Творчество Айвазовского

Рог. Развалины древней Трои будили воображение, погружали мысли в бездны

истории. Греческие острова, словно уснувшие корабли, каждый со своей

неповторимой формой и цветом, недвижно лежали в водах Средиземного моря.

Изрезанная линия берегов со множеством бухт, невысокие горы, покрытые

зеленью, вызывали в памяти и воображении древние мифы и не столь уж далекую

историю борьбы греческих патриотов за свободу своей земли.

Во время плавания Айвазовский не брался за кисти, но не выпускал

из рук карандаша, заполняя рисунками сотни альбомных листов. Остров Родос с

высокими береговыми башнями, берега Крита и Хиоса, земли Леванта, очертания

Константинополя, множество других рисунков прибрежных городов, легких

парусников на воде и, наконец, рисунков облаков, составляющих

фантастические небесные видения, - все эти художественные трофеи,

привезенные домой, имели самостоятельную художественную ценность. Но они же

ложились в основу картин, которые писались по возвращении, а затем и на

протяжении многих последующих лет.

В плавании художник вновь наблюдал повседневную корабельную

жизнь, тщательно изучал особенности конструкций парусных судов.

Не только в мирных и безмятежных морских экспедициях приходилось

Айвазовскому принимать участие. Когда в 1839 году в Крыму представилась

возможность вместе с пятнадцатью судами под управлением контр-адмирала

Корнилова быть участником военных маневров у берегов Кавказа, Айвазовский с

юношеским нетерпением ждал отплытия кораблей из Феодосийской бухты. «Вот

уже пароходы и флот стоят перед моими глазами для принятия войск,

послезавтра надеюсь увидеть то, чего не видел и может быть никогда в жизни

моей не увижу». Благодаря участию в этом походе он познакомился и сблизился

с великими русскими флотоводцами М. П. Лазаревым, В. А. Корниловым, П. С.

Нахимовым. Дружба с ними продолжалась десятки лет. О многих из их подвигов

он рассказывал в своих картинах.

Айвазовский наравне с солдатами принял участие в деле при Субаши,

высадившись в рядах атакующих на берег. «Все мое вооружение состояло из

пистолета и портфеля с бумагою и рисовальными принадлежностями», -

вспоминал художник. Корабли «Колхида» и «Силистрия», на которых плавал

Айвазовский, прославились через несколько лет во время Крымской войны.

Став художником Главного Морского штаба, Айвазовский получил

первый официальный заказ – исполнить виды Кронштадта, Ревеля, Петербурга со

стороны моря, крепостей Свеаборг и Гангут.

Художник и раньше с увлечением писал виды приморских городов. Его

альбомы полны топографически точных и художественно выразительных зарисовок

всех многочисленных портовых городов, где ему приходилось бывать. Эти

рисунки служили затем той памятной книжкой, которой пользовался художник

при работе над большими холстами. Подобные заказы на исполнение видов

приморских городов и российских портов Айвазовский получал неоднократно. В

серию таких картин входили и виды Севастополя, Одессы, Николаева, Керчи.

С особым удовольствие он писал Севастопольский рейд с красавцами

кораблями, торжественно входящими в бухту. Их четкие легкие силуэты,

красивый ажурный рисунок мачт воспроизведены в картине с абсолютной

точностью, что вовсе не делает картину скучным чертежом. Изображая Одессу

со стороны моря, художник написал ее освещенной лунным светом, и картина

наполнилась поэтическим настроением. Так, казалось бы, сухой официальный

заказ под рукой мастера преобразился в художественное произведение.

Когда же Айвазовский начал писать серию картин из истории великих

морских сражений российского флота, начиная с баталий Петра, то фантазия

художника, мастерство живописца соединились с совершенным знанием истории

сражений и с точностью воспроизведения на холсте всех особенностей

корабельной оснастки и «поведения» кораблей во время боя. С высоким

художественным мастерством и чутьем Айвазовский реконструировал морские

баталии XVIII века: Гангутское сражение, знаменитый бой в Хиосском проливе

и сражение при Чесме, состоявшееся в июне 1770 года. Победа при Чесме –

одна из самых славных страниц истории российского флота времен русско-

турецкой войны 1768-1774 годов. Турецкий флот, запертый русскими кораблями

в Чесменской бухте при неравном соотношении сил, был полностью разбит.

Адмирал Г. А. Спиридрнов доносил: « Флот остановили, разбили, разломали,

сожгли, на небо пустили, потопили, в пепел пустили».

Воссоздание в полотнах стихии сражения, когда рвутся ядра,

соединяются воедино день и ночь, кажется, горят не только корабли, но вода

и небо, вызывало в самом художнике накал чувств. Интерес к изображению

событий, выходящих за пределы обыденного, состояние природы во время бурь и

штормов – это проявление романтического восприятия мира, природы.

Среди морских баталий есть у Айвазовского картина, решенная для

этого жанра совершенно необычно. Бриг «Меркурий» после победы над двумя

турецкими судами встречается с русской эскадрой. Художник воспроизвел

события русско-турецкой войны 1828-1829 годов. Он изобразил не сам бой, а

момент, когда израненный, с пробитыми парусами, не сдавшийся российский

корабль, вынудивший неприятельские корабли отступить, идет навстречу

русской эскадре. В таком решении батального эпизода передана высокая поэзия

непоказного героизма и воинского мужества.

Прямая причастность Айвазовского к судьбам российского флота

особенно ярко проявилась во время крымской войны. Но по долгу службы, но по

зову сердца художник несколько раз ездил в сражающийся, а затем и

осажденный город. Славную победу русского флота над турецким запечатлел

Айвазовский в картине Севастопольский бой. Несколько недель он прожил в

Севастополе, собирая необходимый материал для картины, и сделал два ее

варианта.

Он не только наблюдал и делал заметки в альбомах, чтобы на их

основе создать картины, прославляющие героизм защитников Севастополя.

Написал картины о «севастопольской страде», он привез их в осажденный город

и открыл выставку, которая много способствовала поднятию духа солдат,

сражающихся на бастионах. Один из защитников Севастополя, мичман Иванов,

писал родным из осажденного города: «Сегодня второй день, как Айвазовский

открыл выставку своих картин… перед этими картинами постоянно куча народа,

в особенности из офицеров. Первая картина представляет начало Синопского

сражения. Картина чрезвычайно верно сделана, - это сказал Нахимов, герой

Синопа». Молодой офицер, писавший это письмо, погиб, защищая Севастополь.

Также погибли при обороне города старые добрые друзья художника

адмиралы Корнилов и Нахимов, а российские парусные корабли, отслужив свою

службу, погрузились во влажную могилу Корабельной бухты, преградив флоту

неприятеля вход на рейд Севастополя. Тысячи матросов остались на

окровавленной севастопольской земле. Картина Осада Севастополя, как

огромная панорама, включает в себя все пространство осажденного города.

Память и боль об этих событиях и утрата никогда не покидала

художника. На склоне жизни, в 1983 году, он написал картину Малахов курган

и на обороте ее сделал надпись: «Место, где смертельно был ранен Корнилов».

Годом раньше создал полотно-воспоминание Корабль «Мария» во время шторма.

Это был флагманский корабль адмирала Нахимова, на котором он командовал

Синопским сражением.

События русско-турецкой войны 1877-1878 годов также не миновали

Айвазовского. Он внимательно следил за военными событиями, откликаясь на

них своим творчеством. В его мастерской вновь возникали картины о сражениях

русского и турецкого флотов, воспроизводившие живописную хронику событий.

Одна из них изображала теперь уже не парусный корабль, но пароход –

«Великий князь Константин» на Сухумском рейде во время минной атаки.

Командовал кораблем молодой капитан С. О. Макаров, который обессмертил свое

имя во время русско-японской войны уже в начале XX столетия. Военные

действия на море подошли вплотную к Феодосии, и художник с семьей вынужден

был уехать из города. Его феодосийский дом, как солдат получил настоящее

ранение. Два снаряда попали в него, разрушив часть фасада и разбив в

гостиной мраморные бюсты Айвазовского и Пушкина.

После окончания Балканской войны Айвазовский редко обращался к

батальному жанру. Времена парусного флота миновали. На смену искусно

сработанным кораблям, которые воображением художника воспринимались как

неотъемлемая и прекрасная часть вольной морской стихии, пришел броненосный

флот, обитый металлом, с дымящими пароходными трубами. Это была новая

эстетика, которую призваны были воспевать художники следующих поколений. На

картинах Айвазовского по-прежнему сливались воедино с морем гордые и

прекрасные парусники. Не батальная, но также посвященная славной истории

российского флота картина Ледяные горы исполнена в память о русской

экспедиции к берегам Антарктиды, предпринятой в 1819-1820 годах. Два

парусных шлюпа «Восток» и «Мирный» совершили беспримерный по трудности

переход к берегам ледяного континента, подтвердив его существование. Об

этой экспедиции Айвазовский слышал от адмирала М. П. Лазарева, с которым

его связывала многолетняя служба. А в те далекие годы молодой капитан

командовал шлюпом «Мирный».

Дружба Айвазовского с российским морским флотом не прерывалась в

течение всей жизни художника. Моряки платили ему ответной искренней

любовью. Не однажды по их приглашению он принимал участие в самых разных

плаваниях. Специально для него в мирное время с корабельных пушек стреляли

ядрами, чтобы художник мог наблюдать, как рикошетом они летят по глади

воды. Отмечая в Феодосии в 1846 году десятилетие своего творчества,

Айвазовский в качестве дара к юбилею принял визит неожиданно пришедших в

Феодосию военных кораблей. Во главе флотилии шел флагманский корабль

российского флота «Двенадцать апостолов», руководимый адмиралом Корниловым.

Корабли салютовали художнику Главного Морского штаба.

Снова в Феодосии

В полной зрелости своего таланта, когда каждая его картина,

появлявшаяся на выставке, встречалась с одобрительным интересом, а под час

и с энтузиазмом, когда художник едва успевал выполнять заказы на новые и

новые произведения, когда он был обласкан вниманием зрителей,

художественной критики и самого императора, Айвазовский неожиданно для

окружающих принял решение оставить Петербург и навсегда поселиться в родной

Феодосии.

После завершения осенью 1845 года плавания с адмиралом Литке

Айвазовский обратился в Главный Морской штаб и Академию художеств с

просьбой продлить ему пребывание в Крыму для окончания начатых картин с

видами черноморских портов, а также сюжетов из путешествия к берегам Малой

Азии и Турции и получил разрешение остаться в Крыму до мая месяца. Но у

художника уже созрело решение о строительстве дома и мастерской с тем,

чтобы основным местом его жизни оставалась Феодосия. Ему всегда бывало

удобно здесь работать. Он и раньше пользовался любым поводом, чтобы не

торопиться из родных мест в Петербург.

Нестор Кукольник, всегда живо реагировавший в своей газете на

появление новых произведений Айвазовского, писавший о его успехах за

границей или о новых путешествиях неутомимого художника, сообщал читателям

о том, что Айвазовский начал строить в Феодосии небольшую виллу. «Не

верится, что он хочет там остаться, но … край, где природа тепла и

роскошна, где волнуется одно из самых картинных морей, - такой край, без

сомнения, может служить лучшей академией для художников по части морской и

пейзажной живописи», - объяснял Кукольник своим читателям решение

художника.

Для Айвазовского не было земли лучшей, чем его родные края, хотя

природа Феодосии в сравнении с роскошными пейзажами Южного Крыма скупа и

сурова. Приглашая к себе одного из гостей, Айвазовский писал: «Очень буду

рад, если вы посетите нашу Феодосию, которая после южного берега производит

на всякого грустное впечатление».

Он любил Италию, не раз возвращался туда, чтобы вновь и вновь

пережить ощущения ранней молодости и пополнить свою зрительную память. Ему

нравилась Испания с ее жгучим солнцем, он с особым чувством не однажды

бывал в Греции, мужественному народу которой посвятил не одну картину. Он

пересекал атлантический океан, бывал в Америке, объездил всю Россию,

путешествовал по Волге, жил в Харькове, но домом своим считал Феодосию.

«Мой адрес – всегда в Феодосии», - сообщал он в письме Павлу Михайловичу

Третьякову.

Конечно, художнику необходимо было жить у моря, о котором он

рассказывал своей живописью, с которым, наверное, разговаривал каждый день,

как с живым человеком. Но ему также важно было чувствовать свою

независимость от постоянного, а подчас утомительного внимания

академического начальства, императорского двора, высоких заказчиков.

Наибольшее количество пейзажей в богатейшем творческом наследии

художника связано с изображением Черного моря и крымской природы. Он писал

Аю-Даг и гурзуфский берег в разные моменты дня и ночи, в рассеянном дневном

освещении и под таинственным светом луны. Дорогу на Ялту и самый город он

изображал множество раз. Георгиевский монастырь и скалы в его окрестностях

были одним из наиболее частых его сюжетов. Само же Черное море – бурное или

ласково-спокойное – присутствует в каждом крымском пейзаже Айвазовского.

Каждый год, а иногда и несколько раз в течение года художник

уезжал в Петербург, Москву или за границу, но, как всякий путешественник,

непременно возвращался домой. «Это чувство или привычка – моя вторая

натура. Зиму я охотно провожу в Петербурге, но чуть повеет весной, меня

тянет в Крым, к Черному морю», - признавался Айвазовский.

Дом художник начал строить на окраине Феодосии, на пустынном в ту

пору берегу, у самого моря. Айвазовский задался целью сделать дом не только

удобным для жизни и работы, но намеревался устроить в нем и художественную

школу «по части живописи морских видов, пейзажей и народных сцен». К 1848

году дом и рабочая мастерская были построены, а в 1865 году художник открыл

и задуманную им школу, она стала называться «Общая мастерская».

По своему внешнему архитектурному облику дом напоминал

итальянские виллы. В нишах балкона, обращенного к морю, стояли скульптурные

изображения античных богов, муз, грифонов. К балкону тянулись виноградные

лозы. В сторону моря смотрели три парадные залы, где принимались гости,

устраивались приемы. Кабинет Айвазовского и мастерская выходили окнами в

противоположную от моря сторону и были отделены от всех остальных

помещений. Художнику для работы требовались спокойствие и

сосредоточенность.

Циркульное окно мастерской хорошо освещало картину на мольберте,

погружая все остальное в мягкий сумрак. Кроме самых необходимых предметов

для работы, в ней ничего другого не было. Все располагало к

сосредоточенности. Стены были выкрашены не в нейтральный, а в активный

красный цвет. Возможно, это было данью памяти учителя Айвазовского Максима

Воробьева, стены мастерской которого имели тот же цвет.

В только что отстроенный дом весной 1848 года Айвазовский привез

молодую жену Юлию Яковлевну Гревс, англичанку по происхождению, дочь

петербургского врача. Она была юна, красива и широко образованна. Художник

увидел ее в одном из богатых петербургских домов, где она служила

гувернанткой. Одному из своих друзей он восторженно писал: «Теперь я спешу

сказать Вам о моем счастье. Правда, я женился, как истинный артист, то есть

влюбился, как никогда. В две недели все было кончено. Теперь, после восьми

месяцев, говорю Вам, что я так счастлив, что я не воображал половину этого

счастья. Лучшие мои картины те, которые написаны по вдохновению, так, как я

женился».

1840-1860-е годы были счастливой жизненной и творческой порой

Айвазовского. В 1850 году он показал сначала в Петербурге, затем в Москве

только что законченную картину Девятый вал. С момента ее появления она

стала самой знаменитой из его марин. Натиск бури, противоборство людей

грозной стихии, упоение борьбой, отчаяние перед гибелью и надежда на

спасение – все есть на этом полотне. В счастливые моменты творческого

подъема создаются такие произведения. Целая серия «бурь» появляется у

Айвазовского – Сигнал бури, Приближение бури, Буря на море ночью. Они

чередуются с изображением спокойного элегического моря – Утро, Морской вид,

Вид Крыма, Гурзуф ночью.

Художник стремился разнообразить сюжеты картин. В круг его

интересов все чаще входят «сухопутные» мотивы. Не счесть, сколько раз

Айвазовский совершал путь из Крыма в Петербург и обратно, всякий раз

проезжая через украинские степи. Виды широкого степного раздолья напоминали

ему безбрежные морские пространства. Пейзажи Украины, виды ветряных

мельниц, жатвы, обозы чумаков с фурами, запряженными волами, становятся

темами его картин. Он первым среди русских художников стал изображать

степные пейзажи. Позже художник следующего поколения Архип Куинджи,

начинавший учиться у Айвазовского, в своем творчестве по-своему раскроет

неповторимую красоту степного пространства.

Напряженно и взволнованно работал Айвазовский в своей мастерской

в Феодосии в течение весны, лета и осени, а зимой отправлялся с

исполненными картинами в Петербург для открытия там очередной выставки

своих произведений. В течение жизни им было устроено более 120 персональных

выставок. Он открывал их не только в российских столицах, но и во многих

губернских городах – Одессе, Киеве, Харькове, Николаеве, Керчи, Феодосии.

Для тех лет это было явлением совершенно необычным.

Ни один другой художник не может сравниться с Айвазовским в

подобной просветительской деятельности. Выставка для художника не самоцель,

а диалог со зрителем. Еще в 1847 году, когда Айвазовский, открыл в

Петербурге свою первую выставку, поэт Аполлон Майков откликнулся на нее

большой статьей. «Спасибо, г. Айвазовскому! – писал Майков. – Спасибо ему.

Решиться одному выставить у нас свои произведения – есть подвиг, за который

должно благодарить художника». И дальше поэт продолжал: «Художник – лицо,

принадлежащее обществу, как писатель, он его слуга, его учитель, его

образователь, воспитатель и воспитанник, взаимное влияние одного на другого

в наше время уже не подлежит доказательству». Все выставки Айвазовского

носили благотворительный характер. Сборы от них шли в помощь нуждающимся

студентам, на создание библиотек, вдовам художников, инвалидам войны.

Натура Айвазовского. Его характер искали общественного приложения

и деятельного претворения в жизнь задуманных дел. Обосновавшись в Феодосии,

он приступил к давно им намеченным археологическим раскопкам в окрестностях

города. Древняя земля Тавриды хранит в себе множество исторических слоев.

Люди начали обживать эти места еще с эпохи бронзы. Первые греческие

поселения относятся к III – II тысячелетиям до н. э. В течение весны –

лета 1853 года Айвазовский раскрыл пять курганов. Он сообщал в Петербург о

результатах находок и писал, что в четырех курганах, к сожалению, ничего

значительного не найдено, но зато в пятом нашли «золотую женскую головку,

самой изящной работы, и несколько золотых украшений, а также куски

прекрасной этрусской вазы. Эта находка дает надежду, что не напрасны будут

наши труды, и все эти открытия доказывают, что древняя Феодосия была на

этом же месте. Я в восхищении от Феодосии!». Художник отправил драгоценные

находки в Петербург, и ныне они находятся в коллекции Государственного

Эрмитажа. А в 1871 году в высокой части города, на горе Митридат,

Айвазовский построил археологический музей, своим обликом напоминавший

Античные храмы. Его стараниями музей пополнялся древностями, найденными в

окрестностях Феодосии ли привезенными художником из многочисленных

путешествий.

В жизни родного города Айвазовский принимал самое деятельное

участие. Его интересовало, например, где и как строятся новые дома, и ему

небезразлично было, какой архитектурный облик приобретет Феодосия. Он

стремился к тому, чтобы всякое дело, им затеваемое, приносило пользу городу

и горожанам. Феодосия всегда страдала от отсутствия питьевой воды, жители

собирали ее по каплям в городских фонтанах. Художник составил дарственную и

обратился к городским властям: «Не будучи в силах далее оставаться

свидетелем страшного бедствия, которое из года в год испытывает от безводья

население города, я дарю ему 50 000 ведер в сутки чистой воды из

принадлежащего мне Субашского источника». Это был щедрый и великодушный

дар. В знак благодарности горожане возвели в центре города фонтан-памятник,

одним из украшений которого стала бронзовая палитра, увитая лаврами с

надписью «Доброму гению». На средства Айвазовского были поставлены еще два

фонтана, один из которых он посвятил памяти А. И. Казначеева.

Благодаря стараниям Айвазовского и его настойчивости был расширен

и благоустроен феодосийский порт, что дало работу многим жителям, и

проведена железная дорога в Феодосии.

Но наибольшей его заботой оставалась художественная жизнь города.

Стараниями Айвазовского был создан археологический музей, открыта

библиотеку, построен концертный зал в центре Феодосии и, наконец, в 1880

году при его доме открылась картинная галерея, которую он завещал родному

городу со всеми находящимися там на день его кончины картинами.

Айвазовский был общителен и гостеприимен. В его доме, открытом

для всех, не только обсуждались городские дела и рождались новые идеи по

улучшению жизни феодосийцев. При жизни Айвазовского его дом был

художественным и духовным центром не только Феодосии, но и всего Южного

Крыма. В картинной галерее художник показывал горожанам вновь созданные

картины. Гостями Айвазовского были многие известные деятели русского

искусства. К нему приезжали Иван Шукшин, Илья Репин, Николай Дубовской,

Архип Куинджи, его посетил основатель Третьяковской галереи Павел

Третьяков, а на сцене специально устроенной в выставочном зале галереи,

выступали выдающиеся музыканты: Артур Рубинштейн, Генрик Венявский,

Александр Спендиаров, артист Малого театра Константин Варламов.

Через художественную мастерскую, созданную Айвазовским, прошли

многие ученики, приобретая здесь первые навыки живописного мастерства, -

известный маринист Лев Лагорио, выдающийся пейзажист Архип Куинджи и внуки

Айвазовского Михаил Латри и Алексей Ганзен, маринист Адольф Фесслер,

известные в будущем живописцы Константин Богаевский и Максимилиан Волошин.

Не раз Айвазовский открывал в Феодосии свои выставки, устраивал

городские праздники с фейерверками, музыкой, званными обедами. Гостям

подавались угощения, названный в честь его картин: суп «Черное море»,

пирожки «Хаос», соус «Азовское море», зелень «Капри», пунш «Везувий»,

мороженое «Северное море», шампанское «От штиля к урагану». Но праздники

лишь изредка прерывали размеренный трудовой ритм жизни.

Феодосийцы считали Айвазовского душой города, своим добрым

гением. В знак безграничного уважения к его личности и деятельности, «в

уважение особых заслуг, оказанных им городу», Феодосия признала его своим

почетным гражданином.

В семье художника подрастали четыре дочери-красавицы. Юлия

Яковлевна, любившая наряды, гостей, многолюдные приемы, все более

тяготилась тихой жизнью в маленькой Феодосии, но ее настойчивые просьбы

вернуться в столицу художник отклонял. Вместе с дочерьми Юлия Яковлевна

надолго уезжала то в Петербург, то в Ялту, то в Одессу. Сославшись на

необходимость дать дочерям образование, в середине 1860-х годов она

осталась в Одессе навсегда. Художник женился второй раз в 1882 году на

вдове феодосийского коммерсанта Анне Никитичне Саркизовой. О чувствах

немолодого художника свидетельствует ее портрет, исполненный Айвазовским в

год их свадьбы. Лицо молодой женщины с восточными чертами, с легкой

полуулыбкой, тронувшей губы, с выразительными темными глазами выдает ум,

спокойствие, женственность. Прозрачная белая шаль, окутывающая фигуру,

придает облику легкость и загадочность. Художник встретил в ней верную и

понимающую помощницу в своих трудах и творчестве.

Семидесятые года для Айвазовского – время размышлений, духовной

зрелости, осмысления творчества и жизни.

Яркий колорит его марин становится более спокойным. Он искал

мягкое соотношение цветов, наблюдал море в тихие пасмурные дни, когда

граница между небом и водой становится неуловимой, а для художника

усложняется задача передать на холсте тонкое соотношение полутонов, не

сделав картину скучной, остаться верным природе. Самые глубокие и серьезные

по своим живописным задачам холсты созданы им в эти десятилетия. Красивые и

тонкие по живописи Радуга Море, Группа облаков, Штиль у берегов, Черного

моря, мощное по грандиозности впечатления Черное море. К этому времени

относятся слова одного из самых проницательных и умных критиков – художника

Ивана Крамского: «никто не может сказать, чем может разрешиться в будущем

И. К. Айвазовский. Одно время, лет 10 назад, казалось, что талант его

исписался, иссяк, и что он только повторяет себя, но в последнее время он

делает опять доказательства своей огромной живучести».

Его привлекали библейские и евангельские темы, заключающие в себе

общечеловеческий смысл. Возникли циклы картин Хождение о водам, Христос на

берегу Галилейского озера, переход евреев через Черное море. Возвращаясь к

сюжету ранней молодости, когда была написана картина Хаос, он создал

грандиозное полотно Сотворение мира. Его волновали события космического

характера, грандиозные земные катаклизмы. Вслед за Карлом Брюлловым он

написал Извержение Везувия, по-своему трактуя гибель Помпеи и Геркуланума;

создал грандиозное полотно От штиля к урагану.

Художник по-прежнему много путешествовал, его интерес к жизни,

событиям, к творчеству неиссякаем. В 1868 году он совершил поездку по

Кавказу и Закавказью, в 1869 году присутствовал на открытии Суэцкого канала

и плавал по Нилу, не раз бывал в Италии, встречался с Джузеппе Верди, ездил

в Геную, чтобы собрать материал для картины об открытии Америки Христофором

Колумбом. Наконец уже совсем немолодой художник совершил в 1892 году

путешествие а Америку. Результатом каждой такой поездки становились новые и

новые картины.

В уважение к его заслугам флорентийская Академия художеств,

признав его в 1876 году своим членом, заказала Айвазовскому автопортрет для

галереи Уффици, где размещаются автопортреты самых выдающихся мастеров

живописи.

27 сентября 1887 года Россия отмечала пятидесятилетие творческой

деятельности выдающегося живописца. «Торжества и самые чествования

художника носили грандиозный, почти небывалый еще у нас в России характер»,

- свидетельствовал один из современников. Знаменитый мастер получил

поздравления от художников, актеров петербургских театров, московского

Малого театра, многочисленных обществ и, конечно, от российского флота.

К юбилейному дню Айвазовский открыл в античной галерее Академии

художеств, где проходило чествование, выставку вновь написанных картин.

«Продолжайте наделять отечественное искусство прекрасными плодами своего

творчества на гордость Академии, на славу России», - напутствовали

Айвазовского его собратья по искусству.

Казалось бы, художник достиг полной славы, материального

благополучия. Он был немолод, но так же, как и в ранней юности, продолжал

неустанно трудиться. Без творчества, ежедневной работы он не мыслил жизни.

Айвазовский устанавливал на мольберте огромные холсты и безбоязненно творил

на них море. Одна из лучших его картин Среди волн написана им, когда ему

было восемьдесят лет. Отвечая своему биографу Н. Н. Кузьмину, он писал за

полгода до смерти: «На Ваш вопрос, какие картины я считаю лучшими, я

ответить не могу… положительно в каждой есть что-нибудь удачное. Между

всеми моими произведениями, которых, вероятно, в свете до 6000, я не могу

выбрать. Вполне они меня не удовлетворяют. И теперь поэтому продолжаю я

писать. Я стараюсь, по возможности, исправить прежние недостатки… Благодаря

Бога, я чувствую себя здоровым и нисколько не ослабевшим к искусству.

Доказательство тому – нынешнее лето – я не помню, чтобы в продолжение 60-

летней деятельности я так много бы писал. О достоинстве их я не скажу, но

что их писал с большой страстью – это верно». С такой же страстью он

работал и в последний день своей жизни: 19 апреля 1900 года на мольберте

стоял холст с начатой картиной Гибель корабля – она осталась незаконченной.

С художником прощался весь город. Дорога к церкви Святого Сергия

была усыпана цветами. Последние почести своему художнику отдавал венный

гарнизон Феодосии.

На склоне лет, словно подводя итог своей жизни, Айвазовский

сказал собеседнику: «Счастье улыбнулось мне». Его большая жизнь, охватившая

почти весь XIX век, от его начала до самого конца, была прожита спокойно и

достойно. В ней не было бурь и катаклизмов, столь частых на картинах

мастера. Он ни разу не усомнился в правильности избранного пути и до конца

столетия донес заветы романтического искусства, с которого начинался его

творческий путь, стремясь сочетать повышенную эмоциональность с

реалистическим изображением природы.

Вид Константинополя при лунном освещении. 1846

Холст, масло 124 х 192,5 см

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Произведения, связанные с Турцией, в творческой биографии

Айвазовского представляют совершенно особую страницу. Четыре раза был

художник в этой стране. Картина Вид Константинополя при лунном освещении

исполнена в 1846 году после его первого плавания за год до этого к берегам

Турции. Тогда одним из самых ярких стало впечатление от Константинополя,

который соединил в своем облике черты восточной и западной культур. Делясь

впечатлениями от увиденного, художник писал своему доброму знакомому графу

Зубову в Петербург: «Вероятно, нет ничего в мире величественнее этого

города, там забывается Неаполь и Венеция».

Художник изобразил город, каким он предстал ему со стороны

пролива Босфор. На переднем плане, на берегу залива Золотой Рог у самого

большого причала Константинополя, возвышается мечеть Валиде или иначе –

Новая мечеть. На противоположной стороне залива залитые лунным светом

рисуются силуэты минаретов, куполов, дворцов причудливого восточного

города.

Айвазовский поместил картину среди других своих работ на

выставке, открытой им в Феодосии летом 1846 года. Известный композитор А.

Н. Серов, бывший тогда гостем художника, делился своими впечатлениями:

«Картины Керчь, Феодосия, Одесса стоят полных 12 баллов, а Константинополь

– 12 в квадрате… Она настоящий шедевр из всего, что он сделал… Вообще, я не

думаю, чтобы теперь был в Европе художник, который превзошел Айвазовского в

этом роде живописи».

Спустя годы после первой поездки в Константинополь Айвазовский

вновь и вновь будет обращаться к полюбившемся ему пейзажам, по памяти

создавая картины и бесконечно варьируя их.

Вторая поездка в Константинополь состоялась в 1858 году. Имя

Айвазовского было уже хорошо известно в кругах турецкой аристократии,

активно приобщавшейся к европейской культуре. Придворные султана и крупные

турецкие чиновники охотно покупали у русского художника его работы. В 1874

году султан Абдул-Азис сделал Айвазовскому крупный заказ – картины для

украшения нового дворца Долма-Бахче, построенного по европейским

архитектурным образцам. Более тридцати полотен написал художник по

поручению султана. За их исполнение Айвазовский был награжден бриллиантовым

знаком ордена Османие. Заказ был частью обширного замысла Абдул-Азиса,

широко образованного человека. По внедрению европейских черт в быт

турецкого общества.

Чесменский бой. 1848

Холст, масло. 193 х 183 см

Феодосийская картинная галерея им. И. К. Айвазовского

Чесменское сражение – одна из самых славных и героических страниц

в истории российского флота. Айвазовский не был, да и не мог быть

свидетелем события, происходившего в ночь на 26 июня 1770 года. Но как

убедительно и достоверно он воспроизвел на своем полотне картину морской

битвы. Взрываются и горят корабли, взлетают к небу обломки мачт,

поднимается пламя, и ало-сизые дымы смешиваются с облаками, сквозь которые

смотрит на происходящее луна. Ее холодный и спокойный свет только

подчеркивает адское смешение на море огня и воды. Кажется, что и сам

художник, создавая картину, переживал упоение битвой, где русскими моряками

была одержана блестящая победа. Поэтому, несмотря на ожесточенность

сражения, картина оставляет мажорное впечатление и напоминает грандиозный

фейерверк.

Сюжетом для этого произведения послужил эпизод русско-турецкой

войны 1768-1774 годов. Россия на протяжении десятилетий вела с Турцией

волны за обладание Черным и Средиземным морями.

Две русские эскадры, вышедшие из Кронштадта, после длительного

перехода по Балтике миновали Ла-Манш, обогнули берега Франции и Португалии,

прошли Гибралтар и вышли в Средиземное море. Здесь они встретились с

турецким флотом, считавшемся тогда сильнейшим в мире. После нескольких

военных стычек турецкий плот в панике укрылся в Чесменской бухте.

Российские корабли закрыли выход из бухты и в течение ночного боя

практически полностью сожгли и уничтожили турецкий флот. С российской

стороны погибло 11 моряков, с турецкой – 10 000 человек. Это была

беспримерная в истории морских сражений победа. В память о ней была выбита

медаль, граф Алексей Орлов, командовавший эскадрами, получил титул

Чесменского, а в Царском Селе Екатерина II велела воздвигнуть памятник этой

битве – Чесменскую колонну. Она и сейчас горделиво возвышается посреди

Большого пруда. Ее мраморный ствол завершает аллегорическая скульптура –

двуглавый орел ломает мраморный полумесяц.

Айвазовский в том же 1848 году написал картину Наваринский бой,

которая составила с Чесменским боем своеобразную пару-диптих, прославляющую

победы русского флота.

Девятый вал. 1850

Холст, масло. 221 х 332 см

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

И до этой картины Айвазовский не раз писал морские бури, но

никогда еще не создавал столь грандиозного полотна ни по размеру, ни по

впечатлению, производимому им. В картине соединилось многое из виденного и

испытанного самим художником. Особенно памятна была ему буря, которую он

пережил в Бискайском заливе в 1844 году. Шторм был столь сокрушителен, что

судно сочли утонувшим, и в европейских и петербургских газетах появилось

сообщение о гибели молодого русского живописца, имя которого уже было

хорошо известно. Спустя годы Айвазовский вспоминал: «Страх не подавил во

мне способности воспринять и сохранить в памяти впечатления, произведенного

на меня бурею, как дивною живою картиной».

Бушует грозная морская стихия. Бездонную толщу воды, бурлящую

пену морских волн окрашивает в синий, бирюзовый, розовый, красный, белый

цвета просвечивающее сквозь марево облаков оранжево-желтое солнце. Утихнет

ли океан? Придет ли спасение для людей?

Существуют старые поверья о том, что в движении грозных валов

есть свой непреложный ритм. Древние греки считали самой гибельной волной

третью, римляне – десятую. В представлениях других мореплавателей самым

сокрушительным был девятый вал.

Противостояние людей и стихии – вот тема картины. В ней ярко

воплотились принципы романтического искусства, в котором чувства людей,

состояния природных стихий находятся в наивысшем напряжении. Еще будучи

учеником Академии художеств, Айвазовский восхищался знаменитой картиной

Последний день Помпеи. В живописи и сюжете этого создания Карла Брюллова

стилистика романтизма получала совершенное классическое воплощение.

Айвазовский не был учеником Брюллова, но находился под сильным обаянием и

влиянием его искусства и личности. Романтические настроения в эти

десятилетия еще полностью владели душой и искусством великого мариниста.

Гоголь сказал однажды: «Если бы был художником, я бы изобразил

особого рода пейзаж… Я бы сцепил дерево с деревом, перепутал ветви,

выбросил свет, где никто не ожидал его, - вот какие пейзажи надо писать».

Бушующая стихия картины Айвазовского перекликается с этими словами

писателя.

Ледяные горы в Антарктиде. 1870

Холст, масло 110,5 х 130,5

Феодосийская картинная галерея им. И. К. Айвазовского

Множество своих картин Айвазовский посвятил истории российского

флота. Они изображают не только военные баталии и победы, но и вполне

мирные события, однако выдающиеся по своему значению.

Памяти русской географической экспедиции к берегам неизведанного

и таинственного южного континента посвятил художник эту картину. Он написал

ее в год, когда отмечалось пятидесятилетие беспримерного по трудности

перехода и открытие Антарктиды.

Выйдя четвертого июля 1819 года из Кронштадта на двух парусных

шлюпах «Восток» и «Мирный», экспедиция под командованием выдающегося

мореплавателя Ф. Ф. Беллинсгаузена 16 января 1820 года максимально

продвинулась сквозь льды в южные широты и пришла к выводу, что перед нею не

просто льды, но «льдинный материк» - Антарктида.

В своей книге, рассказывающей об этом плавании, Беллинсгаузен

писал, сколь труден переход: «неведение о льдах, бури, величайшие

подымающиеся волны, густая мрачность таковой же снег, которые скрывали все

о глаз, в сие время наступила ночь; бояться было стыдно, а самый твердый

человек внутренне повторял: «Боже спаси!»». Об этой экспедиции Айвазовский

слышал рассказы от адмирала М. П. Лазарева, с которым его связывала

многолетняя дружба. А в те далекие годы молодой капитан командовал шлюпом

«Мирный».

В картине проявилось качество, свойственное, быть может, лишь

одному Айвазовскому и никакому другому живописцу. Синтезируя, соединяя

множественные впечатления, полученные в самых разных местах и при разных

обстоятельствах, он сумел создать картину, захватывающую своей

убедительностью. «Удаление от местности, мной изображаемой, заставляет

только явственнее и живее выступать в памяти все подробности в моем

воображении. Бурю, виденную мною в Италии, я переношу на какую-нибудь

область Крыма или Кавказа; лучом луны, отражавшимся на Босфоре, я освещаю

твердыни Севастополя. Горе и радость я сознаю сильнее, когда они переходят

в область минувшего. Таково свойство моей натуры», - признавался художник.

Черное море. 1881

Холст, масло. 149 х 208 см

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Сначала художник назвал картину На Черном море начинает

разыгрываться буря. Под этим же названием ее увидели зрители на выставке

Айвазовского в Академии художеств. Продавая картину Павлу Третьякову,

Айвазовский сделал название проще, оно стало и более емким, выразив собою

ясность и серьезность замысла живописца.

Сдержанный на похвалу Крамской, всегда очень точно определявший

достоинство работ своих собратьев-художников, писал о картине: «Между 3-4

тысячами номеров, выпущенных Айвазовским в свет, есть вещи феноменальные и

навсегда такими останутся, например, Море у Третьякова, написанное четыре

года назад (т.е. когда человеку было уже более 70 лет)… На ней ничего нет,

кроме неба и воды, но вода – это океан беспредельный, не бурный, но

колыхающийся, суровый, бесконечный, а небо, если возможно, еще бесконечнее.

Это одна из самых грандиозных картин, какие я только знаю». Не случайно

Крамской поместил эту картину Айвазовского в интерьер своего живописного

произведения Неутешное горе. Глубоко драматические переживания героини

картины, ее сюжет – противостояние человека горю, возможность выдержать

удары судьбы – подчеркиваются пейзажем Айвазовского, изображенным за спиной

женщины.

Множественные впечатления от наблюдения морской стихии, ее жизни,

движения легли в основу пейзажа Айвазовского. В нем художник обобщил и свои

знания, и свою любовь к Черному морю.

Ритм идущих одна за другой волн и гряды облаков своим неутомимым

движением создают образ стихии, таящей в себе грозные бури. «Дух Божий,

носящийся над бездною», - эти библейские слова произнес Крамской, стоя у

картины. Суровой простоте содержания соответствуют живописные средства,

какими пользуется художник. Здесь нет ни малейшей внешней эффектности, и

словно забыты романтические увлечения юности. Все починено абсолютной

правде в воссоздании природы на холсте. Айвазовский вплотную приблизился к

реалистическому искусству, которое несли в жизнь художники-передвижники. И

хотя он не состоял членом Товарищества передвижных выставок, главой

которого был Крамской, знаменитый маринист в своем творчестве 1880-х годов

разделял многие принципы, лежавшие в основе реалистического направления

живописи второй половины XIX столетия.

Опыт жизни, умение отобрать зрительные впечатления,

сконцентрировать их, не повторить уже высказанное в прежних картинах

помогли великому мастеру создать одну из самых замечательных своих марин.

Свадьба на Украине. 1891

Холст, масло. 52 х 78 см

Феодосийская картинная галерея им. И. К. Айвазовского

Рассказывают, что однажды на пути из Петербурга в родную Феодосию

художник сделал неожиданную короткую остановку на маленьком полустанке а

малороссийской степи. Его внимание привлекла веселая и нарядная группа

людей: девушки в монистах и венках, парубки, играющие на скрипках. Шла

свадьба. Айвазовский влился в это веселье и неожиданно для себя стал

почетным гостем. Ему интересно было все: венчание молодых в церкви,

разудалая гульба на хуторе у хат, нехитрое застолье.

Вернувшись в Феодосию, он написал картину, в которой передал

живые впечатления от только что увиденного. Свадьба на Украине – одна из

редких у Айвазовского живописных жанровых зарисовок. Яркие, даже пестрые

краски праздничных одежд естественно соединяются с мастерски написанным

пейзажем широкой степи.

Айвазовский не раз писал степные пейзажи. Безграничностью земного

простора, мерно колышущимися под ветром зелеными травами или желтыми

хлебами они, возможно, напоминали любимую им морскую стихию. Хотя в

изображении «сухопутных» пейзажей были свои непреложные живописные законы,

художник мастерски постигал их, изображая земную твердь под ногами людей

вместо бездонно-прозрачного моря. Большие фуры, запряженные медлительными

волами, напоминают тяжелые корабли, а ветряные мельницы с движущимися

лопастями уподобляются легким парусникам. Как в маринах, так и в степных

пейзажах Айвазовский сохранял романтическую интонацию в изображении

обыденного, возводя самый прозаический мотив в категорию поэтического.

В своих «сухопутных» пейзажах Айвазовский изображал чумаков,

отдыхающих в степи, ветряки на высоких холмах, лопасти которых, словно

паруса больших кораблей, чутко улавливают ветер. Был у художника еще один

любимый и часто варьируемый сюжет – стада овец, мирно пасущихся в степи или

загнанных в море бурей. Известен эпизод, который произошел в имении

Айвазовского, когда поднявшаяся буря погубила принадлежавшее ему большое

стадо овец. Это событие легло в основу картины Овцы, загоняемые бурею в

море. Художник рассказывал, что, продав картину английскому коллекционеру,

на полученные деньги купил новое стадо.

Среди волн. 1898

Холст, масло. 285 х 429 см

Феодосийская картинная галерея им. И. К. Айвазовского

Современники свидетельствуют, что Айвазовский написал эту

огромную картину в течение десяти дней. Он всегда работал легко, быстро,

артистично. Никогда не скрывая своих профессиональных секретов, художник

часто писал картины в присутствии не только учеников, но и посетителей его

мастерской. Вот как рассказывает о работе живописца один из его друзей: « в

широком живописном халате, с палитрой и кистью в руках, с молодыми

блестящими глазами, устремленными на оживающее полотно, художник был

положительно эффектен. Он не стеснялся гостей, усиленно приглашая нас

каждое утро в свою мастерскую. По легкости, видимой непринужденности

движения руки, по довольному выражению лица можно было смело сказать, что

такой труд - истинное наслаждение».

Именно с таким наслаждением, увлеченностью, энергией, зоркостью

взгляда, что отличали Айвазовского в юности, исполнено и это полотно.

Картина написана уверенной рукой 82-летнего мастера, и при взгляде на нее и

речи не может быть о каком-либо угасании таланта. Здесь полно и ясно

выявился импровизационный метод работы Айвазовского. «Сюжет картины, -

говорил художник, - слагается у меня в памяти, как сюжет стихотворения у

поэта, я приступаю к работе и до тех пор не отхожу от полотна, пока не

выскажусь на нем моею кистью».

С точным расчетом и вместе с тем свободно и артистично, без

дальнейших поправок ложится под кистью художника краска на холст. Кажется,

едва касаясь поверхности картины, он воссоздает бездонную прозрачность

морской глубины и тут же энергичными тугими мазками пишет вздымающиеся

гребни волн. Абсолютное владение живописной техникой лежит в основе каждой

марины Айвазовского.

Взгляд погружается в хаос водной стихии, но ему не скучно следить

за изменениями цвета бушующего моря и тонко разработанным освещением волн и

неба. В глухой черноте облаков вдруг возникает робкий луч света, и в центре

картины, на гребнях рождающихся волн, в их глубине, на кружеве пены свет

начинает разыгрывать сложную и богатую живописную симфонию.

Созданный художником на этом полотне образ моря наиболее близок

пушкинской поэзии, бывшей всю жизнь для Айвазовского самым высоким мерилом

творчества:

Есть упоение в бою

И бездны мрачной на краю,

И в разъяренном океане,

Средь грозных волн и бурной тьмы.

О самом же художнике можно также сказать словами поэта: «Он был,

о море, твой певец».

Античная эстетика не отделяла мир природы от внутреннего мира

человека. Она разработала понятие катарсиса, означавшего эстетическое

переживание всего прекрасного, в том числе и прекрасного в природе.

Сложилось целое учение об аффектах души. Широко распространенной была

мысль: человек способен воспринимать гармонию, потому что сама душа его

состоит из гармонии.

Струны души звенят в такт музыки жизни, у нее тот же порядок,

лад, ритм. Душа есть, подобно космосу музыкальный инструмент. Душа

гармонична потому, что гармоничен видимый и слышимый нами мир. Она столь же

сложна, беспредельна и музыкальна, как и космос. Гармония вселенной и

гармония человеческой души составляют единую и мощную симфонию бытия. Была

доказана основополагающая мысль, что красота есть могучая сила внешнего

мира, проникающая в душу и наполняющая ее высоким смыслом. Человек подобен

растению, которое по мере движения солнца поворачивается к нему, вбирая его

свет и тепло. Человек вбирает в себя красоту мира, обращая к нему свои

глаза и уши.

Отсюда проистекала вера в чудодейственное значение красоты -

космической и художественной, способной духовно переродить, исправить и

возвысить человека. Гигиена души и собирание сил посредством внешней

гармонии совершенно необходимы для нормальной жизнедеятельности человека. В

этих целях используется также и созерцание прекрасной природы.

Общение с природой есть общение в свободе и любви. Чувство

прекрасного – величайший регулятор отношений человека к миру. Подтверждая

своими чувствами прекрасное в природе, человек тем самым утверждает себя

как человек.

Непосредственное восприятие природы и опосредственное

эстетическое отношение к ней с помощью искусства на протяжении всей истории

человечества формировало у людей чувство прекрасного и эстетический вкус,

т. е. Понимание красоты и способность наслаждаться красотой, а также

потребность в таком наслаждении.

Из всех форм и видов искусства наибольшая полнота зримого

воссоздания прекрасной природы свойственна живописному пейзажу. В этом

жанре в одном ракурсе наблюдения сосредоточены вместе образность, рисунок,

перспектива, охватывающая даль, воздух, цвет и свет.

Пейзажная живопись – это одно из наиболее популярных жанров

изобразительного искусства. И это понятно: трудно найти человека, которого

не трогали бы тихая прелесть лесной поляны, необозримый горизонт уходящих в

даль полей, яркие краски вечернего заката или нежное очарование утренней

зари.

Возможности пейзажа не ограничиваются только документально

точной передачей природы. Ведь художник не только фиксирует тот или иной

вид. В любом произведении искусства всегда проявляется отношение мастера к

увиденному, и пейзажная живопись в этом отношении не составляет исключения.

Пейзаж – не только отображение природы, но и одновременно средство

выражения человеческих чувств и переживаний.

Существует великое разнообразие пейзажных форм. Это объясняется

прежде всего тем, что сама природа эстетически разнообразна до

бесконечности. Каждый ее мотив неповторим, уникален. Эстетическая

неисчерпаемость природы обуславливает богатство ее художественных выражений

и прославлений.

Пейзаж – как жанр имеет свои внутренние «ячейки». Скажем, есть

пейзажи водных пространств – марины. Художников, их пишущих,

непосредственно так и называют – маринистами.

Земля представляет большой эстетический интерес великим

разнообразием ее чувственно-восприимчивых картин и проявлений. Все

пространства земли прекрасны своей неповторимостью.

Эстетические истины Земли распространяются и на мировой океан.

Верно сказано, что в капле воды отражается целый мир.

Тихие пруды и озера, заводи и речки ласкают взоры, умиротворяют

душу, несут нам живительную прохладу. Моря и океаны вбирают в себя

многоцветье неба, сверкание звезд и сияние луны. Можно часами любоваться их

изменчивой живописной палитрой. Воды не только видимы, но и слышимы нами: в

шуме дождя, журчании ручья, в мирных всплесках моря и штормовом гуле океана

слышится музыка планеты. Любовь к морю, без которого многие люди не смыслят

себе жизни, есть во многом любовь к его ни с чем не сравнимой красоте.

Давно воспеты Балтийское «свинцовое» море и Средиземное «лазурное». О

Черном море А. С. Пушкин писал:

Прощай, свободная стихия!

В последний раз передо мною

Ты катишь волны голубые

И блещешь гордою красой.

Среди всех живописцев мира одним из лучших поэтов моря стал по

праву Иван Константинович Айвазовский. Во множестве своих эпических по

масштабу произведений он полнее всего воссоздал основные состояния и

превращения моря, его очаровывающую гладь, даль и волнующую пучину. В его

творчестве воплотился духовный опыт человечества, которое испокон веков

любовалось великолепием водной стихии. Айвазовский научил многие поколения

людей правильно видеть море и наслаждаться его изумляющей красотой. Им

создано около 6000 произведений.

Айвазовский писал море то радостным, сияющим бесчисленными

солнечными бликами, то суровым и хмурым, то торжественно спокойным, но чаще

всего он изображал его разбушевавшимся, с ревом обрушивающим гигантские

пенные валы на прибрежные скалы и, как скорлупки швыряющий корабли.

Замечательные полотна И. К. Айвазовского украшают многие музеи

мира. Но поистине картинная галерея в Феодосии была и остается

сокровищницей его творений: в ней выставлено более 400 картин художника.

Страницы: 1, 2