Актуальность исследования. Необходимость разработки проблемы «Исторические аспекты взаимодействия ислама, христианства (православия) и язычества в Волго-Камье (на примере удмуртского этноса)» диктуется происходящими в российском обществе радикальными переменами в ценностных ориентациях по отношению к религии. Возрастание роли религии в жизни российского общества совпало по времени с ростом национального самосознания народов России. Это выражается в возрождении национальных традиций, этноконфессиональных ценностей и т.п. В современном обществе радикальным образом меняется отношение к социокультурной роли религии. К традиционной религии того или иного этноса* стали относиться как к воплощению духовности народа, как к основе его социокультурной системности. Сегодня важными являются вопросы взаимодействия религий, отношения к чужой религии и культуре. В наши дни весьма актуальна задача определения места и роли религии в социально-политической и этнокультурной жизни удмуртского этноса. Не менее актуальна возможность поиска обоснований, на базе результатов предпринятого исследования, положительных контактов и взаимодействия традиционной религии, православия и ислама.

В настоящее время в научной и художественной литературе, средствах массовой информации представляются самые различные суждения о религиозном возрождении в России, в национальных регионах, о роли религиозного фактора в истории и развитии многонациональной культуры Волго-Камья. Одни авторы разрабатывают концепции о прогрессивной роли ислама и православия в социально-культурном и духовном развитии нерусских народов, другие - связывают национально-культурное возрождение этих народов с возвратом к древним религиозно-культовым аспектам и ритуально-обрядовой практике, рассматривая их с позиций этнической антитезы исламу и православию.

Реальностью нашего времени стало тесное переплетение национальных и конфессиональных проблем. В широком спектре этносоциальных процессов, а также сложных социально-экономических проблем, стоящих перед обществом на современном этапе, видное место занимает этноконфессиональная проблема, рассматривающая содержание, характер и механизм взаимосвязи этнических и конфессиональных общностей взаимодействующих друг с другом. Роль и место данной проблемы является отражением значимости этноса и религии как двух фундаментальных социально-культурных явлений, соотношение Этнос-это(этническая общность, народ) — исторически возникший вид устойчивой социальной группировки людей, обладающих общим этническим (национальным) самосознанием (чувство принадлежности к тому или иному этносу) и разделяющих общее название и взаимоотношение которых оказывает существенное влияние на конкретную историю любого народа. Это взаимовлияние особенно возрастает в переходное время, сопровождающееся ломкой системы духовных ценностей и нарушением социальной стабильности, каковым является современный этап отечественной истории. Отсюда вытекает актуальность обращения к этноконфессиональным проблемам как в их научно-теоретическом, так и в практическом аспектах.

К числу областей России, где особенно устойчиво держались (и частью держатся) ранние формы религиозных верований, принадлежит и Волго-Камье, населенное в основном финноязычными (мордва, мари, удмурты), тюркскими (татары, башкиры) и русским народами. За прошедшее тысячелетие Волго-Камье представляло собой зону сожительства, взаимодействия и взаимопроникновения этносов, православных, мусульман и язычников, являлось областью активного противоборства и синкретизации данных религиозных систем, что нередко приводило к изменению этнографической структуры населения и оказывало воздействие на его этническое самосознание.

Этноконфессиональные общности в крае начали складываться с X - XI вв. Постепенно часть народов края была обращена в ислам, другая часть - в христианство; тем не менее, и у принявших ислам, и у крещеных групп населения фактически сохранялось немало самобытных языческих верований, особенно у удмуртов. Историко-сравнительное изучение религиозных верований и обрядов народов Волго-Камья показывает, что из всех религиозных систем, распространенных среди них на протяжении многих лет, начиная по существу, со времени их этнического формирования, т.н. язычество - древние самобытные верования служили в качестве важного средства их идентификации и были одним из определяющих факторов сохранения их традиционной культуры, специфических особенностей общественно-семейного и бытового уклада.

Взаимоотношения народов в различные исторические периоды характеризовались сложностью и неоднозначностью. Наследие исторического прошлого оказывает существенное влияние на развитие этноконфессиональных отношений на современном этапе. В этой связи перед исследователем встает проблема изучения, анализа развития религиозных воззрений удмуртов, а также влияния ислама и православия на традиционные религиозные воззрения и этническое самосознание удмуртов.

Литература по теме данного исследования многочисленна, разнообразна по содержанию и неравноценна по научно-практической значимости. Изучение традиционного мировоззрения, культуры, быта удмуртов, истории христианизации инородцев края, а также взаимоотношения народов, принадлежащих к различным конфессиям, на протяжении многих десятилетий находится в центре внимания как отечественных, так и зарубежных исследователей. Уже в XVIII веке ученые-путешественники, участники академических экспедиций Г.Ф.Миллер, П.СПаллас, Н.И.Рычков и др.' затрагивали в своих работах данную проблему. Плодотворными в разработке указанных проблем были вторая половина XIX века (в связи с учреждением Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете), первая четверть XX в. и особенно - последние десятилетия XX века.

Глава 1. Общая характеристика народа

1.1 Христианство удмуртов

В антропологическом отношении удмурты относятся к малой уральской расе, которой присуще преобладание европеоидных черт с некоторыми элементами монголоидности, к ее вятско-камскому сублапаноидному типу. Дискуссионным остается вопрос об «удмуртской» монголоидности: является ли она результатом длительного взаимодействия европеоидной и монголоидной рас или это продукт древней адаптации к местным условиям? Видимо, скорее всего — второе. Отличительной особенностью антропологии удмуртов является их высокий индекс рыжести, по этому признаку они превосходят даже «мировых чемпионов по златоволосости» — кельтов-ирландцев. Между тем рыжий цвет в антропологии считается довольно загадочным. Ясно одно, что рыжий цвет — это целый комплекс специфических черт как внешнего (даже солнце пристрастно к рыжим: они не загорают, а часто обгорают; раны у рыжих медленнее заживают, отсюда удмуртское выражение «азись силь» — «воспаляющееся мясо/кожа»), так и внутреннего/душевного свойства — не отсюда ли феноменальная удмуртская обидчивость, ранимость, уязвимость, «стеклянная хрупкость». Внешне удмурты не богатырского телосложения, однако крепки и удивительно выносливы. Среднего роста, с белой, реже смуглой кожей, часто с голубыми глазами, слегка уплощенным лицом, нередко скуластые, иногда встречается эпикантус. Несмотря на сложность и условность психологических характеристик, можно утверждать вслед за путешественниками и исследователями XVIII—XIX вв., что удмурты в большинстве своем миролюбивы, доброжелательны, гостеприимны, «склонны более к веселию, нежели к печали». Подчеркивается их стеснительность до робости, сдержанность чувств до скрытности и замкнутости, бережливость до скупости, терпеливость до самопожертвования, настойчивость до упрямства. Естественно, исторические перемены, контактирование со многими, самыми разными этносами не могли не сказаться на внешних и внутренних характеристиках современных удмуртов. Стоит запомнить - миролюбивы, стеснительны, сдержанны. Действительно, сами не нападали ни на кого. А на них? В конце I тысячелетия н. э. марийские племена, которые вышли к Вятке, заставили потесниться древних удмуртов, перейти на левый берег реки и заселить бассейн рек Кильмези и Валы. Многие удмуртские легенды повествуют о столкновениях удмуртов с марийцами из-за земли. В легендах все решали состязания богатырей: кто дальше перебросит ногой кочку через реку, тот и будет жить здесь. Удмуртский богатырь оказался сильнее, и марийцам, несмотря на их хитрость (их богатырь подрезал кочку), пришлось отступить. В действительности же марийцы проникли довольно далеко в глубь удмуртских поселений (топонимы на -нер: Кизнер, Сизнер - явно марийского происхождения). Другая часть удмуртов ассимилировалась в русских поселениях на Вятке. Третья часть ушла на Чепцу, где уже раньше жили удмурты. К середине второго тысячелетия в. они в основном занимали территорию нынешнего расселения. В связи с христианизацией удмуртские собственные имена людей начинают заменяться русскими. Вначале данные при крещении имена бытовали параллельно с древними удмуртскими именами. Но по мере всё более тесного общения удмуртов с русскими заимствованные от русских собственные имена усваивались и постепенно вытесняли из употребления удмуртские.

Христианство начало проникать в среду удмуртов еще с ХIII – ХIV вв., в первую очередь в северные районы традиционного расселения удмуртов, вместе с первыми русскими переселенцами. Однако большая часть удмуртского народа вплоть до разгрома Казанского ханства находилась под сильным тюркским, мусульманским прессом. На протяжении веков удмурты оказывали сопротивление тюркской экспансии. Особенно сильное мусульманское влияние испытали южные удмурты, входившие в состав Волжской Булгарии, а позднее – Золотой Орды и Казанского ханства; не случайно южных удмуртов их северные соплеменники называли "татарскими удмуртами" . Но ислам не смог вытеснить традиционные верования удмуртов, и ко времени падения Казанского ханства громадное большинство их оставалось язычниками Серьезные попытки привлечения "вятских инородцев" в лоно православия были предприняты лишь в середине XVIII в., когда правительство приступило к осуществлению целой системы мер по христианизации удмуртов: в их деревни посылали миссионеров, начали строить церкви там и открывать школы. В 1740 г. в Поволжье создается "контора новокрещенских дел". Христианству удмурты сопротивлялись гораздо слабее, чем исламу. В 1849 г. возникла секта "липопоклонников", выступавшая как против христианства и ислама, так и против старой удмуртской веры с ее обременительными жертвоприношениями. "Липопоклонники" ограничивались только возлиянием кумышки (удмуртской водки) и пива перед священной липой. Важнейшим требованием секты было запрещение всяких отношений с иноверцами (т.е. русскими и татарами), чтобы не оскверниться. Наиболее известное историческое событие, связанное с удмуртским язычеством – так называемое "Мултанское дело" (1892 – 1896), когда группа язычников-удмуртов была обвинена в человеческих жертвоприношениях. Либерально-демократическая критика в лице Кони и Короленко с самого начала считала эти обвинения провокацией со стороны правительственной бюрократии. Но, даже если "Мултанское дело" было действительно результатом злонамеренной провокации, а не плодом некомпетентности, эти обвинения могли быть выдвинуты только в условиях закрытости, изолированности, таинственности религиозной жизни удмуртов для окружающего русского населения. К началу горбачевской перестройки положение удмуртского народа оказалось весьма плачевным. Удмурты составляют лишь треть населения республики. У них очень высокие показатели алкоголизма и самоубийств, рождаемость еще ниже, чем у русских. В городах идет быстрая русификация. Интеллигенция ищет пути возрождения нации. В общем потоке национального движения протекают и религиозные поиски.

Возрождение православия началось в Удмуртии сравнительно рано – епархия была восстановлена в 1989 г., когда ее возглавил владыка Палладий (Шиман). Однако с ним не заладилось. Он был крайне пассивен, и общественное мнение складывалось не в его пользу. Однако в 1993 г. епархию возглавил энергичный архиепископ Николай (Шкрумло), до перестройки находившийся на"дипломатической" работе по линии ОВЦС. Владыка Николай за три неполных года добился значительных успехов: число приходов стало быстро расти, среди духовенства появилось много образованных людей, были открыты три реально действующих женских монастыря, появились воскресные школы и летние лагеря, газета "Православная Удмуртия" и т.д. и т.п. Владыка Николай сумел установить отношения "конструктивного сотрудничества" с местными властями, предпринимателями и значительной частью русской интеллигенции. Однако с удмуртским национальным движением отношения у него непростые. Формально вроде бы у удмуртов есть свое место в Церкви: десятая часть клира – удмурты. В некоторых сельских приходах вновь некоторые элементы богослужения совершаются по-удмуртски. В епархии работает блестящий ученый, удмурт по национальности, кандидат филологических наук дьякон Михаил Атаманов, уже переведший на современный удмуртский язык четыре Евангелия и Псалтирь. Однако примечательно: сам отец Михаил жаловался нам, что его бывшие коллеги, удмуртские интеллигенты, относятся к его деятельности враждебно – они либо ушли в язычество, либо симпатизируют ему. В то же время он не чувствует горячей и заинтересованной поддержки в епархии. И это не какая-то досадная случайность. Есть некоторое неотрефлексированное, не выраженное в текстах отношение к удмуртам в Церкви, которое препятствует им найти в ней себя. Да, есть активные православные удмурты, есть удмурты-священники. Но стать православным психологически означает отказаться от своих национальных интересов. Яркий пример такого пути для удмурта – судьба В.Ш., председателя одного из православных братств. Став активным православным, он с жаром отстаивает идеалы "Святой Руси", единства России. Судьба своего народа перестала его волновать, он враждебно настроен к удмуртскому национальному движению. Да и сами русские относятся к Православию как к своей этнической церкви. Никогда не говорится, но фактически подразумевается: стал православным – отстаивай русские интересы. Неудивительно поэтому, что многие, если не большинство активистов национальных движений, относятся к Московской патриархии враждебно, видят в ней угрозу национальному бытию удмуртов. По сути, безразличие православной епархии к удмуртским проблемам в конкретных условиях сегодняшнего дня в глазах удмуртов выглядит как агрессия. В 90-м году национально настроенная интеллигенция совершила принципиальный шаг: зарегистрировала языческую организацию "Удмурт вэсщь". Во главе общины встал человек, обладающий в Удмуртии широкой известностью – народный художник республики, а отныне почетный жрец Семен Николаевич Виноградов. Религиозно-мифологические представления древних удмуртов достаточно хорошо изучены, но они не соответствуют представлениям современных неоязычников. Поскольку нас интересуют именно они, то мы перескажем вкратце кредо почетного жреца Семена Виноградова, которое он изложил нам за чашкой чая в сумраке своей мастерской. Вся природа, все ее явления, равно как и жизнь людей, одухотворены, за ними стоят божества и духи. У духовной жизни есть три основных уровня. Космический, в котором главенствует центральное божество – Солнце, называется Инмар. Второй уровень охватывает воздушные стихии, поднебесье и называется Куазь. Третий тварный уровень земли именуется Кэлчинь. На каждом уровне обитают свои духи и действуют свои правила общения с людьми. У доброго бога Инмара есть антипод – злой дух по имени Луд. Царь всех злых духов Луд не соответствует христианскому пониманию дьявольского начала. Он не черт, он справедливый повелитель зла, насылающий на людей беды за их проступки. До сих пор остатки жреческого сословия делятся на два крупных рода. Первый днем молится Инмару, второй имеет дело только с Лудом и молится ему только ночью. Они посещают разные священные места, имеют разные традиции и никогда не вступают в перекрестные браки. Народ одинаково почитает оба рода и одинаково их побаивается. Инмар и Луд – не враги, они – зеркальные отражения одной силы, регулирующей социальные и этические отношения удмуртского мира. Отношения живых и мертвых строятся также по зеркальному принципу. Умершие по-своему живут в своем царстве мертвых, в своей мертвой стихии. Духам предков не поклоняются и не молятся – их задабривают, чтобы не утащили к себе в загробный мир. В своем зеркальном мире покойники подчиняются тем же богам, что и живые, ведут свое хозяйство и даже вступают в браки, для чего через два-три года после похорон родственники собирают "приданое": мужчине закалывают лошадь, а женщине – корову. Сегодня эти обременительные жертвы замещаются всякими хитроумными способами вроде покупки коровьих костей на бойне. Этот ритуал называется "свадьбой на тот свет". Нарядно одетые родственники собираются к столу, трапезничают из специальной посуды, которой в обиходе не пользуются. А затем все переодеваются "наизнанку" : мужчины в женье платье, женщины – в мужское и, разложив на полотенцах жертвенные кости, с колокольцами и песнями отправляются в лес, на свою зеркальную свадьбу мертвых. Долго Семен Виноградов удивлял нас своими рассказами. По отношению человека к смерти можно судить и о его религиозном мировоззрении. Языческая система ценностей Виноградова не вызывала сомнений. Более того, эта система легла в основу теории, согласно которой благополучие научно-технического прогресса непосредственно зависит от благополучия мирового язычества. По мнению жреца, христианство и ислам – "агрессивные мировые религии" – завели человечество в тупик. Народы, отрекшиеся от "своих" богов ради христианства, не имеют будущего, потому что совершили "духовное предательство" . Наиболее перспективный народ – японцы, которые сохранили народную веру. Прогресс заставит мир вернуться к язычеству. Знаменательно: когда в Ижевске впервые появилась русская языческая община "Тур", – лидеры "Удмурт вэсщь" приветствовали ее, несмотря на ее националистическую направленность.Социально-экономические теории язычников требовали политического воплощения. Почетный жрец Виноградов – человек аполитичный, плохо разбирающийся в политике, живущий в мире древних мифов и фольклорных образов. Тем не менее идейная связь язычества с национальным политическим движением "Кенеш" ("Всеудмуртской ассоциацией") очевидна. Антирусская и антиправославная направленность движения, требования "удмуртизации" республики, установления квот в парламенте и администрации объективно смыкаются с языческим мировоззренческим противостоянием православию. Активисты "Кенеша" если в большинстве своем и не практикующие язычники, то по крайней мере сочувствуют язычеству. Логика развития политического и религиозного национализмов неизбежно должна привести к их слиянию. Лидеры "Кенеша" были уверены в широкой поддержке своей программы удмуртским народом, однако выборы в удмуртский парламент в марте 1995 г. привели к их сокрушительному поражению – ни один их кандидат не прошел в парламент даже в районах, где удмурты составляют большинство. Однако существует и более умеренное удмуртское национальное движение – "Шунды". На выборах 1995 г. оно выступало в блоке с "Кенешем", хотя никогда не разделяло его радикальных взглядов. Поражение на выборах показало, что этот "брак по расчету" был ошибочным, что и привело к полному размежеванию двух движений. Один из лидеров "Шунды", доктор исторических наук Владимир Владыкин, так сформулировал в беседе с нами свои представления о положении удмуртов: "Мы навсегда связаны с русскими, будет катастрофа с русскими – и нас в воронку затянет. Мы либо выживем с русскими, либо вместе с ними пропадем. Обособляться, требовать привилегий – бесперспективное и вредное занятие".Другой активист "Шунды", кандидат философии Ангелина Крылова, считает, что президент и другие руководители республики могут быть и русскими, достаточно, чтобы они уважали удмуртский народ и его культуру. Иногда русский сделает больше, чем удмурт. Как правило, русские не уважают удмуртов, относятся к ним как к людям второго сорта, но дискриминации нет. Способный удмурт может сделать карьеру, как и русский. Удмурты должны преодолеть ощущение второсортности, униженности, должны стать конкурентоспособными. Сейчас очень мало удмуртов-инженеров, естествоиспытателей, врачей, предпринимателей, банкиров. Нужны образовательные, воспитательные программы. Этим и занимается " Щупла". Какова же религиозная ориентация "Шунды"? Активисты этого движения признают духовную ценность и язычества, и православия, и в то же время говорят о недостатках и опасностях, которые от них исходят. Они поддерживают "национальные праздники" с языческими молениями, но побаиваются того, что "язычество – это шаг назад для удмуртского народа" . Они признают значение христианства и как-то смутно во что-то верят, но ни за что не воцерковятся. Яркий пример – Ангелина Крылова, недавно крестившаяся, но на службах почти на бывающая и говорящая о православии как о русской Церкви. Вот как сама она описывает свои религиозные воззрения: "Два года назад я заставила себя креститься. Это был сознательный шаг, потому что я восхищаюсь христианством. В то же время я чувствую свои леса, свои поля, чувствую их мистическую силу, их влияние на мое духовное состояние. Я никогда не приду полностью к христианству, но и не вернусь в язычество. Я не могу описать свое состояние". По существу, мировоззрение "Шунды" – это стихийно складывающийся интеллигентский слепок с крестьянского двоеверия большинства удмуртского народа. Подобный двоеверческий слой есть во всех финно-угорских республиках, и он особенно предрасположен к созданию некоей "национальной Церкви", в которой бы сочетались элементы фольклора и православного сознания. В Мордовии нашлись религиозно одаренные лидеры – братья Алешкины, создавшие "Мокшоэрзянскую церковь в изложении доктора Мартина Лютера". В Удмуртии таких лидеров не нашлось.

Власти Удмуртии сталкиваются со сложными религиозно-общественными проблемами, которые при неверном подходе могли бы привести к серьезным конфликтам. Кроме активной и влиятельной православной епархии и возрождающегося язычества, в республике до 7 % мусульман-татар, малочисленные, но активные белокриницкие и поморские старообрядцы, баптисты (среди них, кстати, в последнее время бурно растет удмуртский элемент) и немцы-лютеране. Надо сказать сразу, что правительство республики с успехом отвечает на вызовы времени. По республиканской конституции наибольшая власть концентрируется в руках главы правительства республики Александра Волкова [2]. Он же возглавляет политический блок "Удмуртия". С. Глазьев – главный советник Волкова по экономической реформе, а С. Говорухин агитировал за "Удмуртию" на апрельских выборах. С самого начала политической карьеры Волков занял активную позицию в отношениях с религиозными объединениями. В начале перестройки, еще в 1988 г., будучи мэром Глазова, он построил в этом городе православную церковь, наверное одну из первых в России. Став главой Удмуртии, он возродил из руин старинный Александро-Невский собор, планирует помощь в возрождении монастырей, обсуждает возможность воссоздания Михайловского собора при Ижевском заводе. Эти действия могли бы восстановить против него религиозные меньшинства. Однако он нашел верную линию в религиозных делах. Сам он никогда не афишировал свою связь с епископом, власти всегда удовлетворяли протесты (иногда даже, может быть, не совсем обоснованные), вызванные недовольством меньшинств "православной пропагандой" в учебных заведениях. Правительство оказало заметную экономическую помощь в строительстве и реставрации мечетей и старообрядческой церкви, лютеране также чувствуют поддержку. Аналогичным образом Волков подошел к проблемам язычников: выделялись средства на республиканские моления, сейчас планируется финансирование капища в Ижевске. В результате не только лидеры "Шунды", но и руководство языческой общины во главе с Виноградовым говорят, что теперь будут искать союза с Волковым и, скорее всего, на следующих выборах будут голосовать за него. Внимание к религиозной сфере, а также к культуре и образованию, которое проявляет руководство Удмуртии, отличает этот край от многих других регионов и создает ощущение некоторой духовной опоры, формирует атмосферу терпимости и сотрудничества. Во времена обострения национальных и религиозных отношений русский глава правительства А. Волков оказался куда более способным решать сложные проблемы, чем русский епископ Николай.

Первый документально зафиксированный факт распространения христианства датируется 1557 г., когда Иван Грозный царской грамотой жаловал определенные привилегии семнадцати крестившимся удмуртским семьям. Серьезные попытки вовлечения «вятских инородцев» в лоно православия были предприняты лишь в середине XVIII в., когда правительство приступило к осуществлению целой системы мер по христианизации удмуртов: в их деревни посылали миссионеров, там начали строить церкви и открывать школы. В 1740 г. в Поволжье создается «контора новокрещенских дел». Однако до середины XIX в. христианизация осуществлялась в основном полицейскими мерами. Язычники подвергались репрессиям, уничтожались священные рощи, молельни, языческие кладбища. Христианизация шла медленно и поверхностно. В 1818 г. в Вятке открылся библейский комитет, к работе которого в качестве переводчиков были привлечены священники-удмурты. В 1819–1823 гг. на удмуртский язык были переведены все четыре Евангелия. Особенно активизировалась издательско-просветительская деятельность с организацией в 1867 г. в Казани «Братства Св. Гурия»

Среди удмуртов не зафиксировано ярких примеров сопротивления христианизации, подобных движению «мордовского бога Кузьки» у эрзян. В основном их сопротивление было пассивным, поддерживавшимся замкнутостью удмуртской сельской общины. Историки упоминают о существовании в XIX в. двух антихристианских религиозных движений, сведения о которых очень скудны. Основателями и вождями секты «вылепырисей» были жрецы и волхвы. Вылепыриси пугали всех, отказывавшихся к ним присоединиться, жестоким наказанием и угрозами, что жизнь их будет переполнена бедствиями. Вылепыриси требовали не носить одежды красного цвета и вообще русского платья и не иметь никаких отношений с русскими.

Важную роль в жизни удмуртского народа играли волхвы (тупо) — бродячие колдуны, гадатели, пророки, прорицатели, шаманы и целители. На сегодняшний день волхвы почти полностью исчезли, но для полнокровной религиозной жизни они необходимы. Прогресс человечества заставит народы отречься от христианства и вернуться к язычеству. Перспективу имеют только те народы, которые найдут в себе силы на такой шаг. Знаменателен тот факт, что в 1994 г. в Ижевске впервые появилась русская языческая община «Тур». Трудно сказать, сыграла ли какую-либо роль в ее возникновении пропаганда удмуртского язычества, но лидеры Удмурт Вэсщь приветствовали ее появление. Как бы плохо удмуртские язычники ни относились к христианству, еще хуже они относятся к исламу. Эта неприязнь в значительной степени предопределяется исторической памятью народа. Северная Татария и Башкирия в древности были не только ареалом расселения удмуртского народа, но и наиболее развитым регионом древней «Удмуртии». Находящийся ныне на территории Татарии город Арок — древняя удмуртская столица. Там располагалась резиденция удмуртских князей. Насильственная исламизация, дискриминация и вытеснение не забыты до сих пор. Но не только исторические события лежат в основе неприязни к исламу. В северных районах Башкирии (где доминируют татары) до сих пор живет более 20 000 удмуртов. У них сохранилось сильное национальное самосознание и языческая вера. В деревне Кайшабали Япалыкского района в последнее время ежегодно проводятся всебашкирские удмуртские языческие моления. Четко обозначенная организационная политическая связь язычества с определенными политическими движениями, характерная для Чувашии, в Удмуртии еще не сложилась. Возможно, это результат личных особенностей лидеров языческой общины. Антирусская и антиправославная направленность движения, требования «удмуртизации» республики, установления квот в парламенте и администрации объективно смыкаются с языческим мировоззренческим противостоянием православию. удмуртского народа. Подобный двоеверческий слой есть во всех финно-угорских республиках, и его представители особенно предрасположены к созданию некоей «национальной Церкви», в которой бы сочетались элементы фольклора и православного сознания.

1.2 Религия удмуртов

У каждого народа есть нечто особенное, что представляет всеобщий интерес. У удмуртов — это религия. Не случайно в удмуртоведении больше всего публикаций о религии.

Древние религиозные верования удмуртов группируются в основном вокруг двух главных стержней: семейно-родо-вых и аграрных культов. Прочие (знахарство, ведовство, шаманизм, тотемизм) отступают на второй план40. Некогда удмурты имели многочисленный пантеон божеств и духов, число которых доходило до 4041. Это были олицетворения различных стихий и сил природы: Ву-мурт (водяной), Ню-лэс-мурт (леший), Тол-пери (дух ветра), Шунды-мумы (мать Солнца), Му-кылдысин (божество Земли)42. Большинство богов и духов выступало в виде антропоморфных существ, и в их названиях часто присутствовал корень «мурт» (человек). Древние удмурты олицетворяли и многие болезни, которые принимали вид злых духов: кыль (горячка), кезег (лихорадка), пужы (корь), чача (оспа). Последние часто «навешали» людей, а те старались откупиться от них, угощали и провожали как почетных гостей.

На вершине удмуртского Олимпа возвышался бог Инмар, который, по-видимому, имеет общефинское происхождение (финский Илмари, Илмаринен). Превращение его в верховного бога произошло сравнительно поздно, под воздействием ислама и христианства. А еще позднее он слился в народном представлении с христианским богом. У удмуртов были две формы семейно-родовых культов: святынь-покровителей и предков. Они связаны с двумя стадиями развития древнего общества — материнским и отцовским родом. Хотя родовая организация у удмуртов исчезла давно, пережитки обеих форм ее культов сохранились почти до наших дней. Еще в начале XX в. в каждой удмуртской деревне и едва ли не в каждой семье имелся свой воршуд — родо-семейная святыня. Воршу-дом обычно называли лубяной короб, в котором хранились предметы, имевшие символическое значение. Иногда воршу-дом становился деревянный идол, изображение гуся, лебедя. Хранился он на особой деревянной полке — Мудор (букв, «край» или «центр Земли») в «Быдзым куа» («Великая родовая куа») или в «Покчи куа» («Маленькая семейная куа») —- специальной обрядовой постройке-святилище, где проводились моления в честь воршуда. Подобные постройки были известны почти всем финно-угорским народам от хантов и манси до финнов. «Быдзым куа» ныне почти не сохранились, а «Покчи куа» используются сейчас в деревнях обычно как летняя кухня. Каждый воршуд имел свое имя. Всего существовало около 70 воршу-дов. Наиболее известные из них — Бигра, Жикья, Пурга, Тук-ля, Чабья и др.43 Некогда это были, по-видимому, названия удмуртских материнских родов, восходящие к тотемным предкам (животным, птицам, насекомым). Каждый знал, к какому воршуду он относится. Браки между удмуртами одного воршуда не допускались. В деревне было обычно два-три воршуда, им соответствовало число «Быдзым куа», в каждом святилище молились только члены своего воршуда. Женщину называли обычно не по имени, а по ее воршуду. Вообще воршуду было присуще очень сложное содержание. Это и святыня, хранящаяся в куале, и само божество — покровитель рода или семьи, и изображение его в виде женского амулета (дэндор), и совокупность родственников по материнской линии. Культ вор-шуда обнаруживает тесную связь с культом семейного очага. При перенесении воршуда на новое место брали три камня из очага старой «куа», часть золы (иногда с надочажного крюка состругивали несколько щепок) и уносили в новую «куа». Значительно более стойко сохранились элементы культа предков. Носителем этой формы верований у удмуртов давно стала семья. Особенно заметно данный культ выступал в обычае поминок по умершим. Цель поминальных обрядов —умилостивление умерших, получение их покровительства и помощи. После поминок устраивались проводы гостей — духов умерших. После смерти родителей каждый удмурт должен был устроить особое жертвоприношение-благодарение: в честь отца жертвовали лошадь, в честь матери — корову. Приглашали родственников и устраивали пиршество. Обряд этот назывался «Йыр-пыд сётон» (букв.: «Жертва головы и ног»). Проведение обряда было обременительно для семьи, т. к. жертвенное животное стоило дорого. В наши дни «Йыр-пыд сётон» встречается редко и в измененной форме (для обряда просто покупают ноги и голову животного) и считается, что обычай соблюден.

Другой комплекс самобытных верований удмуртов группируется в аграрные культы: почитание божеств, связанных с земледелием (Инмар, Му-кылдысин), ибо бессилие древнего земледельца заставляло его обращаться к богам. Аграрные обряды удмуртов можно разделить на зимне-весенние и летне-осенние. Из весеннего цикла наиболее ярким был праздник плуга/сохи

«Акаяшка», или «Геры поттон». В период созревания хлебов устраивалось большое моление и жертвоприношение богам с просьбой о хорошем урожае. В молениях участвовала вся деревня, носителем же культа выступала сельская община, иногда объединение нескольких деревень. Молился удмурт на поле и просил в своей молитве-куриськон: «О великий Инмар! Сделай так, чтоб хлеб хорошо уродился, чтоб был он с камышовой соломой, с серебряным колосом, с золотым зерном. Чтоб это хлебное поле не обскакать белке, не обежать лисице, не проскакать кунице». В последние годы большой популярностью пользуется республиканский праздник «Гербер» («После пахоты»), где сочетаются аграрные обрядовые традиции и инновации.Начиная с XVI в. (документально с 1557 г.), удмурты стали переходить в православие44. Массовая христианизация удмуртов произошла в XVIII в., продолжалось крещение удмуртов. Стали переводить на удмуртский язык каноническую церковную литературу, наиболее активно этот процесс стал протекать в последнее время. Особо следует отметить подвижническую переводческую деятельность отца Михаила (д. ф. н. М. Г. Атаманов). Современные удмурты имеют возможность на родном языке читать «Библию» («Новый Завет»), «Детскую Библию», «Молитвослов» и др., что связано также с общей активизацией церкви, популярностью религии и даже модой на нее в постсоветской России. Абсолютное большинство верующих удмуртов считается православными христианами. Хотя точнее было бы, наверное, говорить о сложных формах религиозного синкретизма среди удмуртов, о двух уровнях бытования религии: в домашней среде — древние формы верований, в официальной — христианство. Сохранились отдельные деревни (южные и периферийные удмурты), которые не приняли христианства, некоторые удмурты перешли в суннитский ислам и тюркизировались. В последние годы в Удмуртии, как и в некоторых других регионах, появились попытки возрождения неоязычества и новомодные религиозные течения («Вера Бахай», «Общество Дианетики», «виссарионовцы» и др.), однако они, особенно последние, не пользуются особой популярностью45.

Глава 2. Проблемы христианизации

2.1 Крещение удмуртов

Проникновение в удмуртский край христиан, а, следовательно, вместе с ними и христианской цивилизации шло в основном вдоль двух крупных водных магистралей – Камы и Вятки. Уже в XII веке здесь появились единичные христиане. Они селились починками из одного-двух дворов среди удмуртских деревень, в которых было по 30 и более дворов. После основания русских колоний на Вятке христианство начало постепенно проникать и в среду удмуртов. Одним из первых дел русских пришельцев была постройка церквей и часовен в наиболее безопасных пунктах. Появились города: Вятка, Слободской, Шестаков; погосты: Сырьянский, Волковский, Ильинский, Никольский и др. Соседство с русским населением, считает П.Н. Луппов, положило начало знакомству удмуртов с христианской религией[41].

Очевидно, что между вотяками и русскими к половине XVI века уже установилось некоторое общение, благодаря которому русские, как более культурные люди в сравнение с вотяками производили на последних влияние, русифицировали их, что отчасти сказывается и на русских именах некоторых вотяков. Русское соседство для вотяков имело и то значение, что познакомило их с внешней стороной христианской религии и вообще подготовило их к перемене религии.[42]

К 1557 году относится первый документально подтверждаемый случай крещения удмуртов. К Ивану IV обратилось 17 удмуртских семей, и в грамоте от 25 февраля 1557 года Иван грозный жалует 17 семей удмуртов Сырьинской волости Слободского уезда Вятской земли – «…Ожмека Черного да Зубаря Дуина, да брата его Чужека, да… со товарищи жаловать льготой: три года подати не платить, за что они обязались учинить вверх Вятки реки на речке Василкове слободу и церковь…»[43]. Крестьяне после трех лет вынуждены были и подать платить, и церковь содержать со священником и всем причтом, что было весьма накладно.

Итак, 1557 год формально можно считать началом христианизации удмуртов, хотя, по существу, она началась двумя столетиями позже.

Первые серьезные попытки привлечения вятских инородцев в лоно православной церкви были предприняты лишь с XVIII века, когда правительством и духовенством начала проводиться целая система энергичных мер по христианизации удмуртов-язычников: в удмуртские деревни стали посылаться миссионеры, строиться первые православные храмы, для обучения азам церковной грамотности начали открываться школы. Таким образом, в XVIII веке вятское и казанское духовенство стало предпринимать уже организованные попытки по обращению удмуртов в православие. XVIII век стал веком насильственной христианизации удмуртов в числе других народов Поволжья. Вятская земля становится важнейшей продовольственной, транспортной и людской базой для реформ Петра I. Крестьяне поднимали бунты. Чтобы духовно подчинить бунтующих, правительство в 1720, 1721 и 1722 гг. издало указы об освобождении принявших христианство от податей и повинностей, от обязательной рекрутской службы на три года. На практике эти льготы дополнялись освобождением пожелавших креститься от уголовной ответственности за преступления, даже самые тягчайшие, вплоть до убийства. Однако и эти очень ощутимые льготы давали малозаметные результаты до тех пор, пока в сентябре 1740 года не последовал указ о переложении податей и повинностей, от которых освобождались новокрещены, на оставшихся «в языческом суеверии».

11 сентября 1740 года был издан высочайший указ, по которому в городе Казани учреждалась особая Новокрещенская контора, на которую возлагалась задача обращения в православие народов Поволжья и Прикамья. Указ предписывал предоставлять инородцам, принявшим христианство, льготы в платеже податей и отбывании рекрутской повинности в течение трех лет. Размеры подушной подати некрещеных удмуртов вскоре возросли в три раза, и метод кнута оказался гораздо более действенным средством привития христианства.[44]

Чтобы успешно утверждать новокрещеных в православии, указ предлагал выселять их из прежних мест жительства, если там оставались некрещеные, поощрять браки новокрещеных с русскими[45]. В соответствии с этим указом Казанская контора иноверческих дел стала направлять миссионеров в удмуртские, татарские, чувашские и марийские деревни для проповедования там «слова божия». Уже в 1741 году миссионеры основали первый чисто удмуртский приход в селе Елово. Создались предпосылки для сложения удмуртской национальной церкви. Началась подготовка первых удмуртов-причетников, затем и иереев, а также работа над переводами Евангелия и богослужебной литературы. Именно священники и только в миссионерских целях создавали словари и грамматики удмуртского языка. Первая из них была издана заботами митрополита Казанского Вениамина[46].

Началось массовое крещение удмуртов. В XVIII веке миссионерские акции могли проходить с привлечением «воинской силы» в лице гренадеров – отставных солдат. Солдаты обходили деревни и сгоняли население в наиболее крупную. Там зачитывался царский указ о крещении. Переводчик излагал указ по-удмуртски, разъяснял кратко его, объявлял обещание государства на три года освободить крестившихся от повинностей. Затем солдаты заставляли каждого подойти к члену Новокрещенской конторы и поставить в книге против своей фамилии родовой знак – пус, так как все удмурты были неграмотны. Поставившему пус надевался крест. Обряд крещения на этом заканчивался. Из числа богатых удмуртов назначали сотских, церковного старосту, который собирал средства для строительства церкви в этом селе. Он же следил, чтобы в домах имелись иконы, семьи ходили в церковь, соблюдали церковные обряды. Того, кто отказывался креститься, усмиряли: сажали в тюрьму, били батогами, в «железо и цепи сажали».[47] В присутствии солдат вятскому священнику Феодору Ившину и архимандриту Сильвестру из Казанской новокрещенской конторы удалось окрестить до пяти тысяч человек. В результате были организованы удмуртские приходы: Дебесский, Понинский, Глазовский, Уканский и Балезинский[48]. Данное обстоятельство свидетельствует о наличии принуждения в деле христианизации удмуртов. О принудительном характере христианизации удмуртов свидетельствуют осуществлявшиеся на территории края вырубка священных рощ, уничтожение капищ и сжигание идолов, изъятие котлов для ритуальных пиршеств, разгон молящихся, физическое наказание для тех, кто отказывался принять крещение[49].

Борьбу церкви и государства с язычеством в удмуртском крае уместно сравнить с протекавшей здесь же борьбой с приверженцами старообрядчества, т. к. одним из направлений христианизации удмуртского края было также крещение людей, ушедших в раскол. Официальные власти и служители культа рассматривали старообрядцев как вероотступников и считали необходимым принимать все возможные меры (как культурно-просветительские, так и карательные – на разных этапах российской истории) для их воссоединения с господствующей церковью. Миссионерам было поручено провести с ними увещевательные и назидательные беседы. Однако они имели успеха: никто из крестьян не изменил своих религиозных воззрений. Центрами сосредоточения староверов стали Сунский и Верхосунский приходы Нолинского уезда. Впоследствии старообрядцы появятся и в других уездах. В частности в XVIII веке староверие получит большое распространение на территории Сарапульского, Глазовского и Малмыжского уездов. При этом численность старообрядцев будет неуклонно расти. Местное православное духовенство, анализируя сложившуюся ситуацию, выделяло следующие причины развития староверия на Вятской земле. В первую очередь, этому способствовала слишком большая территория церковных приходов, вследствие чего многие прихожане крайне редко имели возможность общаться со своим священником, а значит, редко исполняли христианский долг исповеди и святого причастия. Во-вторых, укрепляла старообрядцев в вере их сплоченность. Чувства коллективизма, взаимовыручки всегда помогали им выстоять и претерпеть обрушившиеся на них гонения со стороны как светских, так и духовных властей. В-третьих, распространению старообрядчества способствовали материальные выгоды его приверженцев, их лучшая обеспеченность по сравнению с адептами официальной церкви. Старообрядческое духовенство оказывалось материально более обеспеченным, чем православные служители культа. В-четвертых, развитию старообрядчества, по мнению священнослужителей Русской православной церкви, способствовал догматизм староверов, их низкий образовательный уровень. Пятой причиной распространения староверия являлся недостаток образования православных священников. Они не всегда в совершенстве знали идеологию старообрядчества и особенности учения местных староверов, поскольку последние часто уклонялись от бесед.

Помимо вышеперечисленных факторов важную роль сыграл также рост феодальной эксплуатации крестьян на протяжении XVII – XVIII вв. В связи с этим необходимо учесть следующую особенность развития феодальных отношений на Вятской земле. В указанный период большую часть населения края составляли черносошные крестьяне, которые несли повинности в пользу государства. Поместное землевладение было развито слабо. Главным образом, оно охватывало южные уезды (Яранский, Уржумский, Малмыжский). Вследствие этого крепостничество не получило здесь широкого распространения. Так, в конце XVIII века количество крепостных составляло лишь 2 %от общей численности населения губернии. Это, в свою очередь, способствовало существенному притоку на Вятскую землю крестьян из центральных регионов страны, бежавших от произвола своих помещиков. Знакомясь здесь со старообрядцами, подвергшимся гонениям со стороны официальных властей, они охотно воспринимали их вероучение и разделяли его в знак протеста против усиления крепостного гнета.[50]

На ход миссионерского дела оказала влияние податная льгота. После указа 1740 года подати за новокрещеных должны были платить оставшиеся в язычестве. Каждое обращение в православие мужчины увеличивало податное бремя оставшимся инородцам. Данное обстоятельство ставило удмуртов, марийцев и других, сохранявших свои дохристианские верования, перед выбором: либо разориться от непосильных обложений, либо принять крещение и объявить себя православными. После 1740 года удмурты, язычествовавшие до того времени в течение целых столетий, были окрещены. Считается, что основная масса удмуртского населения приняла крещение в XVIII веке, однако процесс христианизации не был завершен окончательно и продолжался вплоть до конца XIX века. Но довольствоваться этими результатами было невозможно, т. к. удмурты, обращавшиеся в христианство только из-за внешних льгот и привилегий или даже вследствие принуждения, были совершенно равнодушными к своей новой вере. Большинство новокрещеных уклонялись от присутствия в храмах во время богослужения, в церковь ходили редко, посты не соблюдались, так как они совпадали со временем жертвоприношений. В этой непростой ситуации значительная часть удмуртов превратилась в двоеверов-бикультуралов. При внешнем «маскирующем» следовании христианским обрядам они полулегально сохраняли веру в языческих богов. Двойная вера была вынужденным маневром[51]. Догматы христианского вероучения не были поняты и приняты удмуртами не только из-за этноязыкового барьера и насильственных, жестоких методов церковнослужителей и властей, но, думается, неуспех христианизации во многом объяснялся отсутствием подготовленной социально-экономической и идеологической базы для усвоения новой религии.

Таким образом, после крещения удмуртов предстояла еще более трудная задача: утверждение новокрещеных в христианской вере. Необходимо было развить в удмуртах любовь к новой вере, научить их христианским догматам и обрядам. В XVIII веке под утверждением в христианской вере правительство предусматривало обучение новокрещеных молитвам, символу веры, приучение ходить в церковь к богослужению, принимать таинства, соблюдать посты, выполнять христианские обычаи. Реализация этих мер на практике отводилась духовенству, которое должно было также просвещать новокрещеных. Обучению правительство придавало весьма большое значение, как одному из наиболее действенных средств к утверждению новокрещеных в христианской вере. Церковь была первым и основным, а долгое время единственным организатором народного образования в Удмуртии. Все светские учебные заведения также подчинялись традициям православной культуры. Священно- и церковнослужители с их высоким образовательным уровнем и большим опытом духовно-нравственного воспитания являлись просветителями для прихожан.

В XVIII веке обращались в христианство взрослые инородцы и их малолетние дети; те и другие в большинстве случаев не знали ни догматического, ни нравственного учения, ни обрядов новой веры и потому нуждались в утверждении в христианской вере и духовном просвещении одинаково, взрослые даже более, чем дети. В целях утверждения новокрещеных в христианской вере правительство предприняло ряд мер: для взрослого населения старалось организовать устное наставление в некоторых догматах и обрядах христианской веры, для детей – обучение начальной грамоте.[52] Меры к распространению грамотности среди инородцев правительством были приняты в самом начале XVIII века. Обучение удмуртского народа грамоте сделалось предметом особых специальных работ центрального духовного управления и епархиального начальства[53]. Первые школы в Вятском крае были организованы при монастырях и архиерейских домах. В основном набирались сюда дети церковнослужителей, новокрещеных удмуртов, чуваш, татар и русских, населявших Казанский край.

Новокрещенская контора для привлечения в школы объявила о льготах для инородцев после принятия крещения: они освобождались на три года от части податей и повинностей, от долгов по кабалам, от тяжелейшей рекрутской повинности, при заключении браков с них не брали «лазаретных» сборов. Наборы учеников в первые новокрещенские школы были малочисленными, так как инородцы не хотели отдавать детей в школы, несмотря на то, что новокрещенская контора обеспечивала их питанием и одеждой. Итоги деятельности духовного ведомства к концу XVIII века в области просвещения и школьного дела среди удмуртов были мало успешными. Даже элементарно грамотные люди среди удмуртов насчитывались единицами.[54] Неприятие религии и церкви нерусским населением во многом объяснялось внедрением чужого и чуждого языка. Новокрещены не в полной мере выполняли христианские обязанности, у основной массы удмуртов сохранялось традиционное мировоззрение и элементы традиционных верований, распространялось двоеверие, частыми были случаи отхода от православия. Прежняя религиозность удмуртов продолжала у части населения сохраняться скрытно. Люди тайно совершали моления своим богам, прежним образом поклонялись предкам. Православие не стало частью самосознания основной массы крещеных удмуртов. Оно воспринималось как чуждое их образу жизни явление, навязанное им извне. Существовал взгляд на православие как на веру русскую, подходящую только для русских, а также – как официальную, государственную религию, которая не подходит для семейно-бытовой жизни.

В XIX веке идет вторая волна насильственной христианизации. К удмуртам посылаются православные миссионеры. Для ведения миссионерской деятельности среди удмуртов требовалась религиозная литература на удмуртском языке. Священники удмуртских приходов г. Глазова в 1803 году переводят на удмуртский язык символ веры, десятисловие, краткий катехизис, 50 псалмов и 14 молитв. В 1816 году священник с. Елово Захарий Кротов представляет в Вятскую епархию свою грамматику удмуртского языка.

Работа над переводами евангелий от Матфея на сарапульском наречии и от Марка на глазовском наречии началась после открытия Вятского библейского общества (1818) и длилась до выхода в свет четверть столетия. В «Известиях о библейских обществах» отмечается, что в переводе этих евангелий участвовали сведущие в удмуртском языке семь священнослужителей: Афанасий Шкляев, Иоанн Платунов, Стефан Онисимов, Никифор Невоструев, Павел Тронин, Николай Утробин и Захарий Кротов; а также городской глава г. Глазова 2-й гильдии купец из удмуртов Иван Волков (Известия. 1824, с.119)[55]. В конце 1823 года Вятский комитет приступил к их напечатанию и разослал первые семь страниц евангелия от Матфея для праздничного богослужения в 27 удмуртских приходов. В 1838 году священник с.Балезино П. Редников осуществил перевод евангелия от Матфея на глазовское наречие. В 1844 году Синод дал указание Вятскому Неофиту напечатать в типографии Казанского университета евангелия от Матфея и Марка на глазовском диалекте в количестве 500 экземпляров и от Матфея на сарапульском наречии – в количестве 700 экземпляров[56].

Служба в православной церкви велась на церковно-славянском языке, непонятном русским, а тем более удмуртам. Во второй половине XIX века по инициативе Н.И. Ильминского начинается обучение инородцев на их родном языке для подготовки священников из местного населения. Он разработал единую систему христианизации и русификации народов Поволжья, которая осуществлялась с 60-х гг. и до конца XIX века. Система Николая Ивановича Ильминского отвечала новым общественно-политическим условиям и получила признание на официальном уровне. Она включала в себя, прежде всего, введение в богослужебную практику и в пастырскую деятельность «инородческих» языков, появление священнослужителей из числа нерусских народов, создание школы, предназначенной для детей «инородцев», в которых обучение велось с использованием их родных языков.[57] Была предпринята широкая программа действий: перевод на местные языки церковной литературы, подготовка священнослужителей из представителей народов Поволжья, открытие школ, где велось обучение преимущественно на родном языке. В результате признания системы Ильминского основой миссионерской деятельности в России появились новые формы и методы миссионерской деятельности, модернизировались уже используемые. Но даже в конце 60-х гг. в 19 волостях Глазовского, 8 волостях Елабужского, 16 волостях Малмыжского и 22 волостях Сарапульского уездов с преимущественно удмуртским населением совсем не было школ. В 70-е гг. XIX из 22 734 учащихся в Вятской губернии удмуртов было всего 875 человек, в конце 80-х гг. удмурты составили 5,3% всех учащихся, в начале XX века они составили 11,7% - 12 308 человек.[58]

В целом «система Ильминского», несмотря на некоторые успехи в деле христианизации и русификации инородцев, не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Реализация системы Ильминского в миссионерской сфере происходила не в полном объеме, значительная часть духовенства не использовала ее в своей деятельности по ряду причин, одной из которых было незнание большинством священнослужителей местных языков. Все же основной причиной, препятствовавшей широкому применению данной системы, было то, что она реализовывалась в условиях новой линии в национальной политике, характеризовавшейся усилением русификаторских тенденций.

С целью утверждения новокрещеных в христианской вере создавались православные приходы. Так с открытием Покровской церкви и организацией православного прихода в селе Святогорское, приходу которого посвящено данное исследование, русской православной церкви удалось расширить свое влияние на местное население. Здесь служители церкви вели свою деятельность по утверждению христианской веры среди населения. В результате Покровская церковь в селе Святогорское стала просветительским и культурным центром для прихожан.

По мнению Б.И. Каракулова, христианизация во многом способствовала развитию письменности у удмуртов. Письменность была фундаментом национальной культуры, который воздвигался церковью. Письменность являлась главной движущей силой процесса появления в удмуртском крае художественной литературы, профессионального искусства, просвещения. Большинство всей удмуртоязычной литературы дореволюционного периода обязано своим появлением Церкви.

Как справедливо отмечает Е.Ф. Шумилов[59], национальная литература и национальная интеллигенция не смогли бы зародиться без того первоначального импульса, который несли с собой удмуртоязычные книги, брошюры и листовки, издаваемые различными православными обществами. Они поднимали грамотность населения и распространяли православную культуру.

Христианизация дала самый мощный импульс структурному обогащению удмуртского языка, что неизбежно влекло за собой дальнейшее развитие мышления удмуртов, приобщала к мировой культуре и цивилизации. Мировая религия утверждала идею государственной власти, так или иначе, готовя удмуртов к осознанию необходимости и собственной государственности, недоступной и непонятной для языческих групп. Велось планомерное втягивание удмуртов в цивилизацию, а соответственно и в государственные дела. Функции национального дворянства в удмуртских условиях взяло на себя удмуртское духовенство. Постепенно нарабатывался опыт самоуправления. Через приобщение к мировой религии и необходимости обслуживать особые запросы церкви, в искусстве Удмуртии возникли и утвердились новые материалы (кирпич, стекло, масло), техники (полихромная резьба, золочение, живопись, гравировка, печатная графика и книгопечатание, лепка, золотое шитье), приемы (партесное пение, уличная планировка, архитектурное проектирование, купольные конструкции), жанры (картины, рисунки, настенные росписи) формы публичной деятельности (концерты, спектакли и выставки).

Таким образом, христианство на территорию современной Удмуртии стало проникать еще в XII веке. К XVI веку относится первый документально подтверждаемый случай крещения удмуртов. С XVIII века этот процесс приобрел масштабный государственный характер, когда вятское и казанское духовенство стало предпринимать уже организованные попытки по обращению удмуртов в православие. XVIII век стал веком насильственной христианизации удмуртов в числе других народов Поволжья. Удмурты крещение принимали формально, продолжая следовать языческому культу. С целью утверждения новокрещеных в христианской вере велось обучение новокрещеных молитвам, символу веры, грамоте, создавались православные приходы.

Заключение

Христианизация дала самый мощный импульс структурному обогащению удмуртского языка, что неизбежно влекло за собой дальнейшее развитие мышления удмуртов, приобщала к мировой культуре и цивилизации. Мировая религия утверждала идею государственной власти, так или иначе, готовя удмуртов к осознанию необходимости и собственной государственности, недоступной и непонятной для языческих групп.Таков в самом кратком, очерковом рассмотрении один из финно-угорских этносов северо-западного Приуралья. Издревле живя в географическом, этнокультурном цивилизационном пограничье, на стыке Европы и Азии, Великого Леса и Великой Степи, в ареале активного взаимодействия славянско-христианского и тюркско-мусульманского миров, удмуртам удалось сохранить свое имя, язык, свою древнюю самобытную культуру. Вместе с остальными народами они прошагали тысячелетний путь развития. За многие века они создали и развивают богатый, неповторимый самодостаточный комплекс этнокультуры, выработали свою сложную систему мироощущения и миропонимания. Вписались в мировую цивилизацию, пусть даже не всегда поспевая с ее пугающими темпами. Это негромкий и даже тихий народ. Он никому не объявлял войны, никого не покорял, не завоевывал. По-крестьянски много и основательно трудился. Жил, как мог, на своей не очень богатой земле.

Развитие удмуртского этноса, как и всех народов нашего многострадального Отечества, в новейшее время характеризуется большой сложностью и противоречивостью. Коренной перелом в жизни удмуртов произошел в 1917 г., вернее в 20-30-е гг., когда в результате коллективизации исторически в одночасье был нарушен вековой неспешный темпоритм жизни удмуртского крестьянского мира, стали ломаться традиционные устои, деформироваться система жизнеобеспечения, духовная и материальная культура. Искусственно, порой и насильственно осуществлялись ускоренные масштабные социально-экономические преобразования, ложившиеся часто непомерным бременем на удмуртского крестьянина. Трудности мирной жизни многократно усилились тяготами и лишениями военного времени. Помимо Гражданской и Великой Отечественной войн, велась непонятная для большинства народа «внутренняя война», когда в результате массовых репрессий гибли лучшие представители народа: так под корень была уничтожена почти вся только-только нарождающаяся удмуртская интеллигенция. В результате труднейших испытаний удмуртский этнос тяжело заболел: истощились физические и духовные силы народа, появились безверие и неверие в перспективы развития, этнический нигилизм, социальная апатия, уход в пассивные формы протеста (алкоголизм, печально знаменитый феномен удмуртского суицида) и т. д. Однако в последнее время появились надежды на лучшее.