Философия жизни

самым главным реакционно-консервативным элементом современной российской

идеологии и философской мысли.

В чем же суть нашего чисто русского пути? Предоставим слово отцам-

основателям этой теории. К.С.Аксаков. Дополнение к записке "О внутреннем

состоянии России":

"I. Русский народ, не имеющий в себе политического элемента, отделил

государство от себя и государствовать не хочет.

II.Не желая государствовать, народ предоставляет правительству

неограниченную власть государственную.

III.Взамен того русский народ предоставляет себе нравственную свободу,

свободу жизни и духа".

О том же говорит и В.Соловьев, в статье "Когда был оставлен русский путь и

как на него вернуться. (По поводу "Записки о внутреннем состоянии России"

К.С.Аксакова"): "...путь этот, по нашему глубокому убеждению, так хорошо

выраженному К.С.Аксаковым, состоит в том, что, не ища для себя политической

власти, русский народ ищет свободы нравственной, свободы духа, свободы

общественной, народной жизни внутри себя. Предоставляя государству царство

от мира сего, он, как народ христианский, избирает для себя иной путь, путь

к внутренней свободе и духу - к Царству Христову. И действительно, веруя в

это царство, которое больше и сильнее мира, он стремится осуществить его в

себе как обществе христианском или церкви".

Таково действительно кристально чистое выражение русской идеи,

умозрительного самобытного русского пути. При этом, цитируя аксаковское

определение сути "Русской идеи" (говоря современным языком русского ноу-

хау), стоит подчеркнуть самое главное, самый стержень этой идеи -

принципиальное разделение власти правительствующей и народа, несоединимость

их, практически непроницаемая разграниченность между ними.

Но ведь именно на основе этой идеи русское государство зиждилось почти на

всем протяжении своей истории! Образно говоря, русский народ всегда, от

основания Руси по дни сегодняшние, держит по отношению к власти кукиш в

кармане.

Не сумев самоорганизовать стабильные государственные структуры, славяне

призывают власть внешнюю - варягов. И здесь не суть важно, была ли у нас

государственность до варягов. Важно и совершенно бесспорно то, что именно с

варяжского периода устанавливается стабильность русской государственности.

Привнесена ли она к нам извне или является автохтонной для развития нации

не имеет существенного значения. Как нет ничего унижающего вообще в

способности усваивать не только свой, но и опыт всего человечества. Скорее

наоборот, динамизм развития любой нации зависит от готовности

воспользоваться как трамплином для опрежающего прыжка в будущее социальными

наработками других народов.

Германцы, переняв основы греко-римской цивилизации не чувствуют себя

неполноценной нацией и никогда не мучались проблемой, скажем, чужеродности

римского права, лежащего в основе их общественной самоорганизации.

Мы же, увлекшись "ура-патриотическим" спором о "самочинности" своей

государственности, упустили главное, что дало нам призвание варягов -

начало традиции чужеродности (в том числе и в национальном плане) и

отчужденности государственной власти от тела народной жизни.

Традиция эта крепла и развивалась и во все последующие времена нашей

истории. Но если до монголо-татарского ига на Руси в плане организации

общества все же преобладали элементы демократические, то иго подготовило

условия для окончательного перехода к обустройству общественной жизни,

основанному на отделении "государствующих" элементов от народных. В обличии

самодержавности эта система просуществовала вплоть до начала ХХ века. При

этом в отдельные периоды идея эта доводилась даже до предельной

буквальности и абсурда, как это было при Иване Грозном, отделившем через

опричнину правительствующий слой от народной земщины.

И как это не может ни показаться парадоксальным, но именно Петр I, которого

чаще всего обвиняют в отходе от исконного русского пути, как никто другой

укрепил именно это самое "русское направление" организации национальной

государственности.

Покончив с боярством и автономностью церкви, создав вместо

представительской и земской структуры бюрократическое сословие управленцев,

отделенных от народа табелью о рангах, Петр I загнал нас как раз не в

европейство, а в классическую "азиатчину", восточную деспотию, которую

слегка перелицевав, мы выдаем теперь за платье чисто русского покроя, за

свое национальное изобретение. От Европы Петр Великий, увы, взял только

внешний антураж. Все же остальное и самое существенное, создающее политико-

экономическую основу процветания нации (представительский парламентаризм,

буржуазную организацию производства на основе частной собственности и т.д.)

отшвырнул "за ненадобностью", укрепив зато все, что еще на более чем

полтора столетия стало самым тормозящим моментом в нашем развитии -

крепостничество, абсолютизм, чиновничью номенклатуру, определяющую роль

государства в промышленном секторе экономики.

Однако свое идеальное воплощение вплоть до создания особого

правительствующего уже даже не сословия, а класса (если пользоваться

ленинскими определениями) "Русская идея" получила в советское время.

Разительная оторванность правящей партии от народа была настолько очевидна,

что правящей номенклатуре пришлось увешать почти всю страну лозунгами-

заклинаниями "Народ и партия едины", скрывая отталкивающе откровенное

расчленение нации.

Увы, идея "особинного" пути в народной массе и правящих умах жива до сих

пор, проявляясь в столь популярном у нас мнении: демократия не для нас и

поэтому она нам вредна.

В общем, при пристальном, вдумчивом взгляде на русскую историю мы видим на

всем ее протяжении не только практическое воплощение в нашей жизни

"Русского пути", но и его совершенствование и развитие вплоть до наших

дней. И главные его черты (здесь я позволю уточнить славянофилов)

следующие:

1.Отчуждение государственного механизма от общества, его чужеродность по

отношению к телу самой народной жизни.

2.Расчленение нации на элементы правительствующие и собственно народные.

3.Противопоставление духовного и материального, отрицание их

онтологического единства и возможности гармонизации отношений этих двух

сторон Бытия.

В этом определении существа русской идеи я сознательно не даю аксаковский

третий ее элемент о предоставлении русским народом себе нравственной

свободы, свободы жизни и духа.

Но именно ее, этой "свободы духа" и никогда не могло быть у нас из-за

первых двух положений аксаковской формулировки "Русского пути", т.е.

славянофильская идея нравственной свободы народа, отстраненного от

самоорганизации собственной общественной жизни - идея порочная изначально и

потому ее реализованное бытие возможно только в том виде, в котором и

осуществилась она в нашей истории.

Однако в чем же "врожденный" порок этой идеи и почему вообще "Русский путь"

есть по сути самое главное наше национальное зло, ведь в традиции русской

общественной и философской мысли русская идея представляется как

национальное спасительное достояние?

Для того, чтобы разобраться в этом, попробуем рассмотреть влияние "русской"

организации государственной системы на общественную жизнь нации.

Прежде всего, стоит отметить, что "Русская идея" неизбежно ведет к

вырождению государства и проявлению в нем самых гнусных его черт. Почему?

- Будучи в структуре общественной жизни элементом отделенным, лишенным

естественной, неопосредованной обратной связи с подвластным ему народом,

государственный аппарат неизбежно влечется к самодостаточности. Не

включенный же в структуру отправления власти народ, становится элементом

"лишним" и даже мешающим самодвижению государственной машины. Целью

управления при этом перестает быть совершенствование организации

общественной жизни, оно (управление) становится "самоцельным" и

самодостаточным.

- Являясь элементом самодостаточным и чужеродным на теле народа,

правительственные структуры неизбежно стремятся к иерархической

самоорганизации, которая наиболее рационально обеспечивает и упрощает

движение властного механизма. Отсюда неумолимая тенденция к вырождению в

тиранические системы типа восточной деспотии (самодержавной монархии, либо

партийно-советского государства). При этом система неизбежно стремится к

завершенности в форме тоталитаризма: одна власть - одна идеология (в том

числе и религия) - единый (так проще им управлять) народ.

- Являясь элементом отделенным, к тому же лишенным согласно

славяноофильской концепции нравственной силы и, следовательно,

нравственного авторитета, государство неизбежно осуществляет отправление

своей власти через насилие.

Не менее разлагающе действует подобная система и в целом на все общество и

на народ.

Она порождает двойную мораль и полную ее "аннигиляцию" в пограничном слое

соприкосновения элементов правительствующих и собственно народных. Отсюда

коррупция, недоверие власти, признание чуть ли не за доблесть обмануть

власть, обвести ее вокруг пальца.

Однако более всего трагичен по своим последствиям стоящий в центре "Русской

идеи" принцип отделения народа от политической жизни (которую мы определили

как искусство общежития) и утверждение, что именно это отделение и

позволяет обеспечить нравственную чистоту народа, выделяющую, якобы, нас в

кругу других наций.

Можно сколько угодно спорить о достоинствах и недостатках различных типов

общественно-государственных систем, но реальная жизнь давно уже показала,

что долговременный динамизм и прогресс наций может быть обеспечен только

там, где самоорганизационная деятельность становится стержнем общественной

жизни, где сформировано гражданское общество, основанное на индивидуальной

ответственности.

Альтернативный вариант неизбежно ведет к установлению тиранического,

тоталитарного режима, в которых даже "святая" российская соборность

превращается в элементарную стадность предназначенных на заклание агнцев. И

тогда источником движения общества становится уже не внутренний,

"встроенный", саморазвивающийся механизм, чутко реагирующий на малейшие

изменения общественных запросов, а машина внешняя, управляющая с помощью

различного рода приводных ремней, будь то партии, органы политического

насилия или церковь. И этой машине очень важно, чтобы личная гражданская

ответственность за все происходящее каждого "Я" была подменена

безответственностью стадного "Мы".

"Русская идея" это вариант именно второго пути. Она лишает наше общество

стержня гражданственности, подменяя его "псевдо-патриотизмом" служения не

национальным интересам, а чуждой живому народному телу государственной

машине.

Она порождает безответственность за состояние национального государства,

ибо народное самосознание очень чутко и безошибочно распознает лицемерную

подмену подлинно общенациональных интересов интересами правящей олигархии.

Она действует буквально разлагающе на наше национальное достоинство,

предлагая всегда готовое оправдание беспросветной нищеты и необустроенности

нашей жизни такой удобненькой формулой: "нами так управляют". Дескать, мы

тут ни причем, сами-то мы хорошие, да вот только хронически не везет нам на

правителей! Как будто мы сами не знаем, что механизм отчужденный неизбежно

перерождается в механизм чуждый, равнодушный к запросам отделенного от него

народа.

Организация национально-общественной жизни должна быть всегда

самоорганизацией, только в этом случае она становится адекватной запросам

общества и создает организационно-политические условия для свободного не

только экономического, но и вообще нравственного развития общества.

Нравственное влияние самоорганизующей деятельности по обустройству

национального общежития (т.е. собственно политической деятельности) стоило

бы подчеркнуть не только потому, что расхожее видение русской идеи основано

на несовместимости нравственной и политической жизни.

Значение этой проблемы в том, что без самоорганизации, без демократии не

может быть подлинно свободной и нравственной жизни. Отчужденная власть

порождает зависимость, которая неизбежно оборачивается распространенностью

в массе подвластного ей народа элементарного холопства.

В расколотом обществе всегда неизбежна корпоративная мораль, которая сужает

действие общечеловеческих моральных ценностей до поля интересов отдельных

социальных групп, или вообще строится на противопоставлении морали

правительствующей и морали народной.

Общественный же интерес целостной национальной организации, основанной на

социальном партнерстве неизбежно возводит нравственные принципы в ранг

всеобщих, снимает корпоративные "оправдания" отступления от

общечеловеческих ценностей.

Очень часто защитники русской "святой" жизни ссылаются на примеры

нравственных светочей подобных Сергию Радонежскому или московским

святителям Иову, Алексию или нашему современнику А.Сахарову. Но при этом

стоит осознать, что в обществе тоталитарном, духовный подвиг отдельных

личностей проявляется контрастней, более трагично в силу именно своей

противопоставленности конкретным общественным обстоятельствам и поэтому

свет его заметней в общем мраке.

Но их одинокий блеск часто затмевает для обыденного сознания ту истину, что

самоорганизующееся общество в целом более нравственно, чем общество

расколотое.

Особое влияние русская идея оказывает и на состояние внутренней народной

свободы. Если в демократическом обществе свобода индивидуума обеспечивается

его относительной чисто жизненной независимостью на основе частной

собственности, то в обществе с отчужденной правительсвующей властью всегда

прослеживается тенденция ограничения и этой относительной независимости.

Это происходит или посредством государственного отчуждения собственности

(мнимое обобществление) либо чрезмерным вмешательством государства в

экономическую жизнь.

Поразительно, но это ограничительная роль системы разделенного общества для

индивидуальной свободы не понята не только В.Соловьевым, но и даже таким

действительно великим русским философом, как Н.Бердяев, все мировоззрение

которого зиждилось на остром переживании необходимости обретения внутренней

свободы.

Его блестящее определение свободы всеобъемлюще и просто: "Свобода есть моя

независимость и определяемость моей личности изнутри, и свобода есть моя

творческая сила, не выбор между поставленным передо мной добром и злом, а

мое созидание добра и зла". И далее: "Свобода не есть самозамыкание и

изоляция, свобода есть размыкание и творчество, путь к раскрытию во мне

универсуума".

Однако в контексте "Русской идеи" даже бердяевская свобода не более чем

внутренняя свобода канарейки в клетке, которая упивается своей песней, не

желая видеть прутьев, делающих ее свободу совершенно иллюзорной.

Свобода в государстве, основанном на русской идее, неизбежно приобретает

черты либо анархизма, либо свободы внутри самоизолированного мира чисто

духовной жизни.

Свобода в государстве русской идеи предполагает не овладение

обстоятельствами, а отстранение от обстоятельств.

Говоря о влиянии "Русской идеи" на жизнь народа, нельзя не отметить и еще

одно немаловажное для нашей истории и ее перспективы обстоятельство.

Отстраненность от самоорганизации общественного бытия обрекает нас на

неразвитость конструктивного опыта коллективных действий по обеспечению

социального партнерства и организации национального общежития.

Отсутствие такого опыта порождает взрывоопасность отношений в периоды

кризисов, тенденцию к раздраю, "пойти в разнос" в случае малейшей потери

контроля правительствующих элементов над народными. Отсюда все наши русские

страшные в своей стихии бунты, все наши революции и проклятие гражданской

войны. События последнего времени, связанные с развалом советской империи

показывают это как никогда наглядно.

Конечно, многим может показаться, что написанное мной исторически давно

запоздало и собственно "Русская идея" в том чистом виде, каком она виделась

славянофилам века XIX, давно уже покоится на идеологическом кладбище

человечества, чтобы тревожить ее надгробие свежими эпитафиями.

Увы, это далеко не так. И не только потому, что на самом деле мы стали

расставаться с "Русской идеей" только на самом пороге третьего тысячелетия,

в еще переживаемые нами 90-е смутные годы. Проблема заключается в том, что

"нежелание государствовать" живет в нас уже генетически. Оно является

благодатной почвой для взращивания национал-социализма, явления "спасителей

отечества", готовых взять на себя сие тяжкое бремя. Оно выплескивается в

каком-то прямо фрейдистском народном порыве отдаться сильной личности,

которая должна, наконец, наставить нас, неразумных на путь истинный.

В этой "русской" патологии объяснение феномена распространения у нас

коммунистической блажи, которой Россия была уже в буквальном смысле

изнасилована.

Тревожный симптом живучести в нас этой болезни - патологически скептическое

отношение у значительной массы народа к демократическим принципам

самоорганизации, изумительная готовность отстраниться от участия в

обустройстве местного и национального общежития.

Проклятие "Русского пути" прослеживается также в генетической связи с идеей

государственности, которая является принципиальнейшей для национального

обустройства в его "русском" варианте. Русский человек всегда представлялся

человеком государственным, не различающим понятия Отечество и Государство.

Нам всегда внушали непреложность альтернативы: хорошо может быть или

государству или человеку.

Именно поэтому мы до сих пор "свято" уверены в невозможности того, что

одинаково хорошо может быть и личному и общему. Именно поэтому так

мучительно у нас приживаются ростки подлинно гражданского общества, в

котором человек выступает не средством, питающим движения государственного

молоха, а целью.

Иной стороной российского мессианства является противопоставление особой

русской духовности и нравственности рационалистическому материализму

Запада. Особенные русофилы всегда хотели представить дело так, как будто в

отличие от "погрязшего в меркантильности" западного человека, мы всегда

сосредотачивались на истинных ценностях и поэтому мало заботились о

материальной стороне, якобы принижающей нравственную жизнь. Историческим же

предназначением русского народа объявляется его миссия внесения духовности

в рационалистический Запад.

Различного рода "утешители" нации почему-то всегда стараются убедить нас во

взаимоисключительности выбора: или святость, или человекодостойный достаток

народной жизни.

В свое время, увлекаясь чисто умозрительными, а не идущими от реалий

мыслительными конструкциями, я принимал подобное объяснение. Однако чем

больше я проникал в глубинные течения жизни, тем больше приходил к

парадоксальному на первый взгляд выводу: именно подобный взгляд и делает

особо безнравственными и само российское бытие и философические попытки

сохранить незыблемость его идеологии.

Полное прозрение пришло ко мне от простого, но очень ярко высветившего

истинную суть вещей события. Как-то еще на самой заре российской

либерализации мне довелось побывать в составе официальной делегации

оппозиционных компартии сил в небольшом финском городке.

Среди различных мероприятий, предложенных нам для знакомства с жизнью

финнов, - одно меня буквально потрясло. Мы посетили профилакторий для

ветеранов зимней и второй мировой войн. Комфорт, покой. Все было сделано

так, чтобы старому человеку, инвалиду было удобно, чтобы он был как можно

более избавлен от столь обременительных в физической немощи бытовых забот.

После ужина, который тоже немало удивил нас, вскормленных на советской

перестроечной диете, мы собрались в холле вместе с ветеранами посмотреть

концерт, состоящий из номеров подготовленных как самими стариками, так и

жителями городка. Сидя в зале я вглядывался в старческие лица и видел каким

истинным покоем были они освещены, с какой непосредственной радостью

переживалось каждое бесхитростное выступление.

Признаюсь, у меня на глазах навернулись слезы. Я вспомнил своего отца, как

и эти старики прошедшего войну. Именно тогда мне и подумалось впервые: как

смеем мы кичиться своей высшей духовностью и нравственностью, если в

основном она проявляется в болтовне о высоких материях и абсолютной

беспомощности в практическом воплощении воспеваемых идеалов?

Чего стоит вся наша духовность, если мы не способны обеспечить своим

ветеранам даже сотую часть того, что имеют старики страны, на которую мы

снисходительно смотрим с высот своей высокой предназначенности?

Неужели мы не видим всей низкой лицемерности нашего "духоборчества"?

Неужели не Достоевский написал про единую детскую слезинку и неужели море

стариковских и детских слез, слез горя и нищеты не заливало Россию на

протяжении всей ее многострадальной истории? Неужели же не безнравственно

мнить себя духовными светочами и подлинными гуманистами и не замечать, что

почти все, что нами достигнуто, воздвигнуто на костях собственного народа?

Какой еще народ, кроме нас во имя будущего счастья уничтожил лишь за годы

советской власти чуть ли не пятую часть нации и чуть ли не каждого своего

четвертого гноил в лагерях?

Господи, не ужели мы не понимаем, что подлинная нравственность заключается

в том, чтобы накормить страждущего, а не с добрыми словами проводить его в

могилу?

Именно поэтому еще более унизительным для нас кажется то обстоятельство,

что сегодня мы вынуждены идти с протянутой рукой к презираемому нами

Западу, чуть ли не вымогая подачку намеками на угрозу непредсказуемости

страшного русского бунта.

Я говорю: все высоты личного духа, будь то Толстой, Достоевский ли,

Булгаков и так далее, которыми мы можем гордиться, воздвигнуты не благодаря

особой духовности нашего общества, а в противовес его бездуховности. Именно

глубина этой бездуховности и порождала могучую волну русского культурного

гуманизма, но как всякая волна она так и не смогла всколыхнуть самую толщу

народной жизни.

Впрочем, это замечание относится далеко не только к нам. Везде мы можем

проследить, что нравственные светочи зажигаются лишь когда падение нравов

омрачает душу народа. Они как лучезарные маяки ведут людей к спасению и не

дают совести погрузиться в вечный сон.

Я всегда сильно переживал, что в этих словах видят лишь пафос отрицания. Но

не пафос ли это утверждения необходимости реального взгляда на состояние

срединной нашей национальной жизни? Не это ли спасение от самодовольства

нации, которое мешает разглядеть подлинное состояние народной души и

очистится от всего, что мешает обрести жизнь действительно праведную?

Не Христос ли говорил: вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь,

как вынуть сучок из глаза брата твоего!

Так и нам, народу российскому стоило бы пристальней вглядеться в свою

жизнь, прежде чем мнить себя блюстителями истинной веры и духовной чистоты

других народов.

У меня спросили

У меня спросили: но на чем же тогда должен стоять символ веры нашей,

неужели наше предназначение лишь в том, чтобы являть миру пример как не

надо жить?

- Я не только верю, но и знаю: у России великое будущее. Именно ей

предстоит выполнить великую миссию, о которой разговор еще впереди. Мы

обретем многое. В том числе и народный достаток, который освободит русского

человека от проклятия нищеты, унижающей и растлевающей дух так же как и

стяжательство.

- Но что для этого нужно России?

- Прежде всего обратиться к своей внутренней жизни, сосредоточив на ней

весь свой созидательный потенциал, не отвлекаясь на устройство жизни

других. Понять, что при всей нашей особенности, у россиян, как и у всех

других народов, нет ничего того, что возвышало бы нас над остальными. Нет

народов худших или лучших, святых или греховных, есть только - разные.

- Освободиться от оков государственности и сделаться народом гражданским,

свободным в созидании и ответственным за содеянное. Не мы во имя

процветания государства, а государство для нашего процветания. Заняться

обустройством своего собственного национального общежития, научиться

самоуправлению.

- Положить в основание национальных этических норм КаУм и в основу

национального обустройства формулу Бог=Человек=Семья=Отечество

Реформировать православие, избавив его от претензий на всемирную

исключительность. В церкви священник должен быть прежде всего духовником, а

не маклером в посреднической конторе по предоставлению божьей благодати.

Назад к содержанию

11.Глобальные проблемы человечества в XXI веке и судьба России

Особая роль России это не наше достоинство, это наш Рок.

Во мне живет ощущение какой-то особой значимости уходящего столетия. Мне

представляется, что именно в XX веке человечество в своем пути уже

поднялось на ту высоту, с которой достаточно ясно можно увидеть не только

цельный смысл уже пройденного, но и земной горизонт, за которым открывается

пока еще таинственное для нас инобытие.

И если ранее, поднимаясь с вершины на вершину осмысления жизни человек мог

видеть ее лишь фрагментарно, не имея достаточно данных, чтобы соединить в

целое, то теперь перед нашим взором открывается величественная панорамаво

всей своей перспективе.

То, что произошло в минувшем веке в некотором роде напоминает колоссальный

переворот в человеческом сознании, связанный с представлениями о географии

Земли. Веками копившиеся знания об отдельных участках ее поверхности вдруг

соединились в единое и пред изумленным мысленным взором человека его родная

планета предстала в своей завершенной целостности.

Для нас немаловажно то, что первоначально Земля была "схвачена" цельно

именно мысленным взором и лишь затем человек рискнул охватить ее буквально,

расправив над океаном паруса своих дерзновений. И пусть первый, мысленный

вид Земли еще не соответствовал полностью реальности, но в принципе он был

правильным!

То же мне представляется происходит и сейчас, но уже применительно к

восприятию смысла земного человеческого бытия, его истории,

предназначенности и путей взлета к Трансцендентальности. Мы стоим сейчас на

пороге нового озарения и я уверен, что именно в XXI веке человеческое

сознание сможет целостно охватить, то, что еще сегодня мы видим лишь как

отдельные сцены величественной Божественной комедии.

Но именно в минувшем столетии мы подошли к этому рубежу и общие контуры

картины бытия уже все явственней проступают в нашем сознании.

Особенность же познания дальней исторической перспективы заключается в том,

что чем дальше имеет возможность заглянуть вперед человек, тем яснее

видится ему смысл процессов, происходящих в ближних временных горизонтах,

тем глубже он может проникнуть в предстоящие проблемы.

Особый же интерес у людей всегда вызывало то, что мы называем глобальными

проблемами человечества, что составляет основной стержень противоречий

переживаемой эпохи. Мне представляется, что на рубеже третьего тысячелетия

мы имеем возможность по новому осмыслить не только уже преодоленное нами,

но и увидеть истинные глобальные проблемы ближайшего будущего.

Я думаю, что одной из первых по настоящему глобальных проблем, с которой

пришлось столкнуться человечеству как объективированной сущности, была

проблема преодоления полной зависимости от природы, преодоление

отчужденности от процесса производства всего необходимого для своего

существования.

Но именно разрешение этой проблемы и привело к тому, что человек вынужден

теперь постоянно разрешать порожденные этим шагом новые проблемы, в основе

которых общее глобальное противоречие между первой и второй

(человекосотворенной) природами.

Вплоть до XX столетия это противоречие не осознавалось в полной мере.

Слишком незначительными были масштабы человеческой деятельности, результаты

которой первая природа еще могла как-то растворять в потоке своей

колоссальной животворящей энергии. И тем ценнее для нас опыт минувшего

века, который не только увеличил производящие силы человека до

соизмеримости с природными, но заставил нас трезво взглянуть на результаты

своих преобразующих усилий.

Я думаю, что именно произошедшее осознание соизмеримости человеческих и

природных сил позволит в XXI веке избежать серьезной конфликтности между

ними и в основу созидающей деятельности человека положить тенденцию к их

гармонизации. И то, что сделано уже в этом направлении человеком в

последние годы века минувшего позволяет с уверенным оптимизмом смотреть

вперед. А также избавиться от истерического взгляда на эту проблему и

понять, что она вполне разрешима. Во всяком случае уже сегодня во всем

цивилизованном мире действует достаточно эффективный механизм как

общественного, так и государственного контроля за состоянием природной

среды.

Куда более серьезными на мой взгляд являются проблемы, порожденные

единством и борьбой личного и общественного начала. Мы уже заметили, что

именно эти проблемы пока нанесли человечеству куда больший ущерб, чем все

природные катаклизмы (включая эпидемии) вместе взятые. Практически вся

история человечества шла именно под знаком этого, как казалось практически

неразрешимого противоречия между личным началом и потребностями

обустройства общественного бытия, а также между различными корпоративными

объединениями, порожденными борьбой этих начал: племенами, народами,

государствами, сословиями, классами.

Возможно не для всех очевидно каким образом противоречие между Я и Мы

порождает различные корпоративные объединения. Однако если взглянуть в

суть, то мы увидим, что во основе всякой корпорации лежит именно стремление

каждого "Я" обрести среду своего непротиворечивого с "Мы" обитания. При

этом именно малое корпоративное "Мы" в противовес другим "Мы" более высоких

общественных структур использовалось "Я" для реализации своего личностного

начала.

Я думаю, что в грядущем веке все прежние формы, в которых разрешалась эта

линия противоречий Я - Мы: национальные, идеологические, классовые или

совсем отживут, или отойдут на второй план.

И в этом отношении примечательна роль века минувшего: именно социальные

катаклизмы XX столетия позволили осознать преходящий характер национального

и бессмысленность классового антагонизмов. Я думаю, что духовные лидеры

нового столетия осознают в полной мере, что национальное бытие свойственно

лишь детству человечества и то, что люди уже сделали гигантский шаг к

преодолению этого одного из последних барьеров на пути к жизни во

всечеловеческом братстве, которое свойственно более высокой ступени

развития.

Однако как бы мы ни считали национальное бытие ограниченным, оно есть

непреложный этап в развитии человечества, который может быть пережиттолько

через полную национальную реализованность. Именно поэтому пока национальное

"Я" не реализуется хотя бы в основных своих началах, не разовьется до того,

что человеку станет тесно в национальном платье, осознание главенства

общечеловеческих начал не может стать ведущей тенденцией развития.

Сегодня Европа уже начала переживать национальную ограниченность, Северная

Америка еще в новое время стала котлом, переваривающим национальное в некую

иную субстанцию из которой все более проступают черты нового существа -

Человека всемирного. Подобные процессы начинают мало помалу проявлять себя

и в других регионах планеты.

Это не означает, что XXI век пройдет бесконфликтно в плане самоутверждения

отдельных наций. На нашей планете еще много народов, которые только

формируются как нации или развитие которых было подавлено более передовой

(в смысле темпов развития) нацией.

Пожалуй наиболее ярким примером такого "подросткового" (когда доминирует

тенденция самоутверждения) состояния сегодня могут быть палестинцы, чеченцы

и ряд этот можно продолжить. Как это ни парадоксально, но примерно в таком

положении находится и Россия. Дело в том, что развитие русского

национального самосознания было прервано примерно в середине XIX века,

когда оно находилось на мощном подъеме. Я уверен, что совершенно не

случайно именно на этот период пришелся золотой век русской культуры.

Становление русской нации было прервано буквально в тот момент, когда мы

приближались к своей зрелости. Оно было прервано Империей. Именно в XIX

веке имперское начало стало преобладающим над национальным, и вместо

самосовершенствования нации мы пошли по пути экспансии своего еще

недозревшего менталитета на окружающие нас народы.

Сегодня мы расплачиваемся за это тем, что европейский христианский мир

смотрит на нас как на трудных подростков еще не созревших полностью к

равноправному вхождению в их семью, а народы, подвергшиеся русской

экспансии, подозрительно относятся к нашему новому состоянию.

Сегодня нам предстоит продолжить прерванное и вновь устремиться к

предначертанной высоте. Подлинный взлет нашей нации еще впереди. И все же

наше будущее как и будущее всех народов не в национальном, а

общечеловеческом. И в полной мере мы осознаем это именно в XXI веке, когда

интеграционные процессы станут общечеловеческой доминантой.

Столь же преходящий характер имеют и классовые антагонизмы. Однако в

отличие от национальных они обнаружили свою историческую исчерпанность уже

в прошедшем столетии. Сегодня человечество уже в полной мере осознало

неизбежное ролевое распределение на организаторов и исполнителей и

невозможность его преодоления до тех пор, пока человечество не освободится

от непосредственного участия в общественном воспроизводстве.

Кстати, немалая заслуга в этом принадлежит именно России, которая первой в

массовом масштабе попыталась реализовать умозрительную идею уничтожения

классов. Однако законы общественного развития неумолимы: мы смогли добиться

лишь того, что на месте уничтоженного вырос монстр советской номенклатуры,

эксплуататорская сила которого превзошла все, что знало до этого

человечество. Но в чем же тогда будут состоять действительно определяющие

лицо XXI века глобальные проблемы и противоречия?

Я говорю, что главной проблемой нового века станет противоречие между

культурно-историческими типами нашей цивилизации.

Именно это противоречие и приобретет глобальный характер и может вновь

поставить человечество на грань самоуничтожения.

Что же представляют из себя эти культурно-исторические типы?

В основе культурно-исторической типологии лежат отношения квадратуры круга

Я-Мы-Мир-Трансцендентальность. Эти отношения позволяют выделить три

основных типа человеческих общностей, названия которых носят чисто условный

характер.

1.Европеидный культурно-исторический тип. К нему кроме большинства

европейских народов безусловно принадлежат североамериканцы. Близки к этому

типу японцы, некоторые южноамериканские и азиатские нации. Доминантой этого

типа является начало личной свободы, освобождение от сковывающего динамизм

развития Мы. Ведущая идеология этого культурно-исторического типа -

христианство, в котором как нигде сильно именно личностное начало. Основная

тенденция общественного обустройства - демократия.

2. Азиатский тип. Ядро его образования - древневосточные цивилизации и их

потомки. В значительной степени тяготеет к этому типу Китай. Доминантой

этого культурно-исторического типа является господство Мы, подчинение Я

общему началу. Ведущая идеология - ислам, но не противоречат этому типу и

религии с обезличенным божественным началом (конфуцианство, даосизм и

т.д.). Основная тенденция в обустройстве общественного бытия - тяготение к

деспотии или теократическому режиму.

3. Афро тип. Следы его в можно найти в среде обитания реликтовых,

аборигенных народов Африки, Австралии, Крайнего Севера, островного мира.

Доминанта этого типа - включенность в природную жизнь без преобразующего

человеческого начала. Цивилизация такого типа строится на попытке

сохранения изначальной гармонии с природной средой, на стремлении не

преобразовывать Природу (и тем более не создавать вторую), а просто жить в

ней. Общественное устройство склонно к консервации первобытных типов

отношений. Ведущие идеологии - язычество, идолопоклонничество, пантеизм.

Особенностью этого типа является его реликтовый характер и связанная с этим

неспособность противостоять влиянию более зрелых цивилизаций.

Ведущей глобальной проблемой нового столетия станет противоречие именно

двух первых культурно-исторических типов. Признаки этого мы видим

повсеместно. В первую очередь они проявляются в попытке исламского

фундаментализма утвердиться в качестве ведущего консолидирующего начала в

так называемом третьем мире, в растущем противостоянии его христианской

ветви цивилизации.

Я не исключаю того, что человечеству предстоит пережить и третью мировую

войну, вызванную именно этим противостоянием. Ее искры уже вспыхивают то на

Балканах, то в Афганистане, то в Чечне. И вновь как и в предыдущих мировых

столкновениях России здесь уготована особая роль. Однако я не склонен

считать, что пессимистический сценарий наиболее реален. Уже само осознание

этой опасности может привести к тому, что будут предприняты все необходимые

шаги, чтобы избежать горячего развития событий.

И если мы знаем диагноз (а болезнь, порождающая эти противоречия - борьба

личного и общего начала), то ведомо и лекарство от нее: утверждение в

качестве главной этической нормы КаУм и обустройство общественного бытия на

основе гармонической формулы, которую мы вывели в разделе, посвященном

социальному обустройству: Бог=Человек=Отечество =Социальная группа= Семья.

Смысл прозрения, которое должно осенить человечество, чтобы предотвратить

новые глобальные потрясения, заключается в том, что нельзя строить бытие на

принцах подчинения ни личного общему, ни общего личному. Путь к

гармоническому развитию нашей цивилизации в установлении равноправия общего

и личного. А это предполагает равное, но как бы с противоположных сторон,

движение к общему знаку как Европеидного так и Азиатского культурно-

исторических типов.

В этом глобальном противостоянии, как я уже говорил, особая роль

принадлежит России. В течении длительного исторического периода мы пытались

обособиться как от Востока, так и Запада, хотя наша культура тяготела

именно к христианской Европе. Пока Запад был разобщен, такая линия

поведения была неизбежной. Однако сейчас ситуация изменилась. Европеидный и

Азиатский культурно-исторические типы стремительно консолидируются и нам

настала пора более ясно определить свою позицию, осознавая, что от этого

зависит глобальная расстановка сил.

События последнего времени показывают, что мы вновь пытаемся занять позицию

обособления, разыгрывая карту противоречий между северо-атлантическим

альянсом, наиболее реакционными режимами азиатской культуры и Китаем. Такая

позиция представляется мне глубоко порочной. Она во многом предполагает

повторение сценария, который уже был воплощен накануне второй мировой

войны. Тогда мы делали свою игру на противоречиях между тоталитарной

Германией и западными демократиями. В итоге мы фактически способствовали

взращиванию германского милитаризма, снабжая его стратегическими ресурсами,

готовя военные кадры и т.д. И как это чаще всего бывает с Россией

(вспомнить хотя бы как отблагодарила нас Австрия за помощь в 1848 году во

время Крымской войны), тот, кому мы больше всего помогали, стал нашим же

врагом.

Сегодня я с большой тревогой смотрю, как мы вновь потакаем наиболее

реакционным режимам, которым наша помощь нужна лишь для прорыва

международной изоляции и накопления сил. Но мы же и станем первыми жертвами

их агрессивных устремлений. Ибо в ситуации, когда мы дистанциируемся от

Запада, наиболее удобный для них путь радикально изменить баланс сил в

глобальном противостоянии - вывести из игры и подчинить своему влиянию

Россию. Тем более, что для этого в ней есть достаточно влиятельная пятая

колонна мусульманских народов.

И вновь в этой ситуации мы первыми примем удар и будем фактически в

одиночку противостоять натиску исламского фундаментализма, не имея

возможности опереться в полной мере на поддержку Запада, к которому мы

повернулись задом.

И вновь в этом противостоянии в первую очередь выиграет тот, кто будет в

стороне ждать, пока столкнувшиеся стороны не обескровят себя. Но при этом

нам не стоит винить Запад за его выжидательную позицию: мы сами

распределили роли, и только дурак не воспользовался бы шансом, который мы

сами же и вручили ему.

Именно поэтому я считаю, что в наших прежде всего национальных интересах

уже сегодня следует сделать выбор в пользу интеграции с Северо-

атлантическим альянсом. Возможно именно этот шаг и может стать решающим в

предотвращении третьей мировой войны.

Конечно, этим ведущим противоречием культурно-исторических типов далеко не

исчерпываются все глобальные проблемы нового века. Я думаю, что все более

усиливающимися линиями глобальных проблем станут терроризм, управление

биологическим воспроизводством человека, выход из-под контроля

искусственных интеллектов, гармонизация первой и второй Природ.

Особую остроту этим проблемам придаст колоссальное увеличение

индивидуальных возможностей воздействия на мир и общество. Это приведет к

значительному повышению ответственности человека, которую уже нельзя будет

регулировать обычными нормами.

Назад к содержанию

12.Семья

Семья, как и нация, всегда являлась предметом особых нравственно-этических

спекуляций, которые придавали этим понятиям некий абсолютный характер и

затемняли их конкретно-историческую детерминированность. Умозрительная

незыблемость этих институтов была освящена табу, а всякая попытка

объективного взгляда на их исторические судьбы обычно подвергается

обструкции со стороны ханжествующего и ура-патриотического обыденного

сознания.

Однако, я думаю, что XXI век позволит обрести наконец трезвый взгляд на эти

проблемы и во многом переосмыслить наше к ним отношение. При этом в оценке

наметившихся тенденций развития семьи стоит избегать определений "хорошо"

или "плохо". Куда важнее для нас принять объективную неизбежность этих

эволюций и определить их место в системе нравственно-этических координат

нового века, в системе КаУм.

Здесь уместно остановиться вообще на определенной особенности, свойственной

человеку при восприятии перемен социально-бытового и нравственно-этического

характера. Чаще всего в господствующем обыденном сознании они

воспринимаются именно в оценочных характеристиках "хорошо" или "плохо" и

чаще всего изменение традиций оценивается как "плохо".

В этом отношении можно привести массу примеров: входят в моду длинные

волосы - плохо, укоротились юбки - падение нравов, дети стали более

свободно проявлять свою волю - неуважение к родителям и т.д. и т.п.

Такое упрощение оценочных характеристик - неизбежное следствие ориентации

на поведенческие этические перечни, которые закрепляют в традиции те или

иные конкретно-исторические нормы, соответствующие конкретным же ситуациям.

Избавиться от подобного оценочного синдрома, который чаще всего подводит

нас и мешает реализации человеческой предназначенности, можно, лишь

принимая идущие перемены как результат каких-то вполне естественных и

объективно неизбежных процессов и оценивая их не по отношению "раньше и

теперь", а на основании универсального этического критерия КаУм. То же

можно отнести и к оценке развития института семьи.

Чтобы объективно взглянуть на его будущее, стоит остановиться на том опыте,

которым уже располагает человечество. В нем для нас безусловно важны три

момента:

1. Семья - биологически-социально-экономический институт, обеспечивающий

наиболее оптимальные условия для воспроизводства человека как вида.

2. Семья - институт, возникший на определенной ступени развития

человечества.

3.В контексте исторического развития, а во многих случаях и современного

состояния, существуют различные формы брака.

При этом наиболее существенным в понимании роли семьи и особенностей ее

трансформации является ее воспроизводящая функция. На заре человеческой

истории воспроизводство обеспечивалось родоплеменой группой, и появление

семьи, как первичной социальной ячейки, было обусловлено прежде

всегостановлением ее, как производственной структуры, наиболее адекватной

достигнутому уровню развития производительных сил.

Надо сказать, что произошедшие с доисторического времени социально

экономические перемены не привели к качественному изменению роли семьи.

Вплоть до наступившего нового века она продолжает оставаться основной

ячейкой, обеспечивающей наиболее гармоническое воспроизводство жизни.

Однако судя по наметившимся тенденциям, с большой долей уверенности можно

сказать, что значение семьи при нормальном прогрессирующем развитии

человечества может радикально измениться: она утратит свое основное

значение и перестанет быть обязательным элементом механизма воспроизводства

человека.

И здесь вновь было бы некорректным применять оценочные понятия "хорошо" или

"плохо" - это просто неизбежное следствие естественного развития и, кстати,

совершенно не угрожающее пресечением человеческого рода.

Дело в том, что если стоять на основании здравого и подтвержденного

реалиями, а не умозрительными выводами смысла, то стоит признать, что

прочность семьи обеспечивается двумя основными факторами: экономическим и

гармонией духовно-чувственного и физиологического восприятия. Впрочем, мне

самому неловко от столь предельно точной, но "высушенной" терминологии,

поэтому второй фактор стоит назвать своим законным именем - любовь.

Да простят меня романтики всего земного шара, однако любовь куда менее

прочная связка для семьи, чем ее функция материального обеспечения

воспроизводства жизни. Почему, по отношению к любви проявляется такой

"скептицизм", об этом чуть позже. Сейчас же для склонных к душевным

экзальтациям натур предложу утешительную сентенцию, не претендующую,

впрочем на новизну:

Никакое богатство не спасет любовь. Зато любовь часто помогает преодолеть

любые невзгоды.

И все же тот стержень, который на протяжении многих веков придавал

устойчивость семейным узам и делал "священно-незыблемым" этот институт -

обеспечение материальных условий воспроизводства человеческой жизни.

Сегодня, беспристрастно и без ханжества оценивая исторический опыт, мы

имеем возможность с достаточным для выведения закономерности основанием

сказать: чем менее человек будет зависеть от непосредственного участия в

общественном производстве, чем более гарантированным будет материальное его

обеспечение, тем меньшее значение будет иметь институт классической

моногамной семьи.

Эту закономерность можно со всей очевидностью обнаружить в современных нам

обществах. Именно в наиболее развитых странах наблюдается устойчивая

тенденция увеличения неполных семей. Именно в наименее развитых странах

более всего ощущается влияние семейно охранительных традиций, а также

идеологического воздействия, направленного на укрепление семьи.

Чтобы понять существо этой тенденции, следует обратиться к влиянию духовно-

чувственного и физиологического фактора на прочность семьи.

Я говорю, что любовь - это неустойчивый гармонический духовно-чувственный и

физиологический резонанс личностей, который чаще всего или достаточно

быстро пропадает, или переходит в более глубокое, но ровное чувство

привязанности.

Каждый человек - это неповторимый по своему диапазону, тембру и силе

звучания орган, который к тому же находится в постоянном развитии.

Чтобы возникло чувство любви, должен произойти гармонический резонанс этих

двух зазвучавших рядом инструментов. Но это весьма редкое и неустойчивое

явление, так как каждый из этих инструментов, развиваясь по своим

внутренним законам, меняет и диапазон и тембр звучания своей личностной

жизни, что и может привести к потере прежнего резонанса и жажде обретения

нового. Именно так часто и бывает.

Но бывают и другие вариации. Резонанс может охватить только часть личного

диапазона и оставшаяся часть регистра будет ждать своего часа, чтобы

прозвучать в другом дуэте, который может стать или самостоятельным, или

частью небольшого оркестрика из уже нескольких инструментов.

Чем шире и динамичней интеллектуальное и чувственное развитие человека, тем

вероятней, что возникающий резонанс не охватит всего личностного диапазона.

Именно поэтому чаще всего натуры чувственные и одаренные бывают однолюбами

лишь в неразделенном чувстве.

В любви, как и вообще личностной реализации должен прозвучать весь регистр

и если этого не произойдет, человек все равно будет стремиться к тому,

чтобы "молчащие" струны были затронуты смычком чувств. Поэтому гораздо чаще

возникшая семья продолжает удерживаться какими-нибудь обстоятельствами

материального и более устойчивого, чем чувства плана: жилье,

ответственность за материальное обеспечение детей, общее хозяйство, психо-

физиологическая привязанность и пр.

Мы часто видим в своем окружении, как тяготятся своим союзом люди, как

жаждут они свободы и не могут ее обрести из страха остаться один на один с

проблемами материального плана или чтобы не наносить душевную травму детям.

Поэтому чем больше будет обеспечиваться общественным производством

индивидуальная экономическая независимость, тем больше прочность семьи

будет зависеть от наименее прочной составляющей уз Гименея - любви.

Я думаю, что ведущей тенденцией наиболее развитых обществ нового века будет

переход к открытому браку, в котором главным связующим звеном будет забота

о воспитании детей, развитии их личностей. Семья станет действительно

свободным союзом чистых чувств, лишенным лжи и лицемерия, а также всего,

что, будучи сокрытым, отравляет совместную жизнь супругов.

Я думаю, что все большее значение будет приобретать групповой брак, в

котором супругам будет проще не только реализовать все стороны своей

личности, но и сохранить определенные интимные границы и обеспечить

устойчивость микросреды, в которой будут воспитываться дети.

Наряду с этим будет все более четко прослеживаться и тенденция к

общественному воспитанию в своеобразных клановых учреждениях, создаваемых

корпоративными социальными группами. И хотя это не означает наступление

полной идиллии в отношениях людей, но распад семьи престанет быть

непременной трагедией, травмирующей в первую очередь детей.

Одна из наиболее сложных для сегодняшнего понимания проблем, которая

возникнет вследствии этой тенденции - проблема деторождения. Многие

выражают опасение, что секс все более будет утрачивать для человека цель

деторождения и что люди просто не захотят утруждать себя муками родов.

Я не склонен к фантазиям на эту тему, но я твердо уверен в одном: вопреки

всем чисто умозрительным опасениям, человечество уже достаточно наглядно

успело продемонстрировать свою поразительную способность к регуляции

биологического воспроизводства. Мы не можем сегодня предугадать, как это

произойдет, но закон природы неумолим: дети останутся для человека одной из

важнейших составляющих смысла его бытия. Просто возникнут новые факторы,

которые сделают как для мужчины, так и для женщины непреодолимой тягу иметь

детей.

Возможно мы просто поймем, что каждый рожденный нами ребенок - это наш же

шанс на реинкарнацию. Однако все сказанное отнюдь не означает, что парная

семья отойдет в прошлое уже в XXI веке. В этом отношении можно ожидать, что

на фоне все более проявляющей себя тенденции к открытому или групповому

браку мы будем наблюдать рост престижа именно моногамного брака. Он будет

характерен для союза целостных, стабильных натур, которые будут составлять

своеобразную аристократическую "чистопородную" элиту человечества, не

представляя его большинства.

Однако и в таких семьях будет значителен элемент открытости, позволяющий

более широкий спектр сексуальных и духовных контактов супругов с другими

партнерами. Без этого просто невозможна полная реализация человека во всем

многообразии его психо-физиологических и духовных проявлений. Такое

поведение супругов не будет восприниматься как измена, но при этом

деторождение будет подчинено строгому правилу сохранения родовой линии.

Назад к содержанию

Истинные ценности человеческой жизни

Бог дал человеку только три ценности, соразмерных самому Бытию: жизнь сама

по себе, творчество и любовь.

Это произошло со мной, когда я работал советником директора института

молодежных кадров в Кандагаре. Кто побывал там в разгар нашей советской

"интернационалистской" миссии 1979 - 1992 года, тот знает что

за"удовольствие" находится в этой одной из самых горячих точек тогдашнего

Афганистана. 7 августа 1986 года (дату сохранил мой дневник, который я вел

там) наш маленький советнический городок на окраине Кандагара подвергся

сильному обстрелу эрэсами, минометами и безоткатками. Нельзя сказать, что

это был первый обстрел, который мне пришлось испытать за время работы там.

Просто до этого нас "долбили" не так сильно. А это было то, что для

невоенного человека представлялось воистину ураганным огнем.

Во время обстрела мы сидели в небольшом коридорчике, который и был нашим

убежищем. Со стороны "зеленки" (так называли контролируемую моджахедами

зону) нас защищали двойные стены. А крышу над коридорчиком заложили старыми

автомобильными покрышками и кирпичами. Собственно, убежище это было весьма

ненадежным. Прямое попадание эрэса в здание элементарно разметало бы нашу

защиту, но психологически мы чувствовали себя в относительной безопасности.

Обстановка самая что ни на есть располагающая к философским размышлениям.

Особенно в несколько мгновений между донесшимся звуком залпа и разрывами

долетевших снарядов. Конечно, это была далеко не та смертельная опасность,

которую переживали наши солдаты в бою, но для меня это было вполне реальное

ощущение близости смерти и полной зависимости моей жизни от слепого случая.

Поэтому, наверное, пережитое в том коридорчике и стало толчком к моим

размышлениям над истинными ценностями жизни. Во имя чего надо жить, чтобы

ни одно мгновение этого бесценного дара не была растрачено ради пустого?

Кое-что я начал понимать уже там и вскоре стал достаточно философски

относится и к обстрелам, и перелетам на "вертушках" и самолетах под

прицелами "Стингеров". Хотя, признаться, мне было трудно перебороть в себе

две вещи: страха падения с высоты в подбитом самолете (кто не боится не

мгновенной смерти!) и чувства смертельной досады от бессмысленности того,

что мы делали в Афганистане. Как избавиться от страха во время полетов,

меня осенило довольно быстро. Так как пистолет был у меня всегда за поясом,

то я решил: если самолет подобьют, я просто застрелюсь и избавлю себя от

ужаса этих нескольких минут падения.

Избавиться от досады, вызванной бессмысленностью нашей миссии (а значит и

бессмысленности моей вполне реальной гибели), было сложней. Но в конце

концов удалось справиться и с этим. Я решил, что все пережитое и увиденное

мной там, имеет лично для меня непреходящую ценность. И это был не только

политический опыт, но и опыт проникновения в совершенно для меня незнакомую

культуру. В конце концов это была самопроверка: а что я вообще-то стою в

экстремальных ситуациях?

И все же самое главное, что дал мне Афганистан, это именно толчок к

философскому осмыслению жизни, ее истинных ценностей. В этом отношении в

моей голове и душе было немало того, что вошло в меня еще в детстве и

юности в "славные" советские 60-е и 70-е годы и что сегодня представляется

мне примером истинно фальшивых ценностей.

Я был свято уверен, что Родина вправе требовать от меня жертвы, а я обязан

жертвовать в имя ее. Я был так же свято уверен, что жизнь моя должна быть

подчинена какой-то великой идее (всеобщего братства, счастья и т.д.),

находящейся, собственно, вне меня. Отравленный маниакальной державной

подозрительностью, я считал, что весь мир делится на хороших людей и

врагов, которые враги нам просто по всему своему существу.

Афганистан помог мне разглядеть во всем этом подлинное содержание, а то,

что я серьезно занимался историей, помогло получить подтверждение:

увиденное мной есть очевидный опыт не только России, но и человечества.

Я понял, что Родина, Нация, Идея, Долг - понятия, которыми в России

практически на протяжении всей нашей истории (как, впрочем и во всем мире)

чаще всего попросту бессовестно спекулировали и людям на самом деле

приходилось жертвовать не во имя интересов Родины, а ради кучки эгоистичных

политиканов, беззастенчиво треплющих действительно святые слова.

Мы жили почти всегда в условиях подмененных понятий, служили подмененным

Богам. Особенно это ярко видно на примере именно России.

Я понял, что никакой интерес Родины просто принципиально не может оправдать

жертву своих детей. Это представление свидетельствует об извращенном

мышлении, допускающем, что мать во имя своих интересов может пожертвовать

своим же ребенком.

Я понял, что большинство ценностей, утвержденных общественной моралью и

ради которых приносится в жертву сама человеческая жизнь, есть ценности-

оборотни. Прекрасные и манящие с виду, во мраке человеческого духа они

быстро обращаются в свирепых чудовищ.

Я думаю, что человечество пока зря кичится тем, что оно избавилось от

ритуальных человеческих жертвоприношений, свойственных периоду

идолопоклонничества. Мы считаем отвратительным, когда во имя богов или

идолов проливалась кровь одной жертвы. Но не мы ли вплоть до нынешних

времен продолжаем нести на жертвенные алтари чистых идей миллионы

человеческих жизней?

Идеи социального переустройства, идеи национального определения, сколь бы

ни было исторически неизбежным их воздействие на развитие социума - разве

не человекопожирающие идолы они? Разве не достаточно мы принесли им жертв,

чтобы в нашем сознании не произошел еще один грандиозный переворот, к

которому мы уже созрели: никакая самая великая идея не стоит никакой самой

маленькой жизни.

Истинная мера ценностей определяется в системе личностных координат идолжна

безусловно подчиняться высшей ценности - человеческой жизни. Ибо нет бога

выше Бога и человек часть его!

Все должно подчиняться этому и все должно соизмеряться этому. И только так

мы можем отличить ценность-оборотень от истинной ценности.

Было бы наивным предполагать, что эта идея могла стать ведущей в

предшествующие периоды, когда шло становление человечества, когда в нас был

силен еще подростковый дух самости. Но я говорю: сегодня человечество уже

достаточно зрело, чтобы принять ее как одну из важнейших основ этики

третьего тысячелетия.

Я говорю: Бог дал человеку только три ценности, соразмерных самому Бытию:

жизнь саму по себе, творчество и любовь.

И в этом должна быть вся религия. И нет ничего выше этого и только ради

этого стоит жить. И только в этом - Долг человека. Все остальное -

преходяще и второстепенно. Все остальное - прах! Я знаю, что жертва может

быть только личной и никто не вправе требовать жертвенности. Я знаю, что

принесение в жертву личной жизни может быть оправдано только в том случае,

если это сделано во имя Жизни, Творчества или Любви.

Так истинно оправдана жертва, когда кто-то спасая ребенка гибнет сам, ибо

жертва эта ради Жизни. Истинно оправдана жертва, если кто-то не щадит себя

во имя Творения. Истинно оправдана жертва, если она во имя любви к ближнему

и принесена по истому стремлению. И только любовь дает новую жизнь и в этом

тоже круг священный: жизнь - любовь - жизнь. И нет иных ценностей,

соразмерных Человеку, и все жертвы жизненные ради иного - на алтарь Идолам.

У меня спросили У меня спросили: но как вы можете отрицать необходимость

жертвенности во имя Родины? А если на нашу страну напали враги, как это

было во время Великой отечественной войны? - Но ведь и сама эта война и все

войны вообще возникают от того, что кто-то считает что интерес его родины

выше всего и выше жизней своих соплеменников и соседей. А раз так, то ради

этих интересов можно пойти на соседа и бросить в чудовищную мясорубку войны

и своих и чужих. И не может быть так, что интересы моей Родины для меня

выше интересов иной Родины для иного. Ибо если допустить такое, то не в

этом ли порочный круг, который оправдает что угодно? И не этим ли объясняет

пролитую кровь тот, кто идет на тебя? Ведь и он может считать, что интерес

его родины есть ценность выше жизни человеческой и он пойдет с оружием

воевать на тебя. Кто не понимает этого, тот не понимает и Христа и не

принимает хритианства, которое только и разрывает круг порока: "А Я говорю

вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою. Обрати к

нему и другую; И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай

ему и верхнюю одежду;" [Матфея 5:39, 40] Воистину нет ничего ценнее жизни

человеческой и кто не понял этого для того и Отечество не свято, ибо у всех

оно одно - Земля наша.

Назад к содержанию

Ведущая тенденция: нравственный прогресс общества или нарастание зла?

Мне часто говорят, что я неисправимый оптимист в оценке перспектив человека

и все в мире будет происходить гораздо хуже, чем я предполагаю. Расхожее

мнение сегодня (как впрочем и всегда), что с каждым днем Зло лишь

увеличивается: люди становятся все более безнравственными, злыми, все

меньше становится добра и сострадания и что человечество с каждым днем все

ближе к черте, за которой - нравственная погибель.

Конечно, над наивностью такого взгляда сегодня можно было бы только

посмеяться, приведя известную надпись, сделанную в Египте за 2000 лет до

н.э., в которой говорится, что растущее поколение находится на грани

нравственной гибели. Как видите, наступление катастрофы подзатянулось по

крайней мере на 4000 лет, хотя и тогда и сейчас описание плачевного

состояния морали в обществе происходит буквально в одинаковых выражениях.

Однако стоит ли улыбаться наивности, если подобное мировосприятие (я его

называю истерическим) распространено настолько, что поражает волю очень

многих людей, парализует их усилия на преображение и собственной жизни и

окружающего мира, мешает их реализации.

Я же говорю, что нашему мировосприятию свойственна парадоксальность: чем

быстрее в мире идет реальное утверждение Добра, тем все более нам кажется,

что увеличивается Зло.

Почему же это так происходит? Прежде чем мы ответим на этот вопрос, мне

хотелось бы все-таки показать справедливость утверждения, что в мире

происходит нравственный прогресс.

Разве не утверждение нравственных начал то, что человечество уже осудило

войны, как способ решения возникающих проблем?

Разве не были брошены раньше неимущие люди на произвол, а сейчас социальная

защищенность становится стержнем деятельности любого цивилизованного

государства?

Не раньше ли сама жизнь человеческая и естественные права его были

попираемы произволом и беззаконием и не сегодня ли Человек становится в

центре всякого законодательства, в центре моральных установок общества?

Не раньше ли насилие было естественным способом утверждения нравов и не

сегодня ли именно насилие во всех его формах подвергается повсеместному

остракизму?

Разве это не бесспорные свидетельства того, что шаг за шагом, но мы идем

все же по пути нравственного прогресса и все шире территория Добра?

Но откуда же берутся основания для истерического мировосприятия, почему же

столь пессимистично смотрят многие на мир?

Тому немало причин, связанных с особенностями нашего восприятия. Экспансия

добра приводит к расширению границ соприкосновения со злом и, отступая, оно

приобретает все более изощренные формы. Проникаясь добром, мы начинаем

замечать зло там, где его не видели раньше. Все жестче становятся критерии,

разделяющие добро и зло, и то, что раньше было обыденным, сегодня - уже

противно нашей морали.

Хорошо, скажете вы, приведенные примеры действительно говорят о том, что

расширяется поле восприятия Добра, но как же быть с очевидностью того, что

все больше людей становятся слугами либо проводниками Зла? Увеличивается

преступность среди детей, растет наркомания, больше пьянства и так далее.

Было бы нелепо отрицать это. Но я говорю: то, что увеличивается проявление

зла среди отдельных людей, еще не значит регресс общественной

нравственности.

Что же стоит за этим утверждением? Чтобы понять смысл этой парадоксальной

на первый взгляд оценки нравственного состояния общества, надо сравнить

возможности выбора между добром и злом, которые были раньше и которые есть

сейчас.

По мере общественного прогресса, пропорционально ему растет и свобода воли

человека, свобода выбора между добром и злом.

Перенесите мысленно человека из средних веков с устоявшимся мировосприятием

в наше время. Поставьте его в условия той современной свободы выбора - что

произойдет с ним? Я уверен, что победит Зло. Я говорю: способность человека

противостоять злу сегодня неизмеримо выше, чем она была в средние века и

она постоянно увеличивается.

Истинная проблема в том, что вплоть до нашего времени рост противления злу

отставал от скорости расширения соблазнов, ставящих человека перед

нравственным выбором. Раньше грешили меньше не потому, что были менее

грешны, а потому, что было меньше искушений, уже свобода выбора.

Однако именно на рубеже нынешних веков мы оказались на пороге еще одного

нравственного прорыва: Рост общего нравственного потенциала сравнялся с

темпами роста внутренней свободы человека и это непреложно повлияет на

состояние общества - в XXI веке оно станет чище.

Именно поэтому я оптимистично смотрю на будущее человека и считаю: для

того, чтобы избавиться от истерического мировосприятия, нужно понять

простую истину - увеличивается не само зло, а наше знание о нем, наша

неудовлетворенность тем, что территория его власти уменьшается медленней,

чем требует того наша постоянно возвышающаяся душа.

Назад к содержанию

Кто сторож тебе, человек?

Еще в самом начале этой книги я говорил о том, что мне претит садистическая

изощренность удержания человека в нравственном состоянии, которая

свойственна большинству церковных толкований религии. Что-то внутри меня

всегда противилось церковным представлениям о проблеме воздаяния человеку

за его отступление от следования смыслу и цели бытия, за его отступление от

высшего нравственного закона.

Еще более укрепилось это после осознания мной истинной роли человека, как

со-Творца сущего. Возможно поэтому истинным потрясением для меня было,

когда я прочел в воспоминаниях известного русского юриста и публициста

А.Кони о его разговоре на эту тему с Львом Николаевичем Толстым.

Вот что видится Кони: "Ответственность и возмездие, конечно, не могут быть

понимаемы в материальном смысле или в образах, созданных необходимостью

подействовать на воображение. Как "царство Божие внутрь нас есть", так и ад

и рай внутрь нас... Мне думается, что наша душа, освобожденная от бренного

футляра - тела, получит возможность великого по своему объему и глубине

созерцания и увидит земную жизнь свою сразу во всем ее течении. Как реку на

ландкарте, со всеми ее извивами и разветвлениями. Перед лицом вечной правды

и добра познает она свои умышленные заблуждения и сознательно причиненное

зло, но увидит также и добрую струю, оплодотворившую прибрежную почву. И в

этом будет ее радость, и в этом будет ее мзда, потому, что сознание зла,

которого нельзя уже исправить и заменить добром, есть тяжкое возмездие.

"Как я рад, сказал Толстой, - что вы так смотрите и что мы так сходимся во

взгляде на будущую жизнь".[Кони А.Ф. Избранное. Москва. "Советская Россия"

1989г., стр.206-207]

Ведь именно так: все воздаяние "внутрь нас есть". И перейдя в

Трансцендентальность мы действительно переживем потрясение непоправимости

сотворенного нами в земной жизни, нам действительно придется душа душой

встретиться со всеми, кому мыв причинили зло. Но также и рай в нашей душе

от встречи с теми, кто рад будет ей, с кем были мы духовно близки в этой

жизни.

Я также думаю, что все наказание наше или обретение свершенности жизни

зависит от выбора, сделанного нами, который тоже "внутрь нас есть".

Если ты подчинил жизнь своей реализации как творца, если ты воплотился

весь, если не осталось в тебе ничего нереализованного и если ты жил, следуя

КаУм - то истинно ты готов к жизни иной, в которой и будет свершены все

воздаяния по жизни твоей прежней. Иное обрекает тебя на бесчисленные

невоплощенности, на то, что не будешь ты готов покинуть этот мир, так как

не достигнет Ном твоей сущности той цельности, которая позволит ему

воспарить в инобытие.

Это говорю я, кто знает, что мы уже на пороге нового откровения.

Назад к содержанию

Словарь

Детерминированность - объективная закономерность, взаимосвязь и

взаимообусловленность явлений материального и духовного мира.

Инфантильность - отсталость развития, характеризующаяся сохранением во

взрослом состоянии черт и особенностей, свойственных детскому характеру.

Имманентное - понятие, означающее внутренне присущее какому-либо предмету,

явлению, процессу то или иное свойство (закономерность).

Менталитет - совокупность характерных свойств духовного, интеллектуального

и психологического мировосприятия и мироощущения, свойственная тому или

иному народу, культурно-историческому типу цивилизации.

Моногамия - единобрачие, форма брака, состоящая в устойчивом сожительстве

одного мужчины с одной женщиной.

Ном - информационно-энергетическая структура тонкой материи, обладающая

целостным индивидуальным началом и способностью к установлению связей с

информационно-энергетическим структурами более высокого порядка и к

существованию в Трансцендентальном мире.

Реинкарнация -перевоплощение души, связанное с ее развитием до стадии

слияния с Трансцендентальностью.

Сингулярность - момент, в котором материальная сущность представляет собой

бесконечно малый объект.

Субстанция - первооснова, сущность всех вещей и явлений.

Табу - религиозный запрет у первобытных народов, налагаемый на какое-либо

слово, действие и т.д.

Экзальтация - восторженное. возбужденное состояние, болезненная

оживленность.

Экспансия - расширение (например, сферы влияния)

.

Этика - учение о морали, нравственности как одной из форм общественного

сознания; система нравственных установок человека.

Страницы: 1, 2, 3, 4