕПРЕДВИДИМОЕ КОЛИЧЕСТВО ЛЕТ, ЧЕЛОВЕК ВО ВСЕМ

ПОХОЖИЙ НА МЕНЯ, ПОЛНОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ МЕНЯ, СИДЯ В ТЕНИ ЭТОЙ СКАЛЫ, НАЙДЕТ В

СВОЕМ УМЕ ТУ ЖЕ МЫСЛЬ, КОТОРУЮ НАШЕЛ СЕЙЧАС Я, И ЭТА МЫСЛЬ БУДЕТ ЯВЛЯТЬСЯ В

ГОЛОВЕ ЧЕЛОВЕКА НЕ ОДИН, А БЕСЧИСЛЕННОЕ КОЛИЧЕСТВО РАЗ, ПОТОМУ ЧТО

ДВИЖЕНИЕ, УПРАВЛЯЮЩЕЕ ВСЕМИ ЯВЛЕНИЯМИ, БЕЗОСТАНОВОЧНО. ЕСЛИ ТАК, ТО ВСЯКАЯ

НАДЕЖДА ДОЛЖНА БЫТЬ ОТВЕРГНУТА, И МЫ ДОЛЖНЫ ОПРЕДЕЛЕННО УСТАНОВИТЬ СЕБЕ,

ЧТО НИКАКАЯ НЕБЕСНАЯ ЖИЗНЬ НЕ ВСТРЕТИТ НАС И ЧТО В БУДУЩЕМ НАС НЕ ЖДЕТ

НИКАКОЕ УТЕШЕНИЕ. МЫ ТОЛЬКО ТЕНИ СЛЕПОЙ ОДНООБРАЗНОЙ ПРИРОДЫ, МЫ ПЛЕННИКИ

МИНУТЫ. НО НАДО ПОМНИТЬ, ЧТО ЭТО СТРАШНАЯ ИДЕЯ, УБИВАЮЩАЯ В НАС ВСЯКУЮ

НАДЕЖДУ, ОБЛАГОРАЖИВАЕТ И ОДУХОТВОРЯЕТ КАЖДУЮ МИНУТУ НАШЕЙ ЖИЗНИ; МГНОВЕНИЕ

НЕПРЕХОДЯЩЕ, ЕСЛИ ОНО ВЕЧНО ВОЗВРАЩАЕТСЯ; МАЛЕЙШИЙ МИГ ЯВЛЯЕТСЯ ВЕЧНЫМ

ПАМЯТНИКОМ БЕСКОНЕЧНОЙ ЦЕННОСТИ И КАЖДЫЙ ИЗ НИХ БОЖЕСТВЕНЕН.

ПУСТЬ ВСЕ БЕСПРЕРЫВНО ВОЗВРАЩАЕТСЯ - ЭТО ЕСТЬ ВЫСШАЯ СТЕПЕНЬ СБЛИЖЕНИЯ

МЕЖДУ БУДУЩИМ И СУЩЕСТВУЮЩИМ МИРОМ; В ЭТОМ ВЕЧНОМ ВОЗВРАТЕ - И ЗАКЛЮЧАЕТСЯ

ВЫСШАЯ ТОЧКА МЫШЛЕНИЯ.

Фридрих Ницше

ВВЕДЕНИЕ

БОЛЬШЕ - ПОЛЕ БИТВЫ, ЧЕМ ЧЕЛОВЕК

Ни для кого не секрет, что первым осмысленным способом общения было

сочетание звуков. В дальнейшем, вместе с развитием интеллекта человека,

совершенствовалась и его речь, которая представляла собой уже некую

«музыку» звуков - сформированных в слова. Это сделало возможным появление

поэтов, которые придали этой музыке различные формы - от катастрофически

ужасных до изысканно красивых. Кроме того, познав себя и свой язык,

человек научился вкладывать в обычные высказывания некий подтекст, эдакий

«телепатический сигнал», например известные всем «центурии Нострадамуса»

(не содержащие прямых предсказаний, впрочем, абсолютно соответствующих

реальным событиям) написаны именно в этом стиле. Да что центурии - сама

БИБЛИЯ написана так, что только одаренный, глубоко духовный читатель сможет

увидеть в ней не только учебник нравственности и сборник смыслов жизни, а

также - магические предсказания и предостережения адресованные потомкам.

Таковыми являются на мой взгляд и бессмертные творения Фридриха Ницше,

человека - стиль которого еще до сих пор до конца не разгадан.

Имеется масса практических аргументов, показывающих, что попытка

достичь цели, которую ставил Ницше (отмечу - в дословном прочтении или

буквальном понимании), на самом деле приведет к совершенно противоположным

результатам… Поэтому, в обществе зачастую существует только один характер

ответов на вопрос о гуманности учения Ницше - негативный. Абсолютизация

исследования неординарности Ницше, то есть попытка внеличностного подхода,

привела к парадоксальным выводам. Впрочем, любая абсолютизация приводит к

крайностям и в познании и, что всего печальнее, в социально нравственной

практике. Поэтому при попытке объективно определить словосочетание

«философия Ницше» практически все профессиональные философы пожимают

плечами или разводят руками. Он вообще не философ - в приемлемом для них

смысле слова! И они правы, потому что творчество такого ранга и масштаба,

как ницшевское – это война, ибо как еще можно определить столь яростную

попытку переоценки всех, без исключения, моральных ценностей, созданных

человечеством на протяжении всей истории существования. А по сему, само

"событие" Ницше, можно адекватно воспринять только в "подлиннике", не

подвергая какому-либо обобщению и систематизации. И значит, такого рода

попытки - надлежит оценивать со значительной долей условности (лучше со

смехом), потому что серьезное отношение к сфабрикованным фальшивкам типа

"Воли к власти" приводит к возникновению новоиспеченных фюреров и реальным

войнам.

Само по себе "явление" Ницше можно, на пример, охарактеризовать, так -

некто, заглянув в недоступную многим глубину, узрел там нечто, настолько

поразившее его, что итогом явилось появление нового органа восприятия

вещей: «Я словно ранен стрелой познания, отравленной ядом кураре: видящий

все...». Оглянувшись затем вокруг он не мог застать ни чего другого, кроме

сплошных несоответствий виденному. Диссонанс оказался настолько

душераздирающий, что провидец не в силах был больше молчать и заговорил, но

не в стиле гипнотических предсказаний, а в форме не выносимой какофонии

всех разом включенных аварийных сигналов, переводящей огромную, ни с чем не

сравнимую силу мысли из чисто умозрительной сферы в область политики.

«Что же, собственно, случилось со мной тогда? Я не понимал себя, но

инстинкт действовал как повеление». Интервал прошлого, длинною в двадцать

пять веков, сплющился до вчерашнего дня, но перед открытой кровоточащей

раной оставленной «отравленной стрелой» бессмысленной выглядела любая

давность сроков и в свете лозунга: «Вся история как лично пережитая –

результат личных страданий!» - несравненный артист языка объявил войну лжи

тысячелетий, находя слова, «разрывающие сердце Богу», и - коварнейший

парадокс! - почти ни когда не использовавший слов, смогших бы раз и

навсегда пресечь лавину будущих кривотолков в связи с собственным добрым

именем и глубочайшими интенциями своего учения. «У меня нет времени для

себя – вперед», то есть тактика безрезервных боев - битва в расчете на

катастрофу, ибо только такой расчет и давал единственный шанс на победу в

схватке с ложью тысячелетий. Ситуация – менее всего рассчитанная на

адекватное восприятие и понимание, более всего на кривотолки и удобнейшую

подозрительность. Вот в чем единственная вина Ницше – у него не было

времени.

Так что же собственно случилось тогда? Ответ был дан в Турине 6 января

1889 г., в письме Ницше к Я. Буркхардту, написанному на четвертый день

официально признанного сумасшествия: «Дорогой господин профессор, в конце

концов меня в гораздо большей степени устраивало быть славным базельским

профессором, нежели богом; но я не осмелился зайти в своем личном эгоизме

так далеко, чтобы ради него поступиться сотворением мира». Вот она –

конечная цель: новый мир – мир Сверхчеловека. Та цель, ради которой стоит

погибнуть в неравной войне. Войне (хочу особо подчеркнуть это) внутри себя,

где читателю отводится роль судьи – судьи разумного, а не праздного и

поверхностного, как это получилось на самом деле.

Война, в которой несостоявшийся профессор состоялся профессиональным

воином, где "милитаризация" самой философии была не идеологическим

отражением хищнических интересов, а почти инстинктивной реакцией на

идеологизацию политики как таковой. Война, как неизбежность, которую

вызвало апокалиптическое виденье истории ближайших двух столетий - как

восхождения нигилизма, крушения всех ценностей, экологических катастроф,

одичание психики, растворения политики в духовности, кошмарных войн

планетарного масштаба, ведущихся во имя фундаментальных философских учений,

вынуждающее бить в набат. Война, в которой были неизбежны катасрофические

последствия: «Ибо когда истина вступит в борьбу с ложью тысячелетий, у нас

будут сотрясения, судороги землетрясения, перемещения гор и долин о каких

никогда еще не грезили… все формы власти старого общества взлетят на

воздух». Война которая, по своей сути, велась лишь с самим собой, ибо: «кто

нападает на свое время - тот может нападать лишь на себя», что в целом

объясняет невероятность феномена Ницше, который первым из тех, кто так или

иначе был одержим проблемой: «стань тем, кто ты есть», довел ее до

немыслимо радикальных глубин и последствий. Эксперимент - по разрушению

традиционных ценностей, непременным условием которого был фактор

самоидентификации, обернулся сплошным саморазрушением, вплоть до буквально

- сумасшествия, которое и стало ужасающим критерием истины этого разума.

Эксперимент по изобретению лекарства от глупости, последствия которого были

в тысячу раз страшнее расщепления атомного ядра. Эксперимент –

катастофически сорвавшийся, но, что гораздо важнее, все-таки случившийся.

В свете выше сказанного - является бесспорным заявление о том, что

понять величайшее искусство Ницше невозможно без последовательных

жизнеописаний самого творца. Эта многогранная и противоречивая философия -

тесно связана с его психологией, со всей его жизнью, и может быть разумно

истолкована лишь в неразрывной связи с "патологией его болезненного гения".

Воистину! - сама жизнь Ницше и есть воплощение его философии во всей ее

суровой величественности и трагичности. Не почувствовав страдания и боль,

которые сопровождали мыслителя всю его жизнь, невозможно постичь глубину

его мысли. А не познав всей сути и ограничившись лишь беглым прочтением его

произведений, весьма легко неправильно оценить то воздействие, которое, к

сожалению, оказало учение Ницше на кровавый ХХ век.

Читайте Ницше! Но помните о юношеском признании автора о какой-то

книге, а в сущности, о всех своих книгах, дающее шифр к разгадке стиля

художника: «По сути дела, это музыка, случайно записанная не нотами, а

словами»; и еще одно личное признание: «Многие слова пропитались у меня

иными солями и имеют для моего языка другой вкус, чем для моих читателей».

Читайте Ницше! Возможно именно к нам обращался он говоря в конце XIX века:

"Только после завтра принадлежит мне. Иные люди родятся posthum". Читайте

Ницше! Вооружившись аксиомой обязательной для всех читателей Ницше:

«Наиболее вразумительным в его языке является не само слово, а тон, сила,

модуляция, темп, с которыми проговаривается ряд слов, - короче, музыка за

словами, страсть за этой музыкой, личность за этой страстью: стало быть,

все то, что не может быть написано». Но бросьте книгу, если вы не доросли

до упомянутых Ницше «забытых добродетелях правильного чтения», чтобы не

прослыть дураками, которым Заратустра дал определение: «читающие

бездельники», ведь "подлинник" Ницше уже доступен каждому.

Мошеннический образ, долгое время служивший прообразом "сильных"

ничтожеств, безвозвратно сдается в архив авантюр века. Остается иной образ,

но – осторожно! – отнюдь не безопасный, отнюдь не легко перевариваемый, все

еще взрывоопасный («Я не человек, я – динамит!»), но – иной. «Философ

неприятных истин» – так он назвал себя еще до того, как истины эти были им

же названы «ужасными».

«УСЛОВИЯ, ПРИ КОТОРЫХ МЕНЯ МОЖНО ПОНИМАТЬ, - А ТОГДА УЖ ПОНИМАТЬ С

НЕИЗБЕЖНОСТЬЮ, - МНЕ ОНИ ИЗВЕСТНЫ ДОСКОНАЛЬНО, ДОПОДЛИННО. НЕОБХОДИМО В

ДЕЛАХ ДУХА ЧЕСТНОСТЬ И НЕПОДКУПНОСТЬ, И НЕОБХОДИМО ЗАКАЛИТЬСЯ В НИХ, -

ИНАЧЕ НЕ ВЫДЕРЖИШЬ СУРОВЫЙ НАКАЛ МОЕЙ СТРАСТИ. НУЖНО СВЫКНУТЬСЯ С ЖИЗНЬЮ НА

ВЕРШИНАХ ГОР, - ЧТОБЫ ГЛУБОКО ПОД ТОБОЙ РАЗНОСИЛАСЬ ЖАЛКАЯ БОЛТОВНЯ О

ПОЛИТИКЕ, ОБ ЭГОИЗМЕ НАРОДОВ. НУЖНО СДЕЛАТЬСЯ РАВНОДУШНЫМ И НЕ ЗАДАВАТЬСЯ

ВОПРОСОМ О ТОМ, ЕСТЬ ЛИ ПОЛЬЗА ОТ ИСТИНЫ, НЕ ОКАЖЕТСЯ ЛИ ОНА РОКОВОЙ ДЛЯ

ТЕБЯ... НУЖНО, КАК-ТО СВОЙСТВЕННО СИЛЬНОМУ, ОТДАВАТЬ ПРЕДПОЧТЕНИЕ ВОПРОСАМ,

КОТОРЫЕ В НАШИ ДНИ НИКТО НЕ ОСМЕЛИВАЕТСЯ СТАВИТЬ; НЕОБХОДИМО МУЖЕСТВО,

ЧТОБЫ СТУПИТЬ В ОБЛАСТЬ ЗАПРЕТНОГО; НЕОБХОДИМА ПРЕДОПРЕДЕЛЕННОСТЬ - К ТОМУ,

ЧТОБЫ СУЩЕСТВОВАТЬ В ЛАБИРИНТЕ. И СЕМИКРАТНЫЙ ОПЫТ ОДИНОЧЕСТВА. И НОВЫЕ УШИ

ДЛЯ НОВОЙ МУЗЫКИ. И НОВЫЕ ГЛАЗА - СПОСОБНЫЕ РАЗГЛЯДЕТЬ НАИОТДАЛЕННЕЙШЕЕ.

НОВАЯ СОВЕСТЬ, ЧТОБЫ РАССЛЫШАТЬ ИСТИНЫ, ПРЕЖДЕ МОЛЧАВШИЕ. И ГОТОВНОСТЬ

ВЕСТИ СВОЕ ДЕЛО В МОНУМЕНТАЛЬНОМ СТИЛЕ - ДЕРЖАТЬ В УЗДЕ ЭНЕРГИЮ

ВДОХНОВЕНИЯ... ПОЧИТАТЬ СЕБЯ САМОГО; ЛЮБИТЬ СЕБЯ САМОГО; БЫТЬ БЕЗУСЛОВНО

СВОБОДНЫМ В ОТНОШЕНИИ СЕБЯ САМОГО»

Ф. Ницше

ЛИЧНОСТЬ ФРИДРИХА НИЦШЕ

КАК СТАНОВЯТСЯ СОБОЙ

Я хочу научить вас устремляться

вслед за мной в далекое будущее…

Ф. Ницше

Время, в которое жил Фридрих Ницше, было очень сложным: Германия

переживала болезненный процесс объединения, проводимый жесткой рукой

Бисмарка, ломались столетиями накопленные стереотипы и нормы которые были

так привычны, приятны и ценны немцам. Интеллигенция, прекрасно

образованная, воспитанная цветом европейской культуры из великих поэтов,

философов и музыкантов, больше всего желала плодотворного развития идей и

традиций самой передовой в то время в Европе, немецкой культуры и лишь

очень немногие видели необходимость радикальных перемен. Одним из них был

Фридрих Ницше.

Он родился 15 октября 1844г. в Реккене, Саксония. Отец и дед его были

пасторами. Фридрих был серьезным уравновешенным мальчиком. Несмотря на

молодые годы, совесть его была чрезвычайно требовательной. Он гордился

своим происхождением и твердо веруя в благородство своего рода, едва ли не

инстинктивно впитал в себя эту атмосферу правдивости и честности; страдая

от малейшего выговора, не раз, тут же, хотел заняться само исправлением.

Мальчик уже тогда знал: «Когда умеешь владеть собой, то начинаешь владеть

всем миром». Им владел титанический инстинкт творчества: с раннего детства

у него было непреодолимое влечение к музыке и письменной речи: «видимой

мысли». Уже тогда он предчувствуя свою особою судьбу избранника, обрел

поразительный дар - жить в возвышенном.

В 1858 г. Ницше поступает в знаменитую школу Пфорта, где впервые

пробует писать, а в последствие, совместно с друзьями, основывает

музыкально-литературный союз "Германия". Учеба в школе, а затем в Домской

гимназии давалась Фридриху легко, но больше учебных предметов мальчика

волновали поэзия и особенно музыка. Его кумирами стали: Моцарт, Гайдн,

Шуберт, Бетховен и Бах. В современной же музыке Берлиоза или Листа он не

находил ничего, способного взволновать человека. Его талант - уже не

возможно удержать! Стихотворение "Без родины" является поразительным

предчувствием 14-летнего Фридриха своей будущей жизни, а в сочинении "О

музыке" он напишет: «Всех людей, презирающих ее (музыку), необходимо

рассматривать, как бездарных, животно-подобных созданий... »

Сложившееся в те годы мировоззрение Ницше нашло отражение в написанном

им в октябре 1861 г. сочинении о поэте Гёльдерлине, тогда не признанном и

почти неизвестном. Его творчество, воспевавшее слияние человека и природы в

духе античности и ярко отразившее разлад общества и личности, привлекло

юношу тем, что Гельдерлин сумел выразить настроения, присущие Ницше уже

тогда.

В апреле 1862 г. Ницше создает два философско-поэтических эссе. В этих

небольших произведениях, скорее, набросках уже видны зародыши тех проблем,

вокруг которых до самого конца жизни Ницше будет обречена вращаться его

беспокойная мысль; здесь содержатся, чуть ли не все основные идеи его

будущих произведений: в первом - "Рок и история", он напишет: «…В свободе

воли заключен для индивида принцип обособления, отделения от целого,

абсолютная неограниченность, но рок вновь органически связывает человека с

общим развитием... Абсолютная свобода воли без рока сделала бы человека

Богом, фаталистический принцип – механизмом». Во втором эссе "Свобода воли

и рок" нужно отметить появление резких выпадов Ницше против христианской

идеи потустороннего мира: «То, что Бог становится человеком, указывает

лишь: человек должен искать свое блаженство не в бесконечности, а создать

свое небо на земле; иллюзия неземного мира исказила отношение человеческого

духа к миру земному: она была созданием детства народов... В тяжких

сомнениях и битвах мужает человечество: оно осознает в самом себе начало,

сердцевину и конец религий».

Развитие эти мысли получат, конечно, гораздо позднее, но критика

церковных догматов, переоценка всех сложившихся за тысячи лет человеческих

ценностей, признание ограниченности и относительности всякой морали, мысль

о философе и историке как о пророке, ниспровергающем ради будущего прошлое,

проблема места и свободы личности в обществе и истории, пронесенное

обществом через века отрицание личностной исключительности человека,

страстная мечта о новой исторической эпохе, когда наконец-то род людской

возмужает и осознает свои задачи, - все это можно уловить в его первых

философских опытах. Вновь и вновь на протяжении всей жизни он будет

возвращаться к этим темам, с каждым разом все более страстно и открыто.

Наряду с музыкальными исследованиями, Ницше усиленно изучал историю

литературы и эстетику, библейские тексты и античные трагедии.

Разбросанность интересов начала тревожить и его самого, пока он не решил

обратиться к изучению филологии. Здесь он надеялся найти именно то, что

гармонично сочетало бы холодную логику, научный рационализм и

художественную сторону.

В сентябре 1864 г. Ницше закончил обучение в Пфорте и после успешной

сдачи экзаменов возвратился в Наумбург. А затем, через месяц, после

небольшой поездки по Рейну и Пфальцу Ницше отправляется в Боннский

университет изучать теологию и филологию. Там он вступает в студенческую

корпорацию "Франкония". Однако Ницше был слишком поэтом и слишком

аристократом для того, чтобы интересоваться политикой масс, поэтому, летом

следующего года, он покидает корпорацию и, отказавшись от теологической

карьеры, уезжает в Лейпциг.

Осенью 1965 г. записывается на четыре филологических семинара

профессора Ричля в университете Лейпцига, а чуть позже, по инициативе

профессора, участвует в организации филологического кружка. Занятия

филологией вернули ему чувство самоутверждения, в значительной мере

потерянное за год обучения в Бонне, где он постоянно разрывался между

теологией, музыкой и филологией, не решаясь остановиться на чем-нибудь

одном.

Именно здесь Ницше впервые читает Шопенгауэра, который безраздельно

покорил Ницше своим превосходством, тонким вкусом и широким размахом: «Чего

мы ищем? Покоя, счастья? Нет, только одну истину, как бы ужасна и

отвратительна она не была». И отдав себя мудрости Шопенгауэра, он, таким

образом, видит свое самое глубокое желание - осуществившемся: у него есть

учитель! Шопенгауэр был не столько прочитан, сколько вчитан в жизнь и

судьбу, вплоть до катастрофических изменений в ее темпе и ритме: «Я понял

его, как если бы он писал для меня». Философское мышление еще не завладело

разумом Ницше, но именно годы учебы в Лейпциге дали решающие духовные

импульсы для его последующей жизни и творчества.

В 1866 г. Ницше пишет доклад для филологического кружка, который был

доработан в не большую книгу, по настоянию профессора Ричля: «...никогда

еще мне не приходилось видеть у студента третьего семестра ничего подобного

по строгости метода и надежности комбинации». Ницше любил успех и переживал

его с чувством самого простого тщеславия, в котором сознавался сам. Именно

этот случай спровоцировал решение продолжить университетскую карьеру,

несмотря на уже начавшуюся внутреннюю "иммиграцию", вызванную отношением

Шопенгауэра к профессорам и кафедрам.

В 1867 г. Ницше начинают печатать в "Рейнском научном журнале". В

противоположность другим ученым, он - пишет, в самом глубоком, классическом

значении этого слова, и поэтому вскоре получает премию за конкурсную

работу о Диогене Лаэртском. И после этого - призывается, прусской армией, в

конное подразделение артиллерийского полка, квартировавший в Наумбурге, где

прослужив не более года получит сильнейшую травму и будет демобилизован.

Вернувшись в Лейпциг он вскоре открывает себе нового гения - Рихарда

Вагнера. Эта встреча в ноябре 1968 г. оказалась решающей. Вагнер был

персонифицированной философией Шопенгауэра по духу, и, что важнее всего,

владел музыкой - единственным по силе адекватности синонимом "мировой воли"

(по Шопенгауэру). Ницше был очарован дружелюбием и живостью Вагнера, первой

поистине гениальной творческой личностью, встреченной им на жизненном пути.

Его ослепил не ореол славы Вагнера, а действительно независимое мышление

известного музыканта. Потрясение, несмотря на разницу в возрасте, было

обоюдным и их частые встречи перерастают в дружбу.

После знакомства Ницше погрузился в чтение эстетических произведений

Вагнера "Искусство и революция" и "Опера и драма". И вновь едва преодолимая

тяга к философии и естествознанию выливалась в сомнения о правильности

того, что он избрал своей профессией филологию, но именно в это время

произошли события, задержавшие на 10 лет Ницше в оковах филологической

науки. Профессор Ричль, тогда первый филолог в Германии, наблюдая за Ницше,

был не мало удивлен и удивлен на столько, что рекомендовал этого студента -

Базельскому университету на должность профессора. В своем письме

университетской комиссии он опишет Ницше как феномен, ставший в Лейпциге

идолом филологического мира, и который однажды займет ведущее место в

немецкой филологии. Бедный Ричль, знал бы он тогда в какую чудовищную

алхимию обернутся так ценимые им таланты: работа над источниками и

эрудиция.

В 1869 г. решением базельской университетской комиссии на основании

рекомендации Ричля 24-летний Ницше, не имевший в то время научной степени и

собравшийся было стать химиком, утверждается в должности профессора

классической филологии Базельского университета на кафедру греческого языка

и литературы. Вслед за этим Лейпцигский университет присуждает профессору

Ницше докторскую степень, при чем весьма почетным образом: без какой-либо

защиты и даже диссертации, а лишь на основании статей. Приняв предложение

о преподавательской деятельности Ницше переезжает в Швейцарию, где

освободившись от Прусского подданства: отныне и впредь лишен всякого

гражданства!

Преподавание в университете довольно скоро начали тяготить Ницше. Его

все чаще охватывали периоды меланхолической депрессии, спасение от которой

он находил в дружбе с Вагнером. Погружение в возвышенный мир искусства

разительно контрастировали с размеренным и скучным существованием Ницше в

Базеле. Это вызывало у Ницше сомнение в филологии и науке вообще. В

набросках того периода эти сомнения выражены достаточно определенно: «Цель

науки - уничтожение мира... Доказано, что этот процесс происходил уже в

Греции: хотя сама греческая наука значит весьма мало. Задача искусства -

уничтожить государство. И это также случилось в Греции. После этого наука

разложила искусство».

В 1870 г. начинается франко–прусская война. Ницше подает заявление с

просьбой об отпуске и предоставлении ему возможности отправится на фронт.

Он пишет: «…я знаю толк в двух видах оружия: сабле и пушках…». Но

нейтральная Швейцария разрешает ему поехать только в качестве санитара.

Одной недели оказалось достаточно, чтобы усеянные трупами поля сражений и

опустошенная войной местность произвели на чувствительную эстетическую

натуру Ницше неизгладимое впечатление. Он увидел не героический пафос и

сияние побед, а кровь, грязь, хрупкость человеческого существа, ставшего

легкой добычей бога войны. Вопрос о смысле человеческого бытия встал перед

Ницше уже не в фантастических образах искусства, а в жестокой реальности.

Пережив тяжелейшие потрясения на фронте, и заразившись дизентерией с

дифтеритом, Ницше едва не расстается с жизнью (безнадежность ситуации

такова, что вызывают священника).

Несмотря ни на что, война преобразила его, и он восхваляет ее. По его

словам - она будит человеческую энергию, тревожит уснувшие умы, она

заставляет искать цели слишком жестокой жизни в идеальном строе, в царстве

красоты и чувства долга. «Война создала рабство; в страдании и трагедии

люди создали красоту; надо глубже погрузить в страдание и трагедию

человека, чтобы удержать в нем чувство красоты».

2 января 1872 г. выходит в свет "Рождение трагедии из духа музыки".

Именно тогда, миру явился новый Ницше – чей гений и талант, был позже

признан всеми, но до конца понять его мысли и музыку слов не смог никто.

РОЖДЕНИЕ ТРАГЕДИИ

Наука, искусство и философия столь

тесно переплелись во мне, что в любом

случае мне придется однажды родить

кентавра.

Ф. Ницше

Кентавром этим стала книга "Рождение трагедии из духа музыки",

прощальная песнь филологии, и как ни странно, встреченная коллегами весьма

прохладно.

Книга задумывалась еще до франко-германской войны, и схематически

очерчена в докладе "Греческая музыкальная драма", прочитанном в

университете в январе 1870 г. Посвященная Вагнеру, она определяла те

основы, на которых покоится рождение трагедии как произведения искусства.

Античная и современная линии тесно переплетаются друг с другом; в

постоянном сопоставлении Диониса, Аполлона и Сократа с Вагнером и

Шопенгауэром - Ницше так сформулировал античные символы: «До сего времени

мы рассматривали аполлоновское начало и его противоположность -

дионисическое, как художественные силы: с одной стороны, как художественный

мир мечты, завершенность которого не стоит в какой-либо связи с

интеллектуальным уровнем или художественным образованием отдельной

личности, а с другой - как опьяняющую действительность, которая также не

принимает во внимание отдельную личность, а наоборот, стремится даже

уничтожить индивида и заменить его мистической бесчувственностью целого».

Освобождающим из этих символов предстает у Ницше как дионисическое

начало, как бы помогающее "снять" страдания кошмарного бытия. Оно

становится отныне его постоянным спутником. «Танцуя и напевая, являет себя

человек как сочлен высшего сообщества: он разучился говорить и ходить, а в

танце взлетает в небеса... в нем звучит нечто сверхъестественное: он

чувствует себя Богом, сам он шествует теперь так возвышенно и восторженно,

как и боги в его снах».

Исходя из "метафизики ужаса" Шопенгауэра, Ницше стремился отыскать

аппозицию христианству и находил ее в символе или мифе разорванного на

куски Диониса, в раздроблении первоначала на множество отдельных судеб, на

мир явлений, называемых им "аполлоновской частью". То что первоначало,

Шопенгауэр назвал волей, есть основа бытия, оно переживается

непосредственно, и прежде всего через музыку. От прочих видов искусства

музыка, по мнению Ницше, отличается тем, что она выступает непосредственным

отражением воли и по отношению ко всем феноменам реального мира является

"вещью в себе". Поэтому мир можно назвать воплощенной музыкой так же, как и

воплощенной волей.

Вечное существование по милости Бога в потустороннем мире и то, что

смерть должна быть искуплением первородного греха Адама и Евы, казалось

Ницше абсурдом. Он высказал поразительную, на первый взгляд, мысль о том,

что чем сильнее воля к жизни, тем ужаснее страх смерти. Как можно жить, не

думая о смерти, не боясь ее, зная при этом о ее неизбежности и

неумолимости? Древние греки, чтобы выдержать такую реальность, создали свою

трагедию, в которой происходило как бы полное погружение человека в смерть.

Причину заката древнегреческой трагедии Ницше усматривал в том, что уже в

пьесах Еврипида появилась идея диалектического развития, как следствие

сократовского рационализма и веры в мощь науки. Сократ стал для Ницше

символом реальной потенции духа с магическим воздействием. Вместе с тем

Ницше твердо верил в то, что и наука имеет свои пределы. В исследовании

отдельных явлений она, по его мнению, в конце концов непременно натыкается

на то первоначало, которое уже невозможно познать рационально. И тогда

наука переходит в искусство, а ее методы - в инстинкты жизни. Так что

искусство неизбежно корректирует и дополняет науку. Такое противоречивое

переплетение характерно не только для книги, но и, что не менее

существенно, для самого автора.

"Рождение трагедии из духа музыки" - произведение, которое не сразу

решились опубликовать, ведь еще находясь в стадии подготовки оно уже

поражало воображение друзей творца - своей смелостью. Ницше, под камуфляжем

темы отношения Шопенгауэра и Вагнера к эллинству, описал - отношения

эллинства и христианства, причем древняя Греция являла собой своего рода

трамплин для прыжка в современность, для сильного удара по нынешним

церковным порядкам, которые - по существу являют собой, не что иное, как

антихристианский тоталитаризм.

Старый Ричль, с нескрываемой грустью, напишет: «Но наш Ницше! – да,

вот уж действительно темная история… Просто Удивительно как в нем уживаются

две души. С одной стороны, строжайший метод квалифицированно научного

исследования.., с другой, этот фанатически чрезмерный, сверхостроумно

перекувыркивающийся в непонятное вагнеро-шопенгауроэровский искуство-

мистерие-религие-фанатизм! Ибо едва ли будет преувеличением сказать, что он

и его – находящиеся всецело под его магическим влиянием – соадепты, Роде и

Ромундт, в сущности помышляют основать новую религию. Бог в помощь!

Конечно, все в то и упирается, что нам не достает взаимопонимания; для меня

он слишком головокружительно высок, для него я слишком гусенично ползуч...»

В январе - марте 1872 г. Ницше выступает с серией публичных докладов

"О будущности наших учебных заведений", имея в виду не столько швейцарские,

сколько прусские гимназии и университеты. Там впервые прозвучала одна из

главных идей Ницше - необходимость воспитания истинной аристократии духа,

элиты общества. Его ужасала тенденция к расширению и демократизации

образования. Он указывал: «Всеобщее образование - это пролог коммунизма.

Таким путем образование будет ослаблено настолько, что не сможет более

давать никаких привилегий». По Ницше, прагматизм должен присутствовать не в

классических гимназиях, а в реальных школах, честно обещающих дать

практически полезные знания, а вовсе не какое-то "образование".

В 1873 г. резкое и уже периодически повторяющееся всю жизнь ухудшение

здоровья. По 200 дней в году будут проходить в жутких мучениях. Надо

сказать, что Ницше не был физически здоров с самого детства: частые

головные боли и болезнь глаз, не мешающие, однако, ежедневным занятиям и

непрестанной сосредоточенности мысли на определенных научных вопросах.

Затем, непомерная преподавательская нагрузка привела к желудочным болям и

бессоннице. Страдания воспитывают его волю и оплодотворяют его мысли. Скоро

Ницше объявит, что у него нет Бога и нет веры, он намеренно лишит себя

всякой поддержки, но все-таки не согнется под тяжестью жизни и будет

неуклонно двигаться ввысь, следуя генезису своего разума.

В 1874 г. Ницше задумал серию памфлетов (из двадцати задуманных

увидели свет только четыре) под общим названием "Несвоевременные

размышления". Эта книга с исключительной воинственностью линчует немецкую

культуру с ее победоносным опьянением после создания империи. Этим

произведением, томящийся своим вагнерианством и артистической метафизикой

Ницше и втайне зачитывающийся Кантом, Дюрингом и Ланге, довольно учтиво

прощается с периодом героического германизма Вагнера и Шопенгауэра.

Первое нападение "Давид Штраус, исповедник и писатель"(1873) было на

современную культуру в которой Ницше не видел способности вырабатывать

гениев - истинного предназначения последней. Низкие меркантильные интересы,

холодный научный рационализм, стремление государства руководить культурой -

все это ведет ее к упадку и кризису. Между тем путь к истинной культуре,

определяемой Ницше как единство художественного стиля во всех проявлениях

жизни народа, лежит через выработку в нас и вне нас философа, художника и

святого.

Второе нападение "О пользе и вреде истории для жизни"(1874) выглядит

еще более несвоевременным как раз в то время, когда немецкая историческая

наука становилась образцом в Европе и переживала период подъема. В нем

Ницше резко выступил против преклонения перед историей как слепой силой

фактов. В прошлом он видел бремя, отягощавшее память, не дававшее жить в

настоящем. А между тем прошлого нужно ровно столько, сколько требуется для

свершения настоящего. В этом Ницше шел по стопам Гёте, сказавшего однажды:

«Лучшее, что мы имеем от истории, - возбуждаемый ею энтузиазм». Ницше

различил три рода истории:

Монументальная - черпает из прошлого примеры великого и возвышенного.

Она учит, что если великое уже существовало в прошлом хотя бы однажды, то

оно может повториться и еще когда-нибудь. Поэтому монументальная история

служит источником человеческого мужества и вдохновения, источником великих

побуждений. Опасность же ее Ницше видел в том, что при таком подходе

забвению предаются целые эпохи, образующие как бы серый однообразный поток,

среди которого вершинами возносятся отдельные разукрашенные факты.

Антикварная - охраняет и почитает все прошлое, ибо оно освящено

традициями. Она по своей природе консервативна и отвергает все, что не

преклоняется перед прошлым, отметает все новое и устремленное в будущее.

Когда современность перестает одухотворять историю, антикварный род

вырождается в слепую страсть к собиранию все большего и большего числа

фактов, погребающих под собой настоящее.

Критическая, которую Ницше ставит выше других - привлекает прошлое на

суд и выносит ему приговор от имени самой жизни как темной и влекущей за

собой силы. Но он сразу предупреждал, что критическая история очень опасна,

поскольку мы продукт прежних поколений, их страстей, ошибок и даже

преступлений. И оторваться от всего этого невозможно.

Все виды истории имеют свое несомненное право на существование. В

зависимости от обстоятельств, целей и потребностей всякий человек нуждаются

в известном знакомстве с каждым из этих видов. Важно лишь то, чтобы история

не заменяла собою жизнь, чтобы прошлое не затмевало настоящего и будущего.

Поэтому слабых людей история подавляет, вынести ее могут только сильные

личности. В этом Ницше видел как пользу, так и вред истории для жизни.

"Шопенгауэр как воспитатель"(1874) и "Рихард Вагнер в Байрейте"(1875-

76) содержат указания к высшему пониманию культуры и восстановлению самого

понятия "культура". В них выставлены образы суровейшего эгоизма и

самодисциплины, наполненные суверенным презрением ко всему, что называется

"Империя"; два несвоевременных типа, которых, в прочем к тому времени, сам

автор уже превзошел.

Из этих четырех покушений первое имело исключительный "успех", оно

вызвало столько шума и брани о которых сам автор не смел и мечтать.

Сомнение Ницше, родится ли из победы Германии и ее политического

объединения блестящая культура (так же как произошло это с древними греками

после окончания персидских войн во времена Перикла) - звучало раздражающим

диссонансом на фоне бравурного грохота литавр, возвещавших эру культурного

расцвета и уязвляло самолюбие победоносной нации. В статье "Господин

Фридрих Ницше и немецкая культура" лейпцигская газета объявила его «врагом

Империи и агентом Интернационала». Поистине, трудно представить что-либо

более комичное, нежели последнее обвинение, но после публикации этих

"покушений" в Германии стали замалчивать Ницше, который в "Несвоевременных"

публично разрушил иллюзию восприятия себя как рядового профессора

филологии.

В 1875-76 гг. Ницше переживает глубочайшее потрясение в связи с

известиями: о смерти профессора Ричля и решением Ромундта стать

католическим священником.

Наступил короткий период позитивистского перерождения Ницше,

мечтавшего променять свой филологический ангажемент на естественнонаучное

ученичество. Прилежание ремесленника стало выше природной одаренности,

наука - выше искусства, целью культуры стало уже не сотворение

художественного гения, а познание истины. Этот первый период перерождения

был ознаменован весьма болезненной сменой идолов: вместо Шопенгауера -

Вольтер, испытанный пятновыводитель по части всяческой романтики, героики и

морального прекраснодушия. Период этот совпал со столь резким ухудшением

здоровья, что Ницше в октябре 1876 г. получил годичный отпуск для лечения и

отдыха, во время которого, уехав в Сорренто, работал над новой книгой,

составленной в форме афоризмов, ставшей обычной для его последующих

сочинений.

Основная трактовка афористической манеры письма Ницше: «мысли

изложенные в виде коротких литературных фрагментов; единственная возможная

форма творчества в подобном состоянии - состоянии невообразимых физических

страданий». Чушь! - По себе других не судят! Афоризм Ницше рождался не из

ущерба, а из избытка. Это преодоление "человека" запечатленное в

преодолении языка и воплощенное в этот жанр, как в единственно соизмеримую

ему форму выражения. Это отнюдь не логика, а скорее палеонтология мысли,

поверх логических норм и запретов. Афоризм Ницше - зигзаг оригинального

образа мышления, чуждого традиционной систематики, свободного и

музыкального. Ницше не фиксирует строго очерченную мысль, а скорее,

нюансирует все, что приходит на ум, предлагает не жесткую формулу, а

широкое поле для палеонтологии с осторожным обдумыванием всего

предполагаемого. По словам принстонского профессора В. Кауфмана: «В одном и

том же разделе Ницше нередко занят этикой, эстетикой, философией истории,

теорией ценностей, психологией и, быть может, еще полудюжиной других

областей, Поэтому усилия издателей Ницше систематизировать его записи

должны были потерпеть неудачу». Что это, как ни сама жизнь Ницше?

В мае 1878 г. выход в свет книги "Человеческое, слишком человеческое"

- книги «для свободных умов». Произведение с вызывающим посвящением "Памяти

Вольтера", в которой Ницше публично и без особых церемоний порвал с прошлым

и его ценностями: эллинством, христианством, метафизикой и вагнерианством -

произвела впечатление взорвавшейся бомбы и послужила причиной, теперь уже,

официального разрыва каких-либо отношений с Р. Вагнером.

"Человеческое, слишком человеческое" - памятник суровой

самодисциплине, с помощью которой Ницше положил конец «всему привнесенному

в меня мошенничеству высшего порядка, идеализму, Богу». Это признание

заблуждения «своего инстинкта» обернувшееся катастрофой осознания

иллюзорности огромного вагнеровского солнца, освещавшего и согревавшего

юношеские порывы Ницше. Это к тому же, несмотря на боль и отчаянье,

осознанное уничтожение огромной любви (кроме которой по существу не было

уже никакой другой), которое открывало перспективу абсолютного одиночества

в уже назревшем походе на мораль и все ценности истории человечества. Уход

от Вагнера - это по существу, лишь повод для разрыва с самим собой, то

Страницы: 1, 2