Билеты по истории русского искусства XII-XVII вв

крепостей Велье, Котелно и др. Наконец, там, где почва была каменистой, вал

целиком насыпали из камней, как это сделано в Тиверском городке.

Сооружались и валы с внутренним деревянным каркасом. Обычно он представлял

собой срубную дубовую стенку с короткими поперечными перерубами,

выступающими в тыльную сторону. Располагаясь под самым гребнем вала, стенка

выходила на его поверхность. Такой тип каркаса является упрощением каркасов

валов русских крепостей XII в. и известен по укреплениям Звенигорода, Рузы,

Вереи, Галича-Мерьского, построенным примерно на рубеже XIV и XV вв. В

валах Калуги и Воротынска, крепостей на южной границе Московского

княжества, обнаружены наклонные каркасы, расположенные не в тыльной, а в

лицевой части вала, склон которого они должны были укреплять. Перед

большими валами часто оставляли горизонтальную площадку-берму, чтобы

воспрепятствовать сползанию вала в ров.

Рвы в укреплениях XIV — первой половины XV в. обычно широкие и глубокие.

Они, как правило, отрезали крепость с напольной стороны и имели очень

большое значение в системе обороны. Часто в качестве рвов использовали

подрезанные естественные овраги. Рвы обычно имели симметричный профиль с

уклоном стенок около 30°. Достаточно широко применялось в это время также и

эскарпирование склонов.

Стены крепостей Северо-восточной Руси вплоть до конца XV в. были

деревянными. Единственное исключение — стены Московского Кремля,

построенные из тесаного камня в 1367 — 1368 гг., когда пришли в ветхость

дубовые стены, сооруженные примерно за тридцать лет до этого. Деревянные

стены XIV в., по-видимому, мало отличались от стен более раннего времени и

представляли собой срубную однорядную стену, скрепленную короткими

поперечными перерубами. В верхней части располагалась прикрытая бруствером

площадка для воинов. Позднее, в связи с совершенствованием камнеметов,

стены начали делать более толстыми, состоящими не из одного, а из двух

рядов бревен. Утолщение стен стало необходимым в XV в., когда рядом с

камнеметами в осаду крепостей включилась огнестрельная артиллерия — пушки.

Для противодействия ударам каменных пушечных ядер начали строить стены из

двух и даже трех срубных стенок с засыпкой пространства между ними землей

или камнями.

В укреплениях меньшего военного значения, а особенно в небольших

укрепленных поселениях, например, в боярских усадьбах, строили более

простые деревянные стены столбовой конструкции, где основу составляли

врытые в землю столбы, в пазы которых укреплялись горизонтальные бревна.

Стена такого типа укрепляла боярскую усадьбу Хабаров городок близ Юрьева-

Польского.

Деревянные стены крепостей Новгородской и Псковской земель были того же

типа, что ив Северо-восточной Руси; сходна и эволюция их конструкции. Так,

в новгородской крепости Холм (XV в.) стена состояла из трех бревенчатых

стенок и имела общую толщину 2 1/2 м. Однако в Северо-западной Руси уже с

XIV в. достаточно широко строят каменные крепости. Зачатки этой традиции

восходят еще к XII — XIII вв., когда были построены каменные укрепления в

Ладоге и Копорье. В XIV и XV вв. здесь развернулось уже интенсивное

каменное оборонительное строительство: появились каменные стены в Новгороде

и Пскове (как в детинце, так и в окольном городе), а также каменные

крепости Порхов, Остров, Орешек, Изборск, Ям (рис. 14). В псковской

крепости Велье, построенной в XIV в., половина городских стен была

каменной.

Важно отметить, что если строительство каменных башен в Западной Волыни

связано с влиянием польского и венгерского зодчества, то в новгородских и

псковских каменных крепостях нет никаких следов иноземного воздействия.

Сложение здесь устойчивой традиции каменного оборонительного строительства,

очевидно, объясняется издавна выработанными приемами местной инженерной

«школы», а также обилием в этом районе залежей известняковой плиты.

Часть каменных укреплений новгородских и псковских земель выстояла до наших

дней. Правда, большинство из них было позднее капитально перестроено, но

Порховская крепость 1387 г., лишь частично переделанная в 1430 г.,

сохранилась почти целиком. Изборская крепость, несмотря на несколько этапов

реконструкции, в основном относится к середине XV в.

В каменных крепостях Северо-западной Руси, так же как и в деревянных,

стороны, обращенные к реке или к крутым склонам, приспособлены к защите с

помощью фронтальной стрельбы и поэтому лишены башен. Все башни расположены

там, где был возможен штурм и где, следовательно, была необходимость во

фланкирующем обстреле стен. Каменные стены XIV — первой половины XV в.

имели различную толщину: на наиболее ответственных участках с напольной

стороны крепости — до 3 — 4 м, а на других участках — 1 1/2 — 2 м. Уже в

первой половине XV в. каменные стены часто усиливают с помощью

дополнительных каменных прикладок, что вызвано применением при осаде пушек

крупного калибра. В верхней части стен возводили каменные зубцы, а за ними

располагали деревянную площадку для воинов. Как деревянные, так и каменные

стены обычно покрывали кровлей.

В военном зодчестве XIV — первой половины XV в. в отличие от

предшествующего периода большую роль играют башни; но это башни не

наблюдательные и не для кругового обстрела, расположенные внутри крепости,

а для фланкирования стен. Они слегка выступали вперед от плоскости стен и

находились главным образом там, где стены меняли свое направление, т. е. на

углах крепости. Места расположения башен часто легко определяются по

округлым расширениям земляных валов, на которых эти башни стояли. Так,

например, отчетливо видны места расположения башен в Старице, Романове,

Вышегороде на Протве, Вышегороде на Яхроме и ряде других укреплений XIV —

XV вв. Башни в это время обычно называли стрельницами, а в псковской земле

— кострами.

К сожалению, менее ясно устройство самих башен. Известно, что прямоугольные

и многогранные (в каменной архитектуре — круглые) башни применялись

одновременно. До настоящего времени сохранилось несколько каменных башен

конца XIV — первой половины XV в. в Порхове, Изборске, а, быть может, также

в Кореле. Квадратная (так называемая Малая) башня в Порхове была построена

вместе с крепостью в 1387 г. и сохранилась без существенных переделок (рис.

15). Она разделена на четыре яруса с помощью балочных перекрытий (мостов),

толщина ее стен — 1,4 м. Остальные башни Порховской крепости имеют

полукруглую в плане форму; они были реконструированы в 1430 г., при этом

толщина их стен доведена до 4 м. Бойницы в башнях Порховской крепости очень

узкие и еще плохо подходят для установки в них пушек, Башни Изборской

крепости гораздо лучше приспособлены для этой цели: их бойницы имеют с

внутренней стороны значительные расширения, как бы камеры, где и ставились

орудия.

Очень усложнилось в XIV — XV вв. устройство крепостных ворот. Конечно, в

укреплениях второстепенного значения ворота бывали довольно простыми, они

имели характер воротной башни, как в укреплениях XII — XIII вв. Однако в

более мощных и совершенных крепостях начали сооружать сложные въездные

устройства. Прежде всего сам въезд в крепостях XIV — первой половины XV в.

часто размещали не в напольной стене крепости (как это обычно делали

раньше), а в одной из ее боковых сторон. Сторона, подверженная штурму,

ворот не имела. Таким образом, даже подход к воротам уже представлял

известные трудности. Кроме того, вместо простых ворот стали сооружать

захабы — специальные устройства перед воротами, представляющие собой как бы

небольшие узкие коридоры между крепостными стенами. Очень часто в начале

такого захаба ставили башню.

Для того чтобы попасть внутрь укрепления, нужно было пройти через ворота,

затем через захаб и, наконец, через вторые, внутренние ворота. Весь этот

путь находился под контролем защитников крепости и целиком простреливался.

Деревянные захабные устройства не сохранились, но зато известно несколько

таких въездов в каменных крепостях — в Порхове, Острове, Изборске, Пскове.

В XV в. ворота начали усиливать опускными решетками, перегораживавшими

проезд. Решетки эти делались железными или деревянными, но обитыми железом.

Камера для подъемного устройства такой решетки хорошо сохранилась,

например, в Порховской крепости. Перед воротами через ров перекидывали

мосты. Как и раньше, они были деревянными, довольно узкими, опирающимися на

столбы. Подъемных мостов на Руси не строили вплоть до конца XV в.

Кроме одних или нескольких ворот, в крепостях обычно имелись еще

дополнительные потайные выходы — вылазы. Снаружи эти вылазы были

замаскированы деревянной стенкой или земляной насыпью, а в каменных

крепостях их закрывали тонкой каменной стенкой, сложенной заподлицо с

наружной поверхностью крепостной стены, так что противник снаружи не мог

обнаружить место вылаза. Использовались эти потайные выходы во время осады

для внезапных вылазок. Остатки таких вылазов сохранились в Изборской и

Порховской крепостях.

Одной из важнейших задач было обеспечение крепостей водой на случай осады.

Вплоть до XV в. эту задачу решали двумя способами — либо рыли внутри

крепости колодец (иногда его делали очень глубоким), либо в предвидении

осады запасали воду в бочках. С XV в. начали строить специальные устройства

для водоснабжения — тайники. Они представляли собой подземные коридоры,

идущие из крепости вдоль склона холма вниз до того уровня, где можно было

легко отрыть колодец. Коридоры эти делали сравнительно неглубокими, но

затем их покрывали кровлей, засыпали землей и тщательно маскировали, чтобы

противник во время осады не мог обнаружить тайник. Остатки тайников

сохранились в Изборске, в Копорье, в небольшом московском городке Кременске

и в некоторых других крепостях.

Стратегическая организация обороны страны в XII, XIII и XIV вв. носила, как

ни странно, менее организованный характер, чем в XI в. Процесс феодального

дробления страны не только не давал возможности усовершенствовать оборону

границ по сравнению с системой Киевской Руси, но, наоборот, ликвидировал

даже то, что уже было создано в этом отношении. Если в XI, а частично еще и

в XII в., в Южной Руси существовала согласованная система обороны

территории со стороны степи, то позднее каждое княжество строило оборону

своих границ самостоятельно. А так как в XIII в. дробление земель

продолжалось, границы отдельных княжеств оставались крайне неопределенными.

Когда в XIV в. начался процесс объединения русских земель вокруг Москвы,

появилась возможность более обдуманно строить организацию обороны

территории. Правда, границы Московского княжества часто менялись, поскольку

его территория быстро и непрерывно росла. Поэтому единственной возможностью

было не укрепление самих границ, а постройка и усиление крепостей на

главных направлениях, по которым противник мог бы двигаться к Москве. Так,

на западном направлении особенное значение приобрел Можайск, а на южном —

Серпухов, стоявший у переправы через Оку, где обычно проходили татары,

когда шли на Москву. На юго-восточном направлении большую роль играла

Коломна. Вообще в Московском княжестве в XIV и особенно в XV в. проводилось

энергичное строительство новых городов и укрепление старых. Большое

количество городов было одним из важных факторов, обеспечивавших

относительную безопасность территории крепнувшего Московского княжества.

Лишь одна граница этого княжества оставалась более или менее неизменной —

граница с Тверской землей. Основным опорным пунктом здесь стал город

Дмитров.

Границы Тверского княжества были несколько более стабильны, чем московские.

Тверь почти непрерывно враждовала с Москвой и опасалась вторжения

московских войск; кроме того, с этой же стороны могло грозить вторжение

татар. Поэтому на юго-восточном пограничье Тверского княжества с Московским

размещалось большое количество крепостей.

Несколько иначе строилась организация обороны Новгородской и Псковской

земель. Несмотря на то что отношения между Новгородом и Москвой были далеко

не всегда дружественными и иногда дело доходило до прямых военных

столкновений, на новгородской границе со стороны Москвы стояло очень мало

крепостей. Наибольшее внимание Новгород и Псков уделяли укреплению своих

западных границ (со стороны Немецкого ордена) и южных (со стороны Литвы).

Именно здесь сосредоточивались все наиболее сильные новгородские и

псковские крепости. При этом, несмотря на полную политическую

самостоятельность Пскова от Новгорода в XV в. и даже военные конфликты

между ними, на новгородско-псковской границе крепостей почти совершенно не

было. Более того, крепости, предназначенные для защиты от Немецкого ордена,

новгородцы строили только там, где новгородские земли имели

непосредственную границу с орденскими землями. Там же, где между орденскими

и новгородскими землями лежала псковская территория, новгородцы крепостей

не возводили, очевидно, предполагая, что псковские крепости достаточно

надежно прикрывают их с этой стороны.

В XIV — XV вв. строительство укреплений по-прежнему ложилось на плечи

феодально зависимого населения. Городовое дело как один из наиболее тяжелых

видов феодальной повинности упоминается во многих документах этой поры.

Лишь в Новгороде и Пскове, где было сильно развито товарное хозяйство, для

строительства каменных укреплений часто пользовались наемной рабочей силой.

Однако основные работы по сооружению валов и рвов и здесь выполняли

феодально зависимые крестьяне.

Руководство строительством укреплений, как и раньше, лежало на

представителях княжеской администрации, военно-инженерных специалистах,

которых называли городщиками, или городчиками. Они не только руководили

строительством новых, но и следили за поддержанием и ремонтом уже

существовавших крепостных сооружений. Обычно городщики были местными

землевладельцами и занимали в городе видное положение.

Таких огромных оборонительных сооружений, какие созидались в эпоху Киевской

Руси, в XIV — первой половине XV в. уже не возводили, однако постройка

многих укреплений оставалась все же очень трудоемким делом. Так,

строительство каменного Московского Кремля в 60-х годах XIV в., проведенное

в течение одного года, должно было занять одновременно почти две тысячи

человек. Конечно, возведение далеко не всех крепостей было столь дорогим и

трудоемким. Небольшая боярская усадьба XV в. Хабаров городок могла быть

построена в течение одного сезона артелью в количестве примерно 15 человек.

Архитектурно-художественный облик крепостных сооружений также претерпевает

существенные изменения. До XIII в. кольцо крепостных стен обладало более

или менее равномерным ритмом и город не имел поэтому одного, «главного»,

фасада. Единственным акцентом была воротная башня, отмечавшая значение

въезда в город. С XIV в. город получает один, выделенный и подчеркнутый,

фасад. Напольная сторона приобрела особое значение не только с военной, но

и с художественной точки зрения, что подчеркивалось напряженным ритмом

сосредоточенных здесь башен. Почти во всех сохранившихся крепостях XIV — XV

вв. имеются, правда, скупые, но чисто декоративные элементы — полосы

орнамента, кресты и пр. Не нарушая общего сурового впечатления могучих стен

и массивов башен, эти декоративные мотивы свидетельствуют о том, что

строителей крепостей интересовало не только военное, но и художественное

значение их сооружений.

Новые крупные изменения в русском военно-инженерном искусстве происходят во

второй половине XV в. С развитием и усовершенствованием огнестрельной

артиллерии вновь существенно меняется тактика осады и обороны крепостей, а

вслед за этим изменяются сами крепостные сооружения.

Появившись впервые на Руси в 80-х или, вероятнее, в 70-х годах XIV в.,

артиллерия в первое время мало превосходила по своим военно-тактическим

качествам камнеметные машины. Однако в дальнейшем пушки начали постепенно

вытеснять камнеметы, что очень существенно отразилось на формах крепостных

сооружений. Ранние пушки использовались главным образом в обороне, и в

связи с этим уже в начале XV в. начинается перестройка крепостных башен,

для того чтобы в них можно было устанавливать орудия (вначале их ставили не

на городских стенах, а только в башнях). Все более активная роль артиллерии

в обороне привела к необходимости увеличить количество башен с напольной

стороны крепостей.

Однако пушки использовались не только при обороне, но и при осаде

укреплений, для чего начали изготовлять орудия большого калибра. В связи с

этим в первой половине XV в. оказалось необходимым усилить стены крепостей.

У каменных стен стали делать каменные прикладки с напольной стороны.

Все эти изменения, вызванные применением огнестрельной артиллерии и

развитием осадной техники в целом, в первое время нисколько не затрагивают

общей организации обороны крепостей. Наоборот, тактическая схема

«односторонней» обороны приобретает с применением пушек более ярко

выраженный характер. Дальнобойность как камнеметов, так и ранних пушек была

очень невелика и поэтому достаточно широкие естественные овраги и крутые

склоны по-прежнему служили надежной гарантией того, что отсюда штурма можно

не опасаться.

Лишь к середине XV в. мощь огнестрельной артиллерии начала настолько

превосходить камнеметы, что пушки стали основным средством осады крепостей.

Дальность их стрельбы значительно увеличилась; их могли теперь

устанавливать и на другом берегу широкого оврага или реки, и даже внизу — у

основания склона холма. Естественные преграды становятся все менее и менее

надежными. Теперь штурм, поддерживаемый огнем артиллерии, был возможен уже

со всех сторон крепости, вне зависимости от их прикрытия естественными

препятствиями. В связи с этим меняется и общая организация обороны

крепостей.

Возможность штурма крепости со всех сторон заставила строителей обеспечить

весь ее периметр фланкирующим огнем башен — наиболее действенным средством

отражения штурма. Поэтому «односторонняя» система уступает место более

совершенной: фланкирующий обстрел всех стен теперь обеспечивали равномерным

распределением башен на всем их протяжении. С этого времени башни

становятся узлами круговой обороны крепости, а участки стен между ними

(прясла) начинают выпрямлять для облегчения их фланкирующего обстрела .

Дифференциация самой артиллерии позволила подбирать орудия, наиболее

соответствующие задачам обороны. Так, над воротами обычно устанавливали

«тюфяк», бивший «дробом», т. е. картечью, а в остальных башнях обычно

ставили пушки, стрелявшие ядрами.

Логическим завершением этой эволюции крепостей является создание

«регулярных», прямоугольных в плане городов с башнями на углах. Первые

такие крепости известны в Псковской земле, где во второй половине XV в. в

тесном взаимодействии с Москвой производилось строительство оборонительных

сооружений для укрепления западной границы Русского государства. Так,

прямоугольную плановую схему с башнями на двух противоположных углах имеют

псковские крепости Володимирец и Кобыла, построенные в 1462 г. Подобная

схема использована также и в Гдовской крепости, построенной, возможно, еще

раньше. Наконец, в идеально завершенном виде новая схема обороны выражена в

крепости Ивангород, возведенной московским правительством на границе с

Орденом в 1492 г. Крепость эта первоначально представляла собой квадрат

каменных стен с четырьмя угловыми башнями.

Квадратные или прямоугольные в плане крепости с башнями на углах (а иногда

еще и в середине длинных сторон прямоугольника) получили после этого

широкое распространение в русском военном зодчестве. Так были построены в

XVI в. Тула, Зарайск. Вариантом этой схемы, обладавшим всеми ее

достоинствами, были треугольные в плане крепости; применяли также и

пятиугольную форму. Так, среди крепостей, построенных при Иване Грозном в

Полоцкой земле, некоторые имели треугольный план (Красный, Касьянов),

другие — прямоугольный (Туровля, Суша), третьи — в виде трапеции (Ситна).

На всех углах этих деревянных крепостей возвышались башни, обеспечивавшие

защиту с любой стороны.

Правильная геометрическая форма крепостей была наиболее совершенной,

наиболее полно отвечающей тактическим требованиям этого времени. Но в ряде

случаев естественные условия местности вынуждали строить укрепления

неправильной в плане формы. Однако и в этих крепостях башни равномерно

распределены вдоль стен по всему периметру, а участки стен между башнями

спрямлены. Таковы, например, каменные крепости в Нижнем Новгороде и

Коломне, а также деревянные крепости в Торопце, Белозерске, Галиче-

Мерьском. Все они относятся к концу XV — первой половине ХVI в.

Точно так же нельзя было придать правильную геометрическую форму тем

крепостям, которые были созданы раньше и лишь реконструированы во второй

половине XV — начале XVI в. в связи с развитием новых военно-инженерных

требований. В таких крепостях перестройка в основном заключалась в создании

башен на более или менее равномерном расстоянии одна от другой и в

спрямлении участков стен между башнями. Правда, в ряде случаев изменения

оказывались настолько существенными, что крепости при этом приходилось

перестраивать целиком. Именно так были перестроены московским

правительством многие крепости Новгородской земли, например, в Ладоге и

Орешке.

Существенные изменения в русском военном зодчестве во второй половине —

конце XV в. отразились не только в планировке крепостей, но и в их

конструкциях.

Развитие артиллерии поставило перед строителями крепостей ряд новых

технических задач. Прежде всего понадобилось возводить стены, способные

выдерживать удары пушечных ядер. Наиболее радикальным решением было

строительство каменных стен. И действительно, если в XIV — XV вв. каменные

«грады» строили только в Новгородской и Псковской землях, а в Северо-

восточной Руси каменным оставался один только Московский Кремль, то с конца

XV в. строительство каменных крепостей начинается на всей территории

Русской земли. Таким образом, переход к каменно-кирпичным оборонительным

сооружениям был вызван внутренним развитием русского военно-инженерного

искусства, в первую очередь сложением новой тактики с широким применением

пушек при осаде и обороне. Однако некоторые формы и детали кирпичных

крепостей связаны с влиянием итальянских мастеров, принимавших участие в

строительстве Московского Кремля в конце XV — начале XVI в.

Несмотря на то что каменные и кирпичные крепости получили с конца XV в.

гораздо большее, чем раньше, распространение, все же основным типом на Руси

и в это время продолжали оставаться деревянные оборонительные сооружения.

В тех крепостях, которые имели небольшое военное значение, стены строились

по-прежнему в виде однорядной срубной стены, а иногда еще более упрощенно —

из горизонтальных бревен, забранных в пазы врытых в землю столбов. Однако в

более важных крепостях стены делали более мощными, состоящими из двух или

трех параллельных срубных стенок, пространство между которыми засыпали

землей. Такие деревоземляные стены могли противостоять ударам пушечных ядер

не хуже каменных. Для устройства бойниц нижнего боя в этих стенах на

определенных расстояниях один от другого располагались не засыпанные землей

срубы, используемые как камеры для орудий (рис. 17). Такая конструкция

деревянных стен называлась тарасами и имела множество вариантов. В верхних

частях стен, как и прежде, размещались боевые площадки для воинов. Здесь

находились также и своеобразные боевые устройства — катки: бревна,

уложенные так, что в любое время их можно было легко сбросить вниз. Падая

со стен и скатываясь по склону валов, такие бревна сметали на своем пути

штурмовавших крепость воинов.

Об устройстве башен конца XV и XVI в. можно судить по сохранившимся башням

каменных крепостей. Они несколько отличались от более ранних. Наряду с

балочными перекрытиями в них стали теперь делать и сводчатые. Особенно

изменилась форма бойниц: они открывались внутрь большими камерами, в

которых устанавливали пушки (рис. 18); их отверстия начали расширять наружу

для более удобной наводки пушечных стволов. Как и стены, башни завершались

зубцами. Зубцы в большинстве случаев были вынесены на кронштейнах вперед от

поверхности стен. Это давало возможность вести навесной бой, т. е. стрелять

с верхней площадки башни не только вперед, но и вниз — в промежутки между

кронштейнами или же в специальные, направленные -вниз боевые отверстия. На

некоторых башнях устраивали смотровые вышки для наблюдения за

окрестностями. Все башни покрывали деревянными шатровыми кровлями.

Сложные захабные устройства у въездов в это время перестали строить, но

зато въезды усиливали с помощью специальной второй воротной башни —

отводной стрельницы, которую ставили с наружной стороны рва.

Таким образом, для въезда в крепость нужно было пройти через ворота в

наружной башне, затем по мосту через ров и, наконец, через внутренние

ворота, расположенные в самой воротной башне. При этом проезд в ней иногда

делали не прямолинейным, а изогнутым под прямым углом. Мосты через рвы

строили как на опорах, так и подъемные. Подъемные мосты, которые начали

применять в это время, значительно усиливали оборону ворот: будучи

поднятыми, они не только затрудняли переправу через ров, но и закрывали

собой воротный проезд. Продолжали применять и опускные решетки,

перегораживавшие проезд.

В конце XV в. были внесены существенные усовершенствования в систему

водоснабжения крепостей. Тайники, ведшие к колодцам, стали теперь обычно

располагать так, чтобы они выходили в одну из башен крепости, стоявшую

ближе всего к реке. Поэтому в крепостях конца XV и XVI в. одна из башен

очень часто носит наименование Тайничной башни.

Как уже было отмечено, наиболее характерны для русского военного зодчества

конца XV и XVI в. укрепления, имевшие в плане прямоугольную форму.

Сложившись под прямым воздействием новых военных условий, эти крепости в

дальнейшем получили признание как наиболее совершенные не только в военном,

но и в художественном отношении. Недаром в русской литературе идеальный,

сказочный город стали изображать как «регулярную», прямоугольную крепость с

башнями на углах. Однако в силу сложившихся обстоятельств самым крупным и

совершенным памятником русского военного зодчества конца XV — начала XVI в.

стала крепость не такой идеальной схемы; это был Московский Кремль.

Первоначальные укрепления Московского Кремля относились к концу XI — началу

XII в. и имели типичную для этого времени мысовую схему: холм,

расположенный при слиянии рек Москвы и Неглинной, был отрезан с напольной

стороны валом и рвом.

Во второй половине XII в. Кремль несколько увеличили в напольную сторону;

его первоначальные вал и ров при этом срыли и заменили более мощными.

В дальнейшем увеличение Кремля, производившееся несколько раз, заключалось

в уничтожении напольной стены старого укрепления и постройке новой,

расположенной дальше, чем старая, от конца мыса. Таким образом, мысовая

схема укрепления не нарушалась, и две стороны его по-прежнему были защищены

береговыми склонами рек Москвы и Неглинной. Так перестроили Кремль в 1340

г. и затем вновь в 1367 — 1368 гг.

В отличие от кремлевских укреплений XII в. во время перестроек XIV в.

крепость приобрела «одностороннюю» организацию системы обороны, с башнями,

сконцентрированными на напольной стороне. Укрепления 1367 г. были сооружены

уже не из дерева, а из камня. Периметр стен Кремля достиг почти 2 км; он

имел восемь или девять башен. По белокаменному Кремлю народ называл и всю

русскую столицу «белокаменной Москвой»

Каменная крепость Москвы просуществовала около 100 лет. За это время она

обветшала и перестала соответствовать требованиям современной военно-

инженерной тактики. Между тем Москва к этому времени превратилась в столицу

огромного и мощного централизованного государства. Как военное ее значение,

так и политический престиж требовали создания здесь новых, вполне

современных укреплений. В конце XV — начале XVI в. Кремль был полностью

построен заново (рис. 19, внизу). Строительство его велось постепенно, по

участкам, так, чтобы центр Москвы ни на один год не оставался лишенным

укреплений. К строительству были привлечены итальянские мастера, среди

которых ведущую роль играл миланец Пьетро Антонио Солари.

В строительстве Московского Кремля, проведенном с огромным размахом,

использовались достижения как русского, так и итальянского военно-

инженерного искусства этой поры. В результате удалось создать мощную

крепость, которая поражала современников своей красотой и величием и

оказала большое влияние на дальнейшее развитие русского крепостного

строительства. Кирпичные стены Московского Кремля были снабжены с

внутренней стороны широкими полуциркульными арочными нишами, что позволило

при значительной толщине стен располагать в них бойницы подошвенного

(нижнего) яруса боя. Предназначенные как для пушек, так и для ручного

огнестрельного оружия, они резко повышали активность стрелковой обороны

крепости. Снаружи стены имели высокий цоколь, завершающийся декоративным

валиком. Вместо широких прямоугольных зубцов стены Московского Кремля

венчались узкими двурогими зубцами в форме так называемого ласточкина

хвоста (рис. 20). Стрельба с верха городских стен велась либо через

промежутки между зубцами, либо через узкие бойницы в самих зубцах. Как сами

стены, так и боевые проходы на них покрывала деревянная кровля.

В итоге строительства была создана одна из наиболее крупных и совершенных

европейских крепостей — тот Кремль, который сохранился до наших дней.

Конечно, современный вид Московского Кремля сильно отличается от

первоначального; все башни его были в XVII в. надстроены декоративными

вышками, ров засыпан, большинство стрельниц уничтожено. Но Основная часть

кремлевских стен и башен относится к постройке конца XV — начала XVI в.

Длина стен Московского Кремля была теперь равна 2,25 км; стены состояли из

двух кирпичных стенок с внутренней забутовкой известняком. Толщина стен

достигала от 3 1/2 до 4 1/2 м при высоте от 5 до 19 м. Кремль имел 18

башен, включая воротные. С двух сторон его, как и прежде, защищали реки, а

с наполья был вырыт и облицован камнем ров, наполненный водой и имевший

глубину около 8 м при ширине почти в 35 м. Из трех отводных стрельниц

сохранилась в сильно переделанном виде лишь одна — башня Кутафья (рис. 21).

Проход через эту башню был сделан с поворотом под прямым углом, чтобы

затруднить этим продвижение противника в случае штурма. Равномерное

распределение башен по всему периметру Кремля и прямолинейность отрезков

стен между ними давали возможность вести фланкирующий обстрел на любом

участке крепости. Созданный по последнему слову военно-инженерной техники

того времени Московский Кремль послужил образцом, которому подражали

(главным образом не общей схеме, а архитектурным деталям) при строительстве

большинства русских крепостей XVI в. Крупные изменения произошли во второй

половине XV в. и в стратегии обороны. Их обусловило сложение

централизованного Русского государства. Была полностью ликвидирована

независимость Рязанской, Тверской и других земель, подчинен Великий

Новгород. К этому же времени прекратили свое существование и мелкие

феодальные уделы. Поэтому исчезла необходимость в порубежных крепостях на

границах между различными русскими землями. Упрочившийся административный

аппарат мог теперь обеспечить управление всей землей, не возводя

укрепленных пунктов в каждом административном округе. Скорее наоборот,

крепости во внутренней части государственной территории стали теперь

нежелательны, поскольку они могли быть использованы в качестве опорных

пунктов при попытках отдельных феодалов восстать против государственной

власти. Поэтому подавляющее большинство укрепленных пунктов, отстоящих

далеко от государственных границ, к концу XV в. потеряло свое

оборонительное значение: одни из них к этому времени выросли в крупные

поселения городского типа, другие превратились в села, третьи вообще были

заброшены. Во всех случаях их оборонительные сооружения перестали

возобновлять. Они превратились в городища. Военное значение сохранили лишь

те крепости, которые играли существенную роль в обороне общегосударственных

границ. Их усиливали, перестраивали, приспосабливали к новым военно-

тактическим требованиям (рис. 22). При этом в зависимости от вооружения и

тактики противника пограничные укрепления на различных участках границы

имели совершенно различный характер. На западных границах Руси можно было

ожидать вторжения хорошо организованных армий, оснащенных артиллерией и

всеми видами осадной техники. Поэтому русские города на этой границе должны

были обладать мощными оборонительными сооружениями. На южных и восточных

границах военная обстановка была совершенно иной. Эти рубежи надо было

обезопасить от внезапных и быстрых нападений татар, у которых, однако, не

было артиллерии. Естественно, что здесь следовало сооружать очень большое

количество укреплений для того, чтобы вовремя приостановить вторжение

врагов, а также для того, чтобы укрывать в этих укреплениях население

окрестных сел. Сами же крепости могли при этом быть и не очень мощными.

Совершенно новым явлением в русском военно-инженерном искусстве была

попытка создать взаимосвязанную систему оборонительных сооружений вдоль

линии границ. В XVI в. это привело к сложению сплошных оборонительных

рубежей на южной русской границе — засечной черты. Охрана засечной черты

требовала, конечно, гораздо большего количества войск и большей

организованности гарнизонной службы и службы оповещения, чем оборона

отдельных укрепленных пунктов. Значительно увеличившаяся и более

организованная армия Русского государства была уже в состоянии обеспечить

такую надежную оборону русских границ со стороны степи.

24. Архитектура Загорска (ансамбль Троице-Сергиевой лавры).

Сегодня архитектурный ансамбль Троице-Сергиевой лавры – уникальное явление

в русском зодчестве. Он создавался неодновременно и не по единому плану.

Все его сооружения возводились постепенно, одно за другим, на протяжении

многих столетий.

Памятники Троицкого монастыря живут жизнью каждого нового поколения людей,

которые воспринимают их по-своему и по-разному относятся к ним.

Белокаменный Троицкий собор стоит на месте трех следовательно сменявшихся

деревянных церквей —1345, 1356 и 1412 годов. Он отмечает собой тот

исторический центр, круг которого происходило все последующее формирование

монастырского ансамбля. Небольшая площадь перед ним до сих пор сохраняет те

же размеры, что и во времена скромной обители Сергия. Но за шесть столетий

непрерывного строительства вокруг этого здания появилось такое многообразие

первоклассных памятников разных времен и стилей, какое вряд ли можно

увидеть вместе где-либо еще. Так, непосредственно к Троицкому собору

примкнул небольшой одноапсидный храм — Никоновский придел (1548), недалеко

от них разместилась стройная Духовская церковь «иже под колоколы» (1476);

на восточной стороне площади высится мощный объем Успенского собора

(1559—1585), а рядом с ним видна филигранная Надкладеэная часовня (конец

XVII в.); северной стороны площади взметнулась ввысь свеча пятиярусной

колокольни (1740—1770), а всю западную сторону занимает протяженный

Казначейский корпус келий (XVII— XIX вв.). В просветах между этими зданиями

и как бы обрамляя их видны Митрополичьи покои (1778), монументальная

Трапезная на высоких арках гульбища (1686—1692) с миниатюрной восьмигранной

Михеевской церковью (1734) у ее подножия, букет золотых глав высокой

надвратной церкви (1693— 1699) над главным входом в монастырь, великолепно

убранные изразцами торжественные царские Чертоги (конец XVII в.), вычурная

ротонда Смоленской церкви на своеобразном стилобате из четырех

криволинейных лестниц-папертей (1745) и нарядные Больничные палаты с

шатровой церковью Зосимы и Савватия (1635—1638). Центр этой главной

монастырской площади отмечен памятным четырехгранным обелиском из песчаника

(1792), на гранях которого, говоря словами Н. М, Карамзина, «изображены

четыре эпохи славы его и незабвенные услуги, оказанные им России».

Троицкий собор, как главная святыня монастыря, больше и чаще других зданий

подвергался различным дополнениям и переделкам. Летописи отмечают, что царь

Василий III, возвращаясь после удачного похода на Псков, поставил «свещу

негасимую» у гроба Сергия и «того же лета побили железом верх» (1510). Иван

Грозный отметил здесь торжественным молебном взятие Казани, а затем прислал

своего мастера позолотить купол собора, сделанный его отцом. («А у дела был

царя и великого князя дьяк Федор Селинов с товарищи» (1556), который

незадолго перед тем золотил купол Успенского собора в Кремле.)

Исследования памятника показали, что он представляет собой образец того

нового типа храма, который был выработан на московской земле в годы

высокого подъема национального искусства, последовавшего за знаменательной

победой на Куликовском поле.

Торжественная архитектура Троицкого собора, строгость монументальность форм

хорошо соответствовала его назначению в качестве усыпальницы одного из

популярных поборников единения земли Русской.

Троицкий собор был расписан фресками и украшен иконами вскоре после его

сооружения. Летописи отмечают, игумен Никон «умолил» взять на себя этот

труд лучших иконописцев того времени — Андрея Рублева и Даниила Черного.

Руководство, а также непосредственное участие в исполнении росписей и икон

для иконостаса храма стало их последней крупной работой.

Иконостас Троицкого собора — уникальный памятник московской школы живописи

начала XV века. Он состоит из пяти ярусов; сорок икон его трех средних

рядов полностью сохранились от времени сооружения храма и выполнены если не

самим Андреем Рублевым, то, во всяком случае, под его непосредственным

руководством.

Исследователи троицкого иконостаса давно пришли к единодушному мнению, что

его иконы носят печать индивидуальности нескольких мастеров. На основании

изучения рисунка отдельных композиций, их колорита и психологической

трактовки действующих лиц, а также путем сравнения икон с другими

произведениями Андрея Рублева они пытаются определить степень его участия в

работе над каждой из них. И в этом смысле икона «Троица» (нижний ярус

иконостаса) служит самым верным эталоном. Иконы, которая превосходила бы ее

по совершенному искусству исполнения, в иконостасе нет, а летописи донесли

прямое свидетельство, что образ этот написан Андреем Рублевым «в похвалу

отцу своему Сергию».

Икона «Троица» покоряет каждого, кто ее видит. Восприятие ее рождает то

чувство радости, которое возникает при созерцании истинно прекрасных

творений. По христианскому вероучению, бог, будучи единым по существу,

«троичен в лицах»: бог-отец, создавший небо и землю, бог-сын — Иисус

Христос, принявший образ человеческий и сошедший на землю, чтобы принять

мученическую смерть ради спасения людей, и бог — дух святой, дающий жизнь

всему сущему на земле.

Каждый из ангелов представляет одно из лиц Троицы, одно из ее проявлений.

Их лики при едва уловимых чертах различия обладают несомненным сходством.

Эти ангелы нераздельно связаны друг с другом, они выражают какую-то единую

сущность. Изящные силуэты фигур как бы образуют невидимый круг — символ

вечности. Спокойствие поз, плавный ритм линий выливаются в безупречно-

кристальную композицию, а чистые и звучные краски рождают ощущение мира,

тишины и удивительной гармонии. Рассчитанная на длительное созерцание,

икона эта настраивает зрителя на глубокие, проникновенные размышления и

вызывает какое-то особое строение светлой радости и чистоты.

Преклонение перед рублевской иконой выражалось в постоянном украшении ее

специально изготовленными окладами и драгоценностями. Так, царь Иван

Грозный на свои средства заказал для нее золотой оклад с венцами и цатами

искусной ювелирной работы. Однако после смерти Грозного новый царь, Борис

Годунов, пожелал видеть на этой иконе украшения, исполненные по его заказу,

и распорядился повторить икону Рублева с тем, чтобы на эту, вторую, икону

перенести оклад Ивана Грозного. Именно тогда подлинная рублевская «Троица»

получила новый золотой оклад с еще более богатыми украшениями, с

гравированными драгоценными камнями. Так и находились в местном ряду

иконостаса две иконы «Троица», с пышными окладами, полностью скрывающими

живопись, соперничая богатством своего драгоценного убранства.

Есть все основания считать, что исключительные художественные достоинства

живописи иконостаса Троицкого собора были присущи также и первоначальным

фрескам собора. Наряду с глубоко оптимистической трактовкой извечных

религиозно-философских тем, чуждой всякому проявлению мрачного

средневекового фанатизма, рублевское письмо отличалось богатым колоритом

чистых и звучных цветов, изящным ритмом рисунка и

обильным насыщением светом и воздухом. Можно предположить, какой

глубокой силой художественного воздействия обладал интерьер

собора, представлявший великолепный синтез архитектуры, монументальной и

станковой живописи, в котором каждый из этих компонентов

не уступал другому по высокому совершенству исполнения.

Московская школа живописи к началу XV века достигла высокого расцвета и

оказывала значительное влияние на архитектуру. Художник, которому

предстояло расписывать храм и изготовлять для него иконостас, должен был

ясно представлять себе конструктивное построение интерьера, так же как и

строители со своей стороны не могли не считаться с требованиями живописцев.

Может быть, такое тесное сотрудничество зодчих и художников определило

многие особенности оригинальной архитектуры Троицкого собора.

Праздник Троицы, нужно полагать, впервые появляется в качестве местного

храмового праздника Троицкого Собора — как чествование «Троицы» Андрея

Рублева. Подобно тому, как служба Иерусалимского храма Воскресения, — в

мире, по самому месту своего совершения, единственная, — делается образцом

службы Воскресной, повсюдно совершаемой, и вводится затем в Устав, или

подобно тому, как празднество Воздвижения Креста Господня, первоначально

единственное, по самому предмету празднования, по единственности

Животворящего Креста, уставно распространяется, в качестве образца, так

точно местное празднование единственной иконы единственного храма, будучи

духовною сущностью всего русского народа, бесчисленными отражениями

воспроизводится в бесчисленных Троицких храмах, с бесчисленными иконами

Троицы. Так первое воплощение духовного первообраза, определившего суть

России, — первообраз Пресвятой Троицы, как культурной идеи, несмотря на

дальнейшее размножение свое, все же остается историческим, художественным и

метафизическим уником, несравнимым ни с какими своими копиями.

Прекраснейшее из зданий русской архитектуры, собор Троицкий и прекраснейшее

из изображений русской иконописи рублевская Троица, как и прекраснейшее из

музыкальных воплощений, несущее великие возможности музыки будущего, служба

вообще и Троицына дня в частности, значительны вовсе не только как красивое

творчество, но своей глубочайшей художественной правдивостью, то есть

полным тождеством, покрывающих друг друга, первообраза русского духа и

творческого его воплощения.

К востоку от Троицкого собора расположен еще один памятник XV столетия –

церковь во имя Сошествия святого Духа на апостолов (Духовская).

Духовская церковь и Троицкий собор могут служить примером гармоничного

построения двух разных по решению храмов, но рассчитанных на одновременное

восприятие. Если суровая мощь Троицкого собора вызывает в памяти образ

русского былинного богатыря, то легкая и изящная Духовская церковь

напоминает русскую девицу-красу, со стройным станом, в традиционном наряде

и с венком вокруг головы. Опытные строители Духовской церкви учитывали

соседство Троицкого собора и сознательно использовали силу контраста для

наибольшей выразительности обоих сооружений.

Пленительная красота и сила художественного воздействия этих древнейших

памятников Троице-Сергиева монастыря таковы, что и теперь, спустя века

после сооружения многих других зданий, в том числе монументального

Успенского собора и пятиярусной колокольни, они продолжают сохранять за

собой значение главных компонентов этого выдающегося ансамбля. И теперь,

когда раздается звон колоколов Духовской церкви, кажется, будто не только

она сама, но и все сооружения вокруг нее словно преображаются. Могучая,

широко плывущая мелодия колоколов ее звонницы заполняет все пространство

монастыря, сливаясь воедино с его дивной архитектурой.

Если Троицкий собор является типичным памятником начала XV века, то в

Духовской церкви нашли яркое выражение характерные черты архитектуры конца

столетия. Москва того времени впитывала все ценное, чего достигли различные

строительные школы Пскова, Новгорода, Владимира и других областей и

городов, способствуя тем самым процессу формирования единого

общенационального зодчества. На примере Духовской церкви можно видеть, как

псковские мастера, работая на московской земле, не повторили свои

традиционные каноны, а соорудили храм весьма близкий к московскому типу,

хотя и наделенный псковскими чертами.

Величественный Успенский собор (1559—1585) представляет в ансамбле

монастыря зодчество XVI столетия. Он повторяет формы Успенского собора

Московского Кремля. Если в свое время Аристотелю Фиораванти предписывалось

«снимать меру» с Успенского собора во Владимире и строить храм в Кремле на

полторы сажени больше него в длину, ширину и высоту, то монастырские зодчие

в свою очередь так же увеличили размеры своего сооружения, но теперь уже

против московского образца. Надо полагать, что этот факт всячески

подчеркивался монахами, и не иначе как с их слов Павел Алеппский записал,

что монастырский храм «выше, больше и длиннее собора столицы».

У северо-западного угла Успенского собора расположена низкая и скромная,

ничем не примечательная каменная палатка с шатровой кровлей (1780) — это

гробница царя Бориса Годунова и его семьи. Умерший в 1605 году Борис

Годунов был похоронен в Архангельском соборе Кремля, служившем усыпальницей

царей. Но Лжедмитрий I, вскоре захвативший Москву, не признавая Бориса

законным царем, приказал убрать его гроб из собора. Останки Годунова вместе

с убитыми тогда же его женой и сыном были погребены в скромном

Варсонофьевском монастыре в Москве, а через год по приказанию Василия

Шуйского с должными почестями перенесены в Троицкий монастырь и захоронены

в существовавшей тогда паперти Успенского собора. Позднее здесь же была

похоронена и дочь Годунова, Ксения; умирая в далеком Суздальском монастыре,

она завещала положить себя рядом с родителями (1622). Когда паперть собора

разобрали, гробница оказалась снаружи, и над ней была поставлена

существующая ныне усыпальница.

Пожалуй, самым значительным памятником XVIII века, существенно

обогатившим не только ансамбль Троицкого монастыря, но и всю русскую

архитектуру, является знаменитая лаврская колокольня (1740—1770). История

ее строительства служит наглядным примером того бережного внимания, с

которым подходили русские архитекторы к возведению новых зданий в условиях

уже сложившегося ансамбля.

После сооружения огромных по масштабам Трапезной и Чертогов

монастырские власти стали усиленно хлопотать о разрешении построить новую,

высокую колокольню, способную объединить весь разросшийся ансамбль

монастырских зданий. Их желание было удовлетворено: из Петербурга

последовало распоряжение, чтобы со старой колокольни у Духовской церкви

«колокола собрать и оную разобрать», а с монастыря снять план и прислать

его ко двору, после чего «о строении новой колокольни определение учинится»

(1738) .

Колокольня Троице-Сергиевой лавры — один из высокопоэтичных

памятников национального зодчества, в котором вековое представление

русского человека о красоте нашло такое же яркое и полное отражение, как и

в народных песнях и сказаниях, только не словом, а средствами архитектуры,

В настоящее время трудно представить панораму Троице-Сергиева монастыря без

его великолепной колокольни — в ней, словно в фокусе, сошлись все основные

архитектурные линии, намечаемые многими поколениями зодчих в разные времена

и эпохи. Строя колокольню по канонам классического ордера, отличного от

свободной живописной узорчатости русской архитектуры XVII века, талантливые

архитекторы в новых архитектурных формах успешно продолжили национальные

традиции высотных сооружений Древней Руси.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6