Молекулы мистики и трансцендентация ЭГО: утрата и обретение целостности бытия

психологическую атмосферу духовной жизни людей. Язычникам было свойственно

чуткое мистическое мироощущение. Окруженные загадочной Природой,

вовлеченные в бесконечный творческий процесс ее изучения, свой душевный

покой архаичные люди смело доверяли непосредственному религиозному

переживанию, которое являлось главным источником их опыта и определяло

выбор важнейших стратегий поведения [9].

Также хорошо известно, что все шаманы во всех культурах употребляют для

вхождения в транс определенные растения и грибы, содержащие все те же

"молекулы мистики". Для общения с мифическими сущностями, управляющими

судьбами людей, язычники стимулировали особые свойства психики с помощью

природных галлюциногенов растительного и животного происхождения. Например,

наскальные фрески эпохи позднего неолита в местности Тассилин-Аджер, что

находится на юге современного Алжира, изображают фигуры, покрытые

псилоцибиновыми грибами, танцующие шаманы зажимают в руках те же грибы, а

окружающий их орнаментный рисунок похож на причудливые галлюцинации,

возникающие под воздействием псилоцибина [15, 39]. На Руси и в Западной

Европе до сих пор растут несколько видов грибов, содержащих псилоцибин. По

виду их трудно отличить от многочисленных и малоизученных мелких поганок

(кстати, само слово "поганка" происходит от латинского "poganus" -

язычник). Традиции употребления галлюциногенов в языческой Руси явственно

прослеживаются в мифологии - достаточно распространенным является мотив,

когда архетипическая колдунья Баба-Яга употребляет сама или предлагает

героям специальное зелье, приготовленное из каких-то грибов, трав, а также

змей, ящериц, жаб и пауков, после чего отведавший этого зелья испытывает

экстатические переживания, приобретает способность перемещаться в

пространстве и времени, а также работать с информацией нетрадиционными

способами - читать мысли и т.п. Современная фармакология показала, что в

ряде растений и грибов, а из представителей фауны - именно в некоторых

пауках, коже жаб, змей и ящериц - содержатся мощнейшие галлюциногены, такие

как диметилтриптамин (ДМТ), вещества группы буфотенина (ближайшие

родственники ЛСД-25), псилоцибин и др. (В качестве подтверждения того, что

наши предки хорошо знали о галлюциногенных свойствах кожи жабы/лягушки,

может выступать известная сказка "Царевна-Лягушка", в которой Иван-дурак

видит вместо лягушки царевну только после того, как прикасается губами к

коже лягушки, то есть в момент поцелуя в его рот попадает слизь лягушки,

содержащая мощнейший галлюциноген буфотенин, и все происходящее с Иваном

впоследствии можно рассматривать как его галлюцинацию. Примечателен и тот

момент, что принцесса настаивает на сохранности своей отброшенной, то есть

вроде уже не нужной, лягушачьей кожи - как только Иван уничтожает эту кожу,

галлюцинации сразу же прекращаются - образ Царевны исчезает из сознания

Ивана).

Причины возникновения шаманизма можно искать в области непосредственного

знакомства наших далеких предков с мистическим опытом, вероятно, связанным

с "молекулами мистики" [39]. Складывается следующая картина развития

сознания: сперва, бессознательно повинующееся инстинктам животное

(обезьяна), благодаря поеданию растительных галлюциногенов, научилось

пользоваться речью, чтобы осознавать себя во времени и, тем самым,

структурировать свое поведение. Затем, опыт экстатических состояний

сознания позволил архаичным людям обнаружить в окружающем нечто

необъяснимое, приводящее в невероятный восторг и повергающее в ужас. Вокруг

ярчайших психоделических переживаний стали возникать всевозможные ритуалы,

культы, а в дальнейшем сформировались системы ценностей и общественные

иерархии. Этот опыт оформлялся языковыми и художественными средствами в

мифы, ставшие основой всех представлений о загадочных природных

взаимосвязях [15].

Каким же образом главная традиция наших предков могла бесследно

исчезнуть в последующие эпохи?

Первые изменения произошли, видимо, из-за климатических условий - Африка

стала сохнуть, последующее расселение людей в новых регионах обитания

сделали галлюциногены мало доступными для большинства.

Можно предположить, что с расширением общин наиболее опытные "визионеры"

- шаманы, взяв на себя обязанности отправления ритуалов, по-прежнему

использовали психоделические снадобья, но традиция группового религиозного

экстаза стала ослабевать [36]. Общины продолжали расти, произошло

разделение людей на касты, партнерские внутриобщинные отношения уступили

место иерархии - власти и подчинению. Люди начали культивировать

"заменители" психоделических трав и грибов - эфедру, мак, использовать

забродивший мед, то есть произошел переход к использованию веществ, дающих

не экстатические переживания и глубинное погружение в иные пространства

бытия, а забытье и расслабление после напряженного рабочего дня, либо к

стимуляторам, способствующим повышению работоспособности путем

перераспределения энергии в организме то есть люди стали регулировать

самочувствие, не прилагая внутренних усилий. Видимо, в этом главная причина

того, что галлюциногенные снадобья отошли в область Тайны, которую теперь

знали лишь "посвященные" - жрецы языческих культов [27].

Эпоха религиозных догматов сопровождалась расцветом новой системы

иерархических социальных отношений и достигла своего апогея в период

Средневековья. Идеалы "чистой", неязыческой, религии - это строго

нормированное поведение и душевный покой верующих. Такая вера подразумевает

личный отказ от всего, что нарушает спокойствие ума, что подвергает

сомнению общепринятые догматы. Эта вера не одобряет излишнюю

любознательность и творческий авантюризм, она занимает охранительную

консервативную позицию, иной раз жестко расправляясь с нарушителями

традиции (многие ученые, поэты и писатели поплатились жизнью за то, что их

идеи тревожили обывателя). Соответственно, и выбор опьяняющих средств

должен быть таким, чтобы человек отдыхал, находил забвение от трудов, а не

переживал мистические озарения. Для этих целей, конечно, уместнее алкоголь

и подобные наркотические зелья, гарантирующие эйфорию при сохранении

прежней системы представлений о Мире. Их разрушительное воздействие на

организм вполне оправдывает общую официальную доктрину осуждения

человеческой потребности изменять состояние сознания.

Погружение же в бессознательное нарушает спокойствие аналитического ума:

всякий прием галлюциногена меняет мировоззрение человека, пробуждает его от

привычных представлений, не дает забыть об условности любых точек зрения;

тревожит душу невероятно широкой амплитудой переживаний - от парализующего

волю ужаса, до восторга и мистического экстаза [13]. Психоделический опыт

не приносит универсальных рецептов счастья: быть готовым к переоценке всей

жизненной позиции - вот судьба человека, обратившегося к сакральной силе

растительных галлюциногенов [34].

Правда, такая духовность имеет серьезное преимущество - чувственно

реальную, интимную веру в сверхъестественное, а не умозрительную доктрину,

насаждаемую сверху. Понимая это, церковь беспощадно уничтожала язычников с

их мистериями, культами и тайными снадобьями для ритуальных целей. Когда

христиане встречали в завоеванных странах традиции употребления

психоделических снадобий, все это неизменно объявлялось чертовщиной и

жесточайшим образом искоренялось. Догматизированная мораль и алкоголь

гарантируют относительный душевный покой паствы, а попустительство

эзотерической практике способствует распространению вольнодумия (ереси).

Архаичная духовность сексуальна и радостна. Мистические переживания

оформлялись язычниками в бурные празднества и сопровождались танцами и

оргиями, когда люди могли расстаться с некоторыми условностями социальных

ролей, не рискуя быть осужденными за прелюбодеяния...[10]. Это явно не

укладывалось в формат новых представлений о праведности человека, пришедших

вместе с монотеизмом. Поэтому языческие традиции искоренялись самым

жестоким образом вместе с секретами снадобий, употреблявшихся для экстаза -

личностной трансценденции, выхода за пределы ЭГО. С момента ухода

психоделического опыта из жизни основной массы людей, с усложнением

социальной иерархии развитых языческих обществ начинает интенсивно

развиваться ЭГО-менталитет. Сперва - в рамках смыслового конструкта - Я и

Великое Нечто (язычники), затем, в рамках догматов конкретных религиозных

направлений противопоставили себя инстинктивным природным силам и пугающе

дикарскому образу жизни, который вели язычники. Человек начал понимать,

какая пропасть разделяет его сознание и мир животных, с которыми не

стыдились сравнивать себя архаичные культуры [41]. Это послужило основой

для создания новых представлений о едином одушевленном начале всего

Мироздания - о Боге. Человеческая душа обрела новый статус в Духе (в

Логосе) и стала гораздо требовательнее к личности и плоти [23].

Утрата целостности как проявление "Власти над живым"

Западное общество, возникшее после промышленных революций. отличается

особой, ранее небывалой системой власти - "власть над живым как

биологическим видом ", (более подробно этот феномен рассмотрен в работах

французского философа Мишеля Фуко "История безумия в классическую эпоху",

"История сексуальности: кн.1-3" и др.). По мнению Фуко, такая власть

функционирует как постоянно действующий и стремящийся к максимальной

эффективности механизм всеобъемлющего контроля [26]. Новые технологии

власти создавались постепенно и непреднамеренно сразу в разных сферах

общественной жизни. Одной из важнейших технологий власти была

"дисциплинарная власть", или дисциплина. Дисциплинарная власть,

формирующаяся в XVIII в., начинается с перемещения индивидов в

пространстве. Она требует замкнутого пространства, в котором действуют свои

законы и правила: места "дисциплинарной монотонности". Это работные дома

для бродяг и нищих. Это колледжи: в области образования постепенно

утверждается монастырская модель, и интернат рассматривается как наиболее

совершенная форма образования и воспитания. Это казармы, которые тоже

появляются в XVIII в. В это же время мануфактуры начинают развиваться в

большие замкнутые пространства с единообразным и весьма строгим режимом,

становясь похожими на монастырь, крепость или закрытый город. Однако

принцип замкнутого пространства не был ни постоянной, ни необходимой

принадлежностью дисциплинарного аппарата. Не менее значим также принцип

"разгораживания". Дисциплинарная власть тяготеет к разложению групп и масс

на элементарные составляющие - индивидов - и к сопоставлению каждому

индивиду строго определенного места. Она не терпит диффузной циркуляции

индивидов, опасных и бесполезных сбиваний в кучки. Каждый индивид должен

быть всегда на своем месте, каждого в любой момент можно найти,

проконтролировать - и более полно использовать.

Но место, отведенное каждому индивиду в дисциплинарном пространстве, -

более, чем просто место: это одновременно и ранг индивида, его место в той

классификации, которую осуществляет дисциплинарная власть. Так,

преступников распределяют в зависимости от характера преступления, больных

- от характера заболевания, учеников в классе - в зависимости от поведения

и успеваемости.

Поэтому прежде всего встает вопрос об отделении тех, кого можно

заставить принудительно трудиться, от совершенно неуправляемых. Так

делается принципиальный шаг на пути выделения безумных в совершенно особую

группу, которую надлежит отделять от прочих девиантов. Концептуализация

данных процессов, выражающаяся в появлении понятия безумия и выделении

психических болезней в особый класс заболеваний, по времени следует за

изменением обращения с такими больными в технологиях дисциплинарной власти.

Дисциплина, организуя "ячейки", "места" и "последовательности", тем самым

формирует сложное дисциплинарное пространство, одновременно архитектурное,

функциональное и иерархическое.

Помещение людей в дисциплинарные институты и навязывание им определенных

режимов есть один из способов, какими власть "укладывает" явления в свою

"априорную форму созерцания". Разумеется, и проявления власти, и формы

существования власти-знания шире, чем дисциплинарные институты. Власть

начинает выходить за пределы любых дисциплинарных институтов и пронизывать

собой все общество и все виды отношений между людьми, включая самые близкие

и интимные.

Именно на примере дисциплинарного института проще всего пояснить понятие

власти-знания. Недаром власть, сложившаяся в новейшее время, так тяготеет к

созданию дисциплинарных институтов. Власть-знание - это такое знание,

которое развивается и обогащается путем сбора информации и наблюдений за

людьми как объектами власти - например, находящимися в специфической и

достаточно неестественной ситуации дисциплинарного института. Одна из

функций всех дисциплинарных институтов современного общества - сбор

статистических данных и создание определенных сводов знаний о своих

объектах. Власть-знание - это также и власть, существующая и реализующая

себя в форме знания, опирающаяся на знание в своем стремлении к

эффективности - особое знание о людях, включенного в существование и

воспроизводство властных структур. Контроль за информацией - другое

проявление "власти-знания".

В течение долгих веков, предшествующих эпохе Просвещения и буржуазных

революций, отличительной чертой права суверена было право на жизнь и смерть

его подданных. Точнее, это было право на то, чтобы умертвить или оставить

жить. Так, суверен мог лишить подданного жизни, если тот выйдет из

повиновения и осмелится угрожать жизни суверена. Право суверена означало в

сущности право взять у подданного все что угодно: имущество, время, тело и,

наконец, самую его жизнь. Но в классическую эпоху Запад пережил глубокую

трансформацию подобных механизмов власти. Отбирание у подданных того, что

им принадлежит, перестало быть главной формой осуществления власти. Зато

сформировалось большое количество других форм: побуждение, поддержка,

контроль, надзор, управление и организация. Право отобрать у подданного

жизнь сменилось разнообразными формами управления его жизнью и жизнью

социального тела вообще.

Власть стала находить свою легитимность в обеспечении эффективного

функционирования социального тела во всем многообразии его жизненных

функций. Если раньше право на смерть подданного защищало жизнь суверена, то

теперь оно стало оборотной стороной права социального тела на защиту своей

жизни, ее поддержку и развитие. Фуко обращает внимание на то, что никогда

ранее войны не были такими кровавыми, как с начала с XIX в., и даже с

учетом всех пропорций никогда прежде никакие режимы не устраивали подобного

истребления собственного населения. Но это чудовищное право на смерть

выступает теперь как дополнение власти, которая осуществляет положительное

управление жизнью, распоряжается ею, усиливает и умножает, контролируя и

регулируя ее. Военный принцип: убить, чтобы выжить, - становится принципом

отношений между государствами. Но при этом, как подчеркивает Фуко, речь

идет о жизни не в юридическом, а в биологическом смысле: власть теперь

располагается на уровне жизни, биологического вида, расы и популяции.

Оборотной стороной этого оказывается то, что геноцид, т. е. истребление

чужой популяции ради сохранения своей, становится мечтой многих

правительств Нового времени.

Наглядный симптом изменения характера власти в конце XVIII в. -

отношение к смертной казни. В течение долгого времени казнь была, наряду с

войной, одной из основных форм реализации права суверена: она представляла

собой ответ на покушение на его личность, закон или волю. Постепенно, по

мере того как войны становились все более массовыми и кровавыми, на

эшафотах лишалось жизни все меньше и меньше людей. Одна и та же причина

обусловливала и первое, и второе. В самом деле, поскольку власть взяла на

себя функцию управления жизнью, сама внутренняя логика ее существования, а

вовсе не появление гуманных чувств, все более затрудняла применение

смертной казни. Для такой власти смертная казнь была одновременно пределом

и внутренним противоречием. Власть как бы расписывается в том, что она

неспособна сделать данное человеческое тело управляемым. Поэтому основанием

для смертной казни становится не чудовищность самого преступления, а

опасность личности для общества. На законных основаниях убивают того, кто

представляет для других прямую биологическую опасность. Постепенно отмирают

ритуалы и церемонии, которыми обставлялась некогда смертная казнь, они

перестают быть публичными. В то же время Фуко обращает внимание, что в XIX

в. одной из первых тем, попавших в поле социологического анализа,

оказывается самоубийство Не случайно, что именно это явление стало объектом

удивления общества, в котором политическая власть приняла на себя задачу

управления жизнью.

Власть над жизнью начала развиваться с XVII в. в двух основных формах.

образующих как бы два полюса власти, между которыми располагается целая

сеть промежуточных форм. Первый полюс - власть над телом как машиной: его

дрессировка, использование его сил и способностей, увеличение его

полезности и управляемости, включение в системы контроля. Для этого

развивается целая система различных дисциплинарных институтов - школы,

колледжи, казармы, мастерские. В связи с этой системой институтов

складываются определенные системы знаний о человеке, характеризуемые Фуко

как "политическая анатомия человеческого тела".

Второй полюс власти над живым образуют формы, складывающиеся позднее, к

середине XVIII в. Это власть над телом как особью биологического вида и

связанными с ним биологическими процессами: размножением, рождением и

смертью, выражающимися в показателях здоровья, продолжительности жизни и

пр. В этой сфере власть осуществляется в виде регулирующего контроля:

биополитика популяции. Появляется понятие "преступления против

общественного здоровья" - проявление контроля над нравственностью.

Право суверена лишить подданного жизни заменяется, по выражению Фуко,

администрацией тела и расчетливым управлением жизнью. Такая власть над

живым рассматривается им как необходимый элемент развития капитализма. Ведь

последний не мог бы утвердиться без включения тел в систему производства и

приспособления поведения популяции к экономическим процессам. Однако власть

над живым требует большего: укрепления тел и увеличения популяции

одновременно с увеличением их полезности и управляемости. Для этого и

требуется выработка новых методов и приемов власти, пригодных для

управления силами, способностями и склонностями. Такие механизмы и формы

вырабатывались в самых различных общественных институтах, будь то семья,

армия, школа, полиция, медицинские учреждения. Фуко полагает, что процессы,

происходившие в XVIII в. в некоторых западных странах и также связанные с

развитием капитализма, носят иной характер и представляют явление более

широкое, чем аскетическая мораль, которая не придавала телу никакой

ценности. Происходило не утверждение аскетизма, а вхождение жизни в историю

- т. е. вхождение явлений, связанных с жизнью людей как определенного

биологического вида, в порядок знания и власти, в область технологий

власти. Власть и знание начинают принимать в расчет эти явления и пытаются

контролировать и модифицировать их.

Становление такой системы власти имело ряд существенных последствий как

для социальной жизни, так и для изучения человека. Во-первых, оно привело к

появлению всесторонних и разветвленных технологий власти, которые

охватывают все, что касается тела: здоровье, приемы кормления и ухода за

младенцами, условия жизни и пр. Во-вторых, оно привело к постоянному

усилению роли норм за счет законов. Власть, взявшая под свой контроль

процессы жизни, нуждается в механизмах непрерывного действия, т. е.

механизмах регулирующих и корректирующих. Для этого уже не подходят

механизмы законов и наказаний (вплоть до смертной казни) за их нарушение.

Власть над живым управляет, распределяя живое в пространстве ценности и

полезности. Она уже не проводит линию, разграничивающую законопослушных и

враждебных суверену: она распределяет относительно нормы.

Поскольку власть оперирует нормой, нормой начинает оперировать и

оппозиция. Вследствие этого борьба против существующей системы ведется

теперь уже во имя права на нормальное существование, которое должна

обеспечить власть. Целью была жизнь, понимаемая как фундаментальные

потребности, как реализация конкретной сущности человека и осуществление

его возможностей. И уже не важно, говорит Фуко, является ли все это утопией

или нет. Борьба вполне реальна; жизнь как объект политики была воспринята

оппозиционными течениями буквально и обращена против системы, пытающейся

осуществлять ее регулирование. "Право" на жизнь, на тело, на здоровье, на

счастье, на удовлетворение своих потребностей стало лозунгом движений,

направленных против нового типа власти.

С этим Фуко связывает то обстоятельство, что в XIX в. медицина,

педагогика, юриспруденция уделяют отклонениям все большее и большее

внимание, а психиатрия начинает открывать все больше и больше различных

типов отклонений. Перед лицом такого множества возможных отклонений

мобилизуются различные формы власти, контролирующие индивида и сверяющие

его с нормой: власть врачей, психиатров, педагогов, родителей. Все эти

направления и типы власти поддерживают, обусловливают, подкрепляют друг

друга. Эти процессы происходят на уровне семьи и частной жизни человека. Но

они поддерживают систему власти и сами поддерживаются ею в масштабе всего

общества, потому что постоянный контроль за сексуальной нормальностью как

ничто другое приучает человека быть объектом процедур власти, быть под

неусыпным надзором, сопоставлять себя с нормой и оценивать себя по степени

соответствия ей [26].

В таком контексте становится объяснимым формирование представления о

безумии как приоткрывающем опасную тайну сущности человека, связанную с его

телом и инстинктами [28, 38]. Идея человека, свободного от всякой

органической, вещественной (природной) зависимости, долгое время оставалась

господствующим мифом, ради которого мы соглашались страдать, мы наказывали

других за то, что они выбирали другой путь. Собственное тело воспринималось

как что-то греховное, доставшееся человеку в наследство от животных. Каждое

плотское желание подвергалось цензуре, поскольку изначально считалось

порочным. Контроль над сексуальным поведением, в частности, путем

детализации нормы и более детального анализа отклонений, приобретал все

большее значение [26]. Аналогично и контроль за изменением сознания с

помощью психоактивных препаратов является проявлением характерного для

современной эпохи "власти над живым", контролем над самими мыслями. В

сущности, это проявление борьбы за власть. Недоверие к природной сущности

человека определяет маниакальное стремление нашей культуры искоренить

растения, изменяющие сознание. Этим недоверием оправдывается уклонение от

внутренней работы, от решения задач личностного роста, и, конечно, контроль

над психоактивной пищей [12, 37].

"Культура Партнерства" и "Культура Владычества". Переход к запрещению

психоделиков.

Таким образом, архаичные общества - "Культура Партнерства" - сменились

современной "Культурой Владычества".

Истоки этой борьбы двух культур лежат в тех временах, когда возникло

церковно-христианское мировоззрение. В течении многих тысячелетий

врожденный мистицизм человека облекался в самые разные мифологические

образы и системы представлений, чтобы, освобождаясь от них, создавать новые

доктрины вокруг все того же чувства сопричастности человека Божественной

Игре..

Матриархат - одна из возможных формаций культуры Партнерства, что

следует из специфики женского менталитета, более склонного к

созерцательности и самоанализу и искусно владеющего различными

психологическими приемами. Поскольку образ жизни женщин всегда был связан с

групповым общением, социальные адаптационные преимущества женщины

заключаются а тонком знании человеческих отношений, в то время как мужчина

для решения коммуникативных задач всегда стремился использовать

свойственную ему силу [31].

Есть еще некоторые соображения по поводу того, что архаичные традиции

лечебного и магического использования психоделического транса были созданы

и поддерживались женщинами. Прежде всего, они занимались сбором растений и

лучше знали воздействие трав и грибов. Кроме того, мужчины, воспитанные

охотой и тяжелым трудом, мало уделяли внимания событиям внутреннего мира;

им присуща одержимость (темперамент, склонность к аффективному поведению и

т. д.), что мешает аналитическому самоисследованию в состояниях

расширенного восприятия, провоцирует возникновение испуга, паники и т. д.

[12].

Женщин сама Природа учит терпеливо наблюдать себя долгими месяцами,

разделявшими циклы работы организма, во время беременности (все эти

физиологические процессы, кстати, сопровождаются изменениями обмена

веществ, в том числе и нейрорегуляторов, и, как следствие, необычными

состояниями сознания). Матери изучали себя, воспитывая детей... В отличие

от экзотеричного мужчины, открывающего чудеса в окружающем, суть женщины в

ее эзотеричности - внутренней тайне, через которую она постигает жизнь.

Цивилизация, возникшая на останках Архаичного и наложившая запрет на

поедание языческих "поганок" - это мужская культура Владычества,

распространившая охотничьи повадки на внутривидовые взаимоотношения и

нацеленная на соперничество. Культура, "согласно которой изменения сознания

путем употребления тех или иных растений иди веществ почему-то ошибочно,

онанистично и антисоциально" [15].

В государствах иерархической структуры история перекраивается всякий

раз, когда меняются власти. Неугодные изображения и культурно-исторические

памятники утаиваются, а в периоды смутных времен даже уничтожаются-

Представьте, что могло остаться от наследия архаичных психоделических

культур после нескольких тысяч лет их противостояния конкурирующим

формациям и, в конечном счете, падения... [26]. Тем не менее, вполне

узнаваемая символика грибных культов сохранилась в некоторых евразийских

памятниках неолита (от 10 до 7 тысяч лет до н. э.). Обширное наследие

психоделических культур, как известно, было обнаружено в странах

Центральной и Южной Америки.

Плоды от Древа Познания Добра и Зла, как известно, - палка о двух

концах: с одной стороны, психоделические переживания открывают единую суть

вещей - смысл происходящего. С другой стороны, эти прозрения не облегчают

человеку выбор путей для достижения открывшихся целей: мистический экстаз

шамана нуждался в опоре на исторический опыт и традицию [32]. Изобретение

алфавита изменило мышление людей. Слово стало вечным, и Нравственный Закон

закрепился в заповедях. С появлением письменности - хранительницы знаний,

общечеловеческой Памяти - отпала необходимость периодически впадать в транс

для поисков ответа на жизненно важные вопросы.

Что означал отказ от эзотерической мудрости шаманизма в пользу внешне

регламентируемой морали монотеистических религий? Отказ от

непосредственного, физиологически гарантированного, мистического

переживания вырвал архаичного человека из полуживотного экстаза - выгнал из

Эдема, где он пребывал в райских восторгах первого пробуждения от

инстинктов. Так возникла наша экзистенциальная неполнота, отраженная в мифе

об утрате Рая. Чем плоха традиционная позиция отказа от интуитивных

прозрений, стимулированных природными психоделическими средствами? Прежде

всего, этот запрет превратил людей в одержимых, жестоких невротиков, не

осознающих себя. Исключение галлюциногенов из рациона человека повлекло

изменение качества его мыслительных процессов. Скорость мышления (речь идет

о бытие субъекта в его собственной, неповторимой реальности: время изменяет

свой бег для человека, если он меняет качество восприятия и внутреннего

поиска), ассоциативность, глубина самоанализа, а значит - и умение владеть

собой, своими привычками и настроением, понимание подлинных мотивов

собственного и чужого поведения, все это претерпело значительные изменения,

как только человек лишился таких мощных инструментов самоисследования, как

растительные галлюциногены [15, 39].

Забвение традиций группового психоделического ритуала (недоступность

опыта личностной трансценденции) приучило людей видеть друг в друге врагов,

выбирать кровавые пути развития... Пройденная история - это бесконечная

война человека с самим собой, это в большей степени путь борьбы, чем

творчества, путь страдания, а не радости, страха, но не любви, потому что

за нашей формальной, догматичной верой всегда скрывалось недоверие,

выращенное культурным запретом на эзотерическую практику.

Магическая практика язычников в свете новых представлений представала

как самая сердцевина порока. Как известно, жрецы языческих культов держали

в руках рецепты природного волшебства, встреча с которым и по сей день

никого не оставляет равнодушным. Но поскольку эти знания к моменту

распространения монотеизма были только у "посвященных", конкурирующая

мораль, в дальнейшем спрятала их окончательно. В Синайской пустыне Господь

наставил Моисея строго запятить евреям заниматься подобной практикой: "И

если какая душа обратится к вызывающим мертвых и к волшебникам, чтобы

блудно ходить вслед их, то Я обращу лицо Мое на ту душу и истреблю ее из

народа ся {Книга Левит, 20 гл.}."

Позже монотеизм поддался влиянию дуалистических религиозных

представлений; не выдерживая требований строгого и правильного Бога, люди

создавали легенды о Падшем ангеле, который мешает людям жить праведно.

Образ духовного врага помог схоластам утвердиться в представлениях о

недопустимости физиологической стимуляции мистических переживаний.

Растения, изменяющие сознание человека, стали считаться путем познаний

дьявола.

Что же так отпугивало новую религию от языческих традиций? Почему

"волшебники" и "вызывающие мертвых" оказались вне закона? Преимущества

человека, который видит больше, чем окружающие, очевидны - это власть. И

дело не в дикости языческих нравов или ритуалов, дело в неравенстве,

которое делит людей на "посвященных" и слепо им подчиненных. Чтобы

исключить такую несправедливость, можно было пойти двумя путями: либо нести

эзотерическое знание в массы (вопреки интересам "посвященных"), помогая

каждому научиться видеть ясно, либо запретить даже намек на возможность

подобной практики. История отправила нас по пути воздержания.

Мистерии древних греков, в которых принимали участие многие классики

Античного мира, к началу нашей эры уже были окружены строжайшей тайной.

Поэт Эсхил едва не поплатился жизнью за то, что перенес на театральную

сцену некоторые элементы из этих культов. Известно, что в празднествах

древнегреческой аристократии использовались напитки, приготовленные из

галлюциногенных грибов. В 268 году н. э. были пресечены Элевсинские

мистерии - последний отголосок архаичных психоделических традиций (в

течении двух тысячелетий каждый сентябрь недалеко от Афин устраивались эти

великие торжества) [25].

В эпоху Средневековья, когда на кострах Европы горели тысячи людей,

обвиненных в колдовстве, были уничтожены последние хранители секретов

естественной магии. Следует заметить, что в лице "ведьм" и "колдунов" новая

культура искореняла не только носителей древнего религиозно-мистического

мировоззрения, но и остатки системы языческого "здравоохранения", поскольку

лекарственные средства и весь опыт в этой области также принадлежали

ведовскому сословию. Эти люди были названы слугами дьявола, а их зелья -

прямой дорогой встретиться с самим князем тьмы. В пятнадцатом веке нашей

эры Папа Иннокентий VIII запретил лечебное использование конопли. Искать

исцеления прелагалось в молитвах Всевышнему, но не принимать помощь от

"лукавого". Церковь всегда была строжайшим цензором языческой культуры,

исключив даже идею о том, что растения могут быть связаны с духовной

практикой [15]. (Однако остатки русской языческой традиции ритуального

употребления псилоцибиновых грибов сохранились в православной архитектуре -

форма многих куполов русских храмов (так называемые "луковичные" купола)

абсолютно идентична форме шляпки "шаманских" грибов (см. рис. 1).

Изображение таких грибов можно встретить и в росписи ряда культовых зданий

(например, каменная резьба на стенах Псковского Кремля также изображает

псилоцибиновые грибы). Уже был популярен дистиллированный алкоголь,

наиболее подходивший для других целей - искусство виноделия стало

постепенно превращаться в механизм манипуляции массовым сознанием.

Общеизвестно, что вино и пиво не способны вызвать болезненное пристрастие,

но "повышенный градус" обрекает примерно десятую часть пьющих на

алкоголизм, то есть происходит полное подчинение -этой категории людей

нуждам государства, торгующего крепкими спиртными налитками, и остро

нуждающегося в дешевой, послушной и выносливой рабочей силе.

[pic]

[pic]

[pic]

А) Многие православные храмы (особенно те, которые расположены в

северной и северо-западной части России) имеют купола так называемой

"луковичной" формы

[pic]

Б) А так выглядят галлюциногенные грибы Psilocybe semilanceata,

применявшиеся языческими шаманами на территории нынешнего Северо-Запада

России (Псков, Новгород)

Рис. 1

С появлением психофармакологии ситуация резко меняется. К началу XX века

синтетические наркотики высокой чистоты (кокаин, морфий) пользовались уже

широкой популярностью, пугая общественность примерами тяжелого пристрастия,

которое возникает у поклонников этих препаратов. Нет ничего удивительного в

том, что эти вещества оказались вне закона, но запрет вовсе не означает

исчезновения наркотиков. Государственный аппарат стал сотрудничать с

наркоторговцами, используя эту сферу деятельности не только для обогащения,

но и для подавления массовых волнений в собст венных колонизованных

странах.

Мы покорно соглашаемся с давно укоренившимся представлением о

психоактивных веществах, как о чем-то недостойном и пагубном для человека-

Наша культура знает примеры только их разрушительного использования. Когда

же в середине XX века в связи с прорывом в психологии и открытием необычных

свойств галлюциногенов, наметилось создание психоделической культурной

традиции, государственная машина сделала все, чтобы эти вещества были

поставлены в один ряд с наркотиками и запрещены.

Многократно описан мистический опыт, который переживали наши

современники под воздействием псилоцибиновых грибов, мескалина и ЛСД.

Неудивительно, что попытки использовать галлюциногены [качестве наркотиков

(для "расслабухи") для многих заканчивались нервным расстройством [29]. В

рамках материалистических представлений о реальности мы практикуем лишь

"развлекательное" и, соответственно, разрушительное использование

психоактивных веществ, что исключено в ситуации с галлюциногенами - эти

снадобья глубокой древности служили инструментами целительства, прорицания,

средствами общения с чудотворной Природой. Общество оказалось не готовым к

такому повороту. Перепутанные атеисты исключили возможность даже

медицинского использования галлюциногенов, где они зарекомендовали себя как

мощные инструменты в лечении разнообразных расстройств личности [4, 29].

После запрещения ЛСД (в октябре 1966 года) все открытые программы были

свернуты. В США осталось лишь несколько строго санкционированных работ,

готовых подтвердить то, что угодно услышать хозяевам.

Психотерапия с применением "молекул мистики" - один из современных способов

обретения целостности бытия.

Изменения в сознании, происходящие после знакомства с психоделическими

переживаниями, ведут к формированию более устойчивого типа мышления,

ориентирующего людей на решение проблем личностного роста и гуманистические

ценности в целом. Вероятно, это происходит за счет разрядки негативных

психических комплексов, накапливающихся у человека с момента родовой травмы

(дородовой период развития эмбриона также влияет на особенности его будущей

психики) [3].

Первые сообщения об исследованиях в области галлюциногенов привлекли

серьезное внимание и побудили психиатров и психологов различных стран мира

провести собственные терапевтические эксперименты с ЛСД и другими

психоделиками. Многие сообщения, опубликованные в течение последующих

двадцати лет, подтвердили первоначальные предположения, что психоделики

способны ускорять психотерапевтический процесс и сокращать время,

необходимое для лечения различных эмоциональных и психосоматических

расстройств [5, 29, 34, 35, 40].

Кроме того, появились многочисленные исследования, указывающие на то,

что основанная на применении психоделиков психотерапия может оказать помощь

различным категориям психиатрических пациентов, которые считались

непригодными для психоанализа и других форм психотерапии. Многие сообщения

указывали на терапевтический успех с хроническими алкоголиками,

наркоманами, социопатами, криминальными психопатами, людьми с извращенной

сексуальностью и серьезными расстройствами личности [5, 38].

В начале 60-х годов была обнаружена новая сфера применения

психоделической терапии: работа с безнадежными раковыми больными и другими

неизлечимыми пациентами. Этот подход смог не только облегчить эмоциональные

страдания и сильные физические боли, но значительно изменить представления

о смерти и отношения к ней [13, 36].

Опыт использования ЛСД и других психоделиков в лечении эмоциональных

расстройств насчитывает теперь уже более трех десятилетий. Много времени и

усилий было посвящено исследованию их терапевтических возможностей,

опубликованы сотни профессиональных статей. Как и следовало ожидать, в этой

сложной и революционной области не обошлось без ошибок и достижений.

В течение этих тридцати лет были предложены многие техники

терапевтического использования ЛСД и других психоделиков. Некоторые из

техник не выдержали испытания временем и были оставлены. Другие подверглись

модификациям или были ассимилированы в более сложные терапевтические

процедуры.

Среди подходов, преданных забвению из-за их примитивности и

несоответствия сложному воздействию психоделиков, можно отметить попытку

рассматривать психоделики как еще одну группу фармакологических веществ и

использовать их химические свойства. Это попытки использовать ЛСД и его

аналоги в качестве антидепрессанта, агента шока, отреагирования или

вещества, активизирующего хронические и стационарно-клинические состояния,

чтобы сделать их еще более поддающимися традиционному психиатрическому

лечению [29].

Исследователи, сохранившие доверие к психоделической терапии в условиях

противоречивых сообщений начального этапа, пришли к заключению, что

психоделические вещества являются в большей или меньшей степени

неспецифическими усилителями, а терапевтический успех решающим образом

зависит от факторов нефармакологической природы (экстра- фармакологических

переменных). Наиболее важными среди них являются структура личности

пациента, личность гида, или сидящего, терапевтические отношения, природа и

мера специфической терапевтической помощи, физический и межличностный

контекст сеанса [4, 27, 38].

Сами по себе психоделические вещества могут лишь активизировать психику

и способствовать выявлению бессознательных и сверхсознательных процессов в

сознании. Будет ли этот процесс терапевтическим или деструктивным и

дезорганизующим, зависит от целого ряда иных переменных, не имеющих ничего

общего с фармакологическим воздействием химических веществ. Поскольку

факторы организации и устройства сеанса оказываются крайне важными, нельзя

ожидать волшебных результатов просто от принятия психоделиков; их следует

использовать в контексте сложной психотерапевтической программы [5].

Даже если ограничиться терапевтическим использованием психоделиков в

контексте психотерапии, нетрудно видеть, что эти две составляющие -

психотерапевтические процедуры и воздействие психоделиков - могут быть

соединены различным образом, с различной степенью эффективности. Менее

интересная возможность - использование небольших доз психоделиков для

интенсификации психотерапевтического процесса, случайные психоделические

сеансы в рамках нефармакологической терапии для преодоления защит и

сопротивлений, использование малых доз в групповой психотерапии и сочетание

гипноза и психоделиков, или гипноделическая терапия. Среди техник терапии с

использованием психоделиков наиболее интересными и наиболее

распространенными являются две: психолитическая и психоделическая терапия

[5].

Психолитическая терапия. Термин был введен английским исследователем,

пионером в области ЛСД-терапии, Рональдом А. Сэндисоном. Корень "litic" (от

греч.: elisis" - растворение) указывает на процесс освобождения от зажимов,

разрешения конфликтов в психике. Как в теории, так и в практике, метод

представляет собой модификацию и расширение фрейдовского анализа. Он

предполагает прием ряда (15 - 100) средних доз психоделиков с недельными

или двухнедельными интервалами.

Психолитическая терапия представляет собой постепенное исследование все

более глубоких уровней бессознательного. Терапевт, как правило,

присутствует в течение нескольких часов кульминационного периода сеанса,

обеспечивая поддержку и в случае необходимости давая интерпретации. Все

феномены, происходящие во время сеансов или между ними, трактуются с

использованием основных принципов фрейдовской терапии.

Психоделическая терапия. Сам термин был предложен психиатром и

исследователем ЛСД Хэмфри Осмондом и одобрен в его переписке с Олдосом

Хаксли [27]. Психоделическая терапия в нескольких важных аспектах

отличается от психолитического подхода. Ее главная цель состоит в том,

чтобы создать человеку оптимальные условия для глубокого трансформирующего

переживания трансперсональной природы. Для большинства людей это принимает

форму смерти и рождения Эго, с последующим переживанием космического

единства и других трансперсональных феноменов [3].

Среди факторов, способствующих таким переживаниям, специальная

подготовка, использование больших доз психоделиков, применение средств,

способствующих углублению человека в себя через использование повязок для

глаз, высококачественной стереофонической музыки в течение всего сеанса,

использование духовных сюжетов, искусства и красоты природы в организации

сеанса и обстановки. Разговоры допускаются только перед сеансом и после

него. Во время реального психоделического переживания разговоры не

поощряются, поскольку это мешает погружению в глубину эмоционального и

психосоматического исследования себя. Психоделический терапевт не верит в

блестящие и своевременные словесные интерпретации или иные вмешательства,

соответствующие представлениям той или иной психотерапевтической школы. Он

предлагает пациенту отпустить себя, отказаться от обычных защит и отдаться

спонтанному терапевтическому потенциалу глубинной динамики души.

Большинство психиатров и психологов, проводивших клинические

исследования с психоделиками, явно склоняются либо к психолитической, либо

к психоделической модальности. С моей точки зрения, каждый из этих подходов

в своей чистой форме имеет существенные недостатки. В психолитической

терапии это теоретическое ограничение биографическими рамками,

соответствующее фрейдовскому психоанализу, непризнание перинатальных и

трансперсональных аспектов психики, а также экстернализация процесса

посредством чрезмерного использования словесных интерпретаций.

В противоположность этому в психоделической терапии недостаточно

внимания уделяется биографическому материалу, когда он появляется в сеансе,

и слишком много ожидается от воздействия единичного трансформирующего

переживания. Использование "единичной большой дозы", характерное для

психоделической терапии, эффективно для алкоголиков, наркоманов,

депрессивных пациентов и людей, умирающих от рака: большинство

терапевтических изменений у пациентов с раз-. личными психоневрозами,

психосоматическими заболеваниями и дефектами личности требует обычно

проработки в течение ряда психоделических сеансов [5].

По-видимому, психоделики наряду с содержащейся в них опасностью обладают

также терапевтическими, творческими и религиозными возможностями. Хотя

данные хорошо контролируемых экспериментов немногочисленны, существует ряд

историй болезни, подтверждающих значительный терапевтический успех

психоделиков, принимаемых под профессиональным контролем и наблюдением.

Многие отчеты описывают драматические и устойчивые сдвиги к лучшему у

пациентов, страдающих тяжелыми и безнадежными с точки зрения других методов

терапии заболеваниями; люди, стоящие перед лицом смерти, находили большое

утешение в переживаниях, вызванных воздействием психоделиков [24, 36, 38].

Необъяснимая тревога, иногда охватывающая человека под действием

психоделического вещества, провоцирует аналитический поиск ее причины.

Рассуждая, мы связываем те или иные переживания с подходящими смысловыми

комплексами, то есть, проецируем эмоции на внешнюю ситуацию или внутренние

психологические проблемы, если не вполне уверены в себе. В такие моменты,

особенно у мнительных людей опасения за собственное душевное здоровье могут

вызвать глубокие дезорганизующие переживания - панику, способную задержать

естественное перерождение тревожных эмоций в ощущение обновленного

существования (как это происходит в профессиональном психоделическом

сеансе). Такой опыт довольно часто случается во время самодеятельных

экспериментов [5]. В психотерапевтической практике он называется

незавершенным сеансом, а в просторечии - "плохая поездка" ("bad trip")

[36].

В конце 60-х после запрещения открытых исследований, когда американская

контркультура активно пропагандировала психоделический образ жизни,

эксперименты на себе носили массовый характер. Была широко распространена

практика приема высоких доз ЛСД - 500-600 мкг. (в психотерапии средняя доза

- 200 мкг.). Конечно, среди сотен тысяч людей, безответственно

употреблявших этот препарат, случались трагические инциденты (в основном,

несчастные случаи, но иногда имели место и внешние проявления агрессии

[34].

Действие психоделиков связано с анализом собственных эмоций "Я", и, что

принципиально, с нашей способностью им противостоять. Поэтому тяжелее всего

эти переживания даются людям, живущим в неустойчивом внутреннем мире и

плохо контролирующим выражение своих чувств. Преодоление возникающего

кризиса требует от человека иной раз предельной выдержки и самообладания,

но приносит самое настоящее освобождение - начало новой жизни в ином

качестве. А.Маслоу пишет об этом так: "И вот парадокс - то, что было

болезненным, патологическим и "низменным", становится частью самого

здорового и "возвышенного" аспекта человеческой природы. Погружение в

"безумие" пугает только того, кто не до конца уверен в своей нормальности.

Образование должно помочь научиться жить в обоих мирах" [18].

Психологические кризисы в процессе употребления галлюциногенов могут

выражаться в ощущении неполноценности собственного бытия, например, когда

привычный внутренний мир человека обнаружил свою иллюзорность, но

альтернатива прежним смысловым связям не найдена. Именно образование -

единственный рецепт от понятийной путаницы, возникающей в этом процессе.

Оно дает главное - уверенность в выборе, необходимость которого часто

становится очевидной в измененном состоянии сознания. Если этой уверенности

нет, личностная позиция человека демонстрирует неустойчивость, а для

близких людей его поведение кажется странным. Это связано с процессом

восстановления границ между внешней и внутренней реальностями [18, 37].

Психологические кризисы, возникающие у некоторых людей после

экстатических переживаний (например, связанных с употреблением

галлюциногенов), следует понимать как важные этапы личностного роста,

связанные с последовательным отреагированием добиографических и

биографических моментов травмировавших переживаний, с реорганизацией ранее

неосознаваемых психических структур [5]. По мере освобождения их от

эмоциональной напряженности человек все отчетливее ощущает трансцендентное,

надличностное измерение собственного опыта, осваивает духовное отношение к

окружающей действительности. Кризисы, вызываемые психоделиками, бывают

самыми разнообразными — от острых до хронических. Со временем возможна

активизация психопатологии, в том числе психозов, у предрасположенных к

этому индивидов. Практика показывает, что негативно реагируют на

психоделики, как правило, люди, плохо подготовленные, использующие их в

неподходящей обстановке, употребляющие смесь препаратов или уже страдающие

психопатологией. У лиц, прошедших отбор, в клинических условиях такие

осложнения редки, а вызываемые психоделиками кризисы обычно преодолеваются

с помощью специально подготовленного терапевта. К настоящему времени нет

никаких доказательств того, что психоделики наносят необратимый ущерб

мозгу, даже в случаях длительного их употребления [29].

Работы в области психотерапии с психоделиками дают экспериментальное

подтверждение социальной детерминации человеческой психики, показывают, что

идя вглубь своего бессознательного, человек выходит за границы своего

"ЭГО", находит единую связь с окружающим его миром и людьми [17, 27, 40].

Глубина самосознания - это лучший рецепт от душевной боли, который когда-

либо выписывала Природа людям [37]. По накопленному опыту; можно

предположить, что растительные галлюциногены - тот самый рецепт...

Литература

1. Батай Ж. О самозванстве смерти //В сборнике "Танатография эроса". -

СПб.: 1994

2. Гроф К. Жажда целостности: наркомания и духовный кризис. М., Изд.

Трансперсон. Ин-та, 1999.

3. Гроф С. За пределами мозга: рождение, смерть и трансцендентация в

психотерапии. - М.: Изд. Трансперсон. Ин-та, 1993

4. Гроф С. Области бессознательного: данные исследований ЛСД. - М.: Изд.

Трансперсон. Ин-та, 1995

5. Гроф С. Путешествие в поисках себя: измерения сознания и новые

перспективы психотерапии и внутреннего сознания. - М.: Изд.

Трансперсон. Ин-та, 1996

6. Делез Ж. Логика смысла. - М., "Раритет", 1998

7. Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. - СПб., "Андреев и

сыновья", 1992.

8. Капра Ф. Дао физики :Исследование параллелей между современной физикой

и мистицизмом Востока. - СПб.:ОРИС,1994.

9. Леви-Брюлль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. - М.: 1994

10. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. - М.: 1994

11. Леви-Стросс К. Структурная антропология. - М.:1980

12. Лилли Дж. В центре циклона. - М.: Изд. Трансперсон. Ин-та, 1997

13. Лири Т., Мецнер Р., Алперт Р. Практика приема психоделиков:

руководство, основанное на Тибетской книге Мертвых. - Минск, 1999

14. Маккенна Т. Истые галлюцинации: быль о необычайных приключениях автора

в дьявольском раю. - М.: Изд. Трансперсон. Ин-та, 1996

15. Маккенна Т. Пища богов: поиск первоначального древа знания. - М.: Изд.

Трансперсон. Ин-та, 1995

16. Мамардашвили М. Проблема человека в философии. - М.: "Наука", 1992

17. Маслоу А.. Дальние пределы человеческой психики. - СПб., "Евразия",

1997.

18. Маслоу А. Происхождение психологии бытия. - СПб., Евразия, 1997.

19. Моуди Р. Жизнь после смерти. (1985) INTERNET:

http://lib.ru/Psychology/Moudi/

20. Пригожин И. От существующего к возникающему М., "Наука", 1985

21. Пути за пределы ЭГО: трансперсональная перспектива. Антология. /Под

ред. Р. Уолша и Ф. Воон/. - М.: Изд. Трансперсон. Ин-та, 1998

22. Ранк О. Травма рождения. (1924) INTERNET:

http://www.psychology.ru/Library/

23. Соловьев Вл. Понятие о Боге. - СПб.:1993

24. Тарт Ч. Измененные состояния сознания. - М.: Изд. Трансперсон. Ин-та,

1997

25. Торчинов Е. Религии мира: Опыт запредельного: Психотехника и

трансперсональные состояния. - СПб, "Петербургское востоковедение",

1997

26. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. - СПб.: "Университетская

книга", 1997

27. Хаксли О. Вещества, которые формируют умы людей. (1963) INTERNET:

http://www.high.ru/Library/

28. Хаксли О. Остров. Врата восприятия. Небеса и ад. - Киев: "София", 1995

29. Шарлаускас И., Бистрицкис Р. Психоактивные препараты в исследовании

человека. (1999)

INTERNET:http://www.incart.spb.ru/~ikv/meta/russian/texts/

30. Элиаде М. Азиатская алхимия. - Киев: "София", 1998

31. Элиаде М. Мефистофель и андрогин. - СПб.: "Алетейя", 1998

32. Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза. - Киев: "София", 1998

33. Энциклопедия мистицизма [Сост.:Н.Дядьков]. СПб.: "Литера": ВИАН, 1997.

34. Hofmann A. LSD - My problem child. The story of discovery and use.

//In "Psychedelic Reflections" Ed. Grinspoon L., Bakalar J.B. -N.Y,

1983

35. Krippner S. Psychedelic drugs and the creative process //Humanist.

Psychol. Inst. Rev., L.A. (1980), vol.2, pp.9-34.

36. Leary Т. The psychology of Ecstasy. - San-Francisco: Harvard

University Press, 1975

37. Maslow A. Religions, Values, and Peak Experiences. - Los-Angeles: The

Viking Press, 1970

38. Shulgin А. TIHKAL: Tryptamines I Have Known And Loved. - Berkeley, CA:

"Transform Press", 1996

39. Wasson R.G. Persephone's Quest: Entheogens and the Origins of

Religion. - New Haven, 1986

40. Watts A. The Joyous Cosmology: Adventures in the Chemistry of

Consciousness. - N.Y.: "Pantheon Books", 1962

41. Wilson J. Shamanism and trance states. //Humanist. Psychol. Inst.

Rev., L.A. (1978), vol.1, pp.15-28.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5