Будущая жизнь и небытие (сочинения Аллана Кардека)

Таким образом, Дух, постепенно возвышаясь по мере своего развития, доходит

до высшего блаженства; но, прежде чем он дойдет до высшей точки

совершенства, он наслаждается счастьем, доступным его развитию. Так ребенок

пользуется радостями первого детства, молодой человек — удовольствиями

юности, а зрелый возраст имеет свои, более солидные развлечения.

12. Блаженство счастливых духов состоит не в созерцательном бездействии,

которое было бы вечной и скучной бесполезностью; напротив, духовная жизнь

на всех своих ступенях представляет постоянную деятельность, но

деятельность неутомительную. Наивысшее счастье заключается в радостном

восхищении красотами творения, которых ни один человеческий язык не в

состоянии передать и никакое воображение постичь; в познании всего, в

отсутствии всяких физических и моральных страданий; в полном внутреннем

удовлетворении и в ясном спокойствии души; в чистой любви, объединяющей

всех; и, в довершение всего, в созерцании Бога и в постижении Его тайн,

открытых наиболее достойным. Оно состоит также в исполнении возложенных и

радостно принятых обязанностей. Чистые Духи — это Мессии, или посланники

Божий для передачи и исполнения Его велений; они исполняют великие миссии,

руководят строением миров и общей гармонией вселенной; только наиболее

возвышенные из них посвящаются в тайны Божий, вдохновляются Его мыслью и

служат Его прямыми представителями.

13. Ведение Духов бывает пропорционально их возвышенности, их способностям

и просвещению, их опытности и степени доверия к ним Господа. Тут нет

привилегий, нет милости и снисхождения помимо истинных заслуг, все

распределено со строжайшей справедливостью. Наиболее важные миссии

поручаются по воле Бога только тому, кто в состоянии их выполнить и не

способен их исказить или изменить. Под руководством Самого Господа наиболее

достойные составляют верховный совет и передают распределение движению

планет и различных миров. Затем идут в порядке совершенства и иерархии

такие Духи, преимущества которых более ограничены; их задачу составляют

покровительство над семьями и отдельными личностями, наблюдения за жизнью

народов или за явлениями природы до мельчайших тайн творения. В этом

громадном целом есть занятия для всех способностей, для всех желаний;

занятия, принимаемые с радостью и горячо просимые, потому что они дают

возможность возвыситься тем, кто этого желает.

14. Рядом с великими миссиями, порученными чистым Духам, есть еще различные

по степени важности поручения, которые даются Духам всех степеней, и каждый

из них имеет свою обязанность и исполняет ее для блага других; таким же

образом и воплощенные Духи должны иметь свои обязанности, начиная с отца

семейства, который должен заботиться о совершенствовании своих детей, и

заканчивая гением, который награждает общество произведениями своего

таланта. В этих-то второстепенных миссиях часто встречаются такие Дух,

которые не в силах довести до конца свою задачу и отказываются ее

исполнить, чем, конечно, вредят более всего себе самим, а не общему делу.

15. Так все разумные существа, на какой бы ступени возвышения они ни

стояли, по мере своих сил способствуют общему делу — одни в воплощенном

состоянии, другие в состоянии бесплотных Духов. Все деятельны, все

приобретают познания, помогают друг другу и протягивают один другому руку

помощи для достижения высшего совершенства.

Таким образом устанавливается солидарность между миром духовным и телесным,

иначе сказать, между людьми п Духами; Духами свободными и Духами не

свободными. Так устанавливаются и укрепляются взаимные отношения, истинные

симпатии, святые привязанности.

Везде жизнь и движение: нет в беспредельности ни одного незаселенного

уголка, ни одной области, по которой не проносились бы легионы лучезарных

существ, остающихся невидимыми для грубых материальных чувств, но

восхищающих и радующих души, освобожденные от материи. Наконец, везде есть

относительное счастье, для каждого исполненного долга, для каждого

совершенства; каждый носит в себе зачаток своего счастья. Счастье зависит

от личных свойств Духа, а не от материальной среды, в которой он находится;

следовательно, оно всегда там, где есть Духи, способные быть счастливыми, и

нет такого специально ему предназначенного места на свете. В каком бы месте

они ни находились, чистые Духи могут всегда созерцать божественное величие,

потому что Бог везде.

16. Тем не менее, счастье не должно быть эгоистично; если бы им

пользовались только для себя, если бы его не могли разделять с другими, оно

было бы печально и эгоистично, тогда как оно должно состоять в общности

мыслей, соединяющей симпатизирующие существа.

Счастливые Духи привлекаются один к другому однородными чувствами, вкусами,

мыслями и составляют обширные, однородные группы и семейства, в лоне

которых каждый индивидуум сияет своими качествами и проникается

благородными н спокойными лучами, исходящими из целого. Члены этих обществ

то рассыпаются для исполнения своих миссий, то собираются все вместе на

какой-либо точке пространства, чтобы поделиться результатами своих трудов

или соединиться вокруг Духа высшего порядка и выслушать его мнение или

наставление.

17. Хотя Духи находятся везде, но они преимущественно любят собираться на

обитаемых мирах из-за сходства между ними и существами, их населяющими.

Вокруг миров совершенных царят Духи высшего порядка; вокруг же отсталых, в

числе которых считается и наша Земля, преобладают низшие Духи. Таким

образом, каждая планета, или мир, имеет свое особенное население в виде

воплощенных и бесплотных душ, которые и пополняются по большей части

воплощением и освобождением одних и тех же Духов. В мирах низших это

население малоподвижно и тяжело; в высших оно легко и воздушно, так как

менее связано материей. Но, к счастью, из миров счастливых Духи иногда

отрываются и летят в низшие, чтобы посеять там семена прогресса, принести

утешение и надежду, поднять утраченные испытаниями жизни силы, а иногда

воплотиться там, чтобы удобнее и целесообразнее исполнить свою миссию.

18. Но где же в этом беспредельном пространстве рай, или небо? Оно везде,

ему нет предела: счастливые миры его — последние станции, куда добродетели

прокладывают путь, а пороки преграждают доступ.

Рядом с этой грандиозной картиной, показывающей, как населены все уголки

мира и объясняющей причину и цель существования всех творений, каким мелким

и ничтожным кажется учение, сосредотачивающее все человечество на одном

неприметном пункте пространства. Оно показывает нам это человечество,

начинающимся в известный момент и оканчивающимся в один день с носящим его

миром, т. е. длящимся не более одного мгновения в вечности! Как печальна,

безнадежна и холодна картина остального мира до, во время и после земного

существования человечества — мира без жизни, без движения, как

беспредельная пустыня, погруженная в безмолвие! Как неутешительно

изображение небольшого числа избранных, посвященных постоянному созерцанию,

тогда как наибольшее число существ приговорено к вечному мучению! Как

тяжелы для любящих сердец эти преграды, поставленные между живыми и

мертвыми! Говорят, что счастливые души думают только о своем счастьи, а

несчастные — только о своем страдании. Тогда нет ничего удивительного в

том, что эгоизм царствует на земле, если он существует даже на небе. Как

узко подобное понятие о величии, могуществе и благости Божией!

Насколько же выше и величественнее учение спиритизма! Насколько оно

расширяет идеи и возвышает мысли!

Но верно ли оно? Чем оно подтверждается? Во-первых, рассудком, во-вторых, —

откровением и, наконец, согласием его с наукой и прогрессом. Из двух

учений, где одно умаляет, а другое возвеличивает Бога, где одно в

разногласии, а другое в согласии с прогрессом, одно отстает, а другое

подвигается вперед—здравый смысл должен выбрать и указать, на чьей стороне

истина. Пусть же каждый взвесит и в тайнике своей души решит этот вопрос, и

внутренний голос ответит ему. Голос же этот и тайное стремление души есть

голос Божий, который не может обмануть человека.

19. Почему же в таком случае Бог с самого начала не открыл людям всей

истины? По той причине, по которой детям не преподают того, чему учат

взрослых. Ограниченное откровение было достаточно для человечества в

продолжение известного периода существования: Бог приноравливал его к силам

Духов. Духи, получающие теперь более полное откровение, — все те же Духи,

которые прежде уже получали частичное откровение, но с тех пор они выросли

в умственном отношении.

Прежде, чем наука открыла людям живые силы природы, образование планет,

настоящее строение земли, могли бы они понять бесконечность пространства и

множественность миров? Прежде, чем геология доказала состав и образование

Земли, как могли бы они не верить в существование ада в недрах её и понять

аллегорический смысл шести дней творения? Прежде, чем астрономия открыла

законы, управляющие вселенной, могли бы они понять, что нет ни верха, ни

низа в пространстве и что рай не над облаками и не ограничен областью

звезд? Прежде развития психологических наук могли бы они освоиться с идеей

о духовной жизни и постичь счастливую или несчастливую жизнь после смерти

иначе, как в определённом месте в материальной форме?

Конечно, нет; они все воспринимали, скорее чувствами, чем мыслью, и мир был

слишком обширен для них. Пришлось сузить его, чтобы ввести в рамки их

понятий с тем, чтобы впоследствии вновь расширить эти границы. Частичное

откровение имело свою пользу и было мудро тогда, но теперь оно

недостаточно; и не правы те, кто не хочет считаться с успехами мысли и

думает взрослых и зрелых людей водить на детских помочах. (См. "Евангелие в

объяснении спиритизма", гл. III).

Глава IV

АД

Предчувствие будущих наказаний. — Христианский ад как подражание аду

языческому. — Преддверие Рая. — Изображение языческого ада. — Картина

христианского ада.

ПРЕДЧУВСТВИЕ БУДУЩИХ НАКАЗАНИЙ

1. Во все времена человек верил в счастливую или несчастную будущую жизнь в

связи с тем добром или злом, которые он совершил на земле; только понятия,

которые он имел о будущих наказаниях, всегда зависели от степени его

развития и от тех представлений, которые он .создавал себе о добре и зле;

таким образом, награды и наказания являлись отражением преобладающих в нем

инстинктов. Например, народы воинственные видели высшее блаженство в

почестях, воздаваемых храбрости; охотничьи племена — в изобилии дичи;

народы чувственные — в удовольствии сладострастия. Пока в человеке будет

преобладать материя, у него будет самое поверхностное понятие о духовности;

вот почему он составляет себе о будущих наградах и наказаниях более

материальное, чем духовное представление; он воображает, что на том свете

должны есть и пить, но гораздо вкуснее и лучше, чем на земле*. С течением

времени появляется в верованиях о будущей жизни смешение духовности с

материальностью: так, рядом с созерцательным блаженством помещают картину

ада с физическими мучениями.

_______

* Маленький савояр, которому священник описывал заманчивую картину будущей

жизни, спросил его, все ли они там едят белый хлеб, как в Париже?

2. Понимая только то, что он видел, первобытный человек естественно

представлял себе будущее таким, как настоящее; чтобы понять нечто иное, ему

нужно было умственное развитие, каким он не обладал. Так, картина, которую

он составлял себе о наказаниях в будущей жизни, есть только отражение

бедствий, которые испытывало человечество, но в более ярких красках. Он

соединял вместе все муки, все терзания, все огорчения, какие только

встречал на земле: так, в жарком климате он представлял себе ад огненный, а

в холодном — ледяной. Чувство, которое позднее должно было открыть ему мир

духовный, было еще не развито, и он не мог понять иных мучений, кроме

физических; вот почему в религиях всех стран ад изображается почти

одинаково.

ХРИСТИАНСКИЙ АД КАК ПОДРАЖАНИЕ АДУ ЯЗЫЧЕСКОМУ

3. Ад язычников, описанный и драматизированный поэтами, есть грандиозный

образец, которому подражает и христианский ад, также нашедший своих

песнопевцев. Сравнивая их, находим, за исключением имен и некоторых

вариантов, многочисленные аналоги: например, как в том, так и в другом

материальный огонь есть основа всех мук, символ самых жестоких страданий.

Но странно, что христиане во многих отношениях превзошли свой образец.

Язычники в бочке Данаид, в колесе Иксиона, в Сизифовой скале имели

индивидуальные наказания; в христианском же аде для всех без разбора — одни

пылающие жаровни и котлы, крышки которых приподнимаются ангелами, чтобы

видеть страдания осужденных*; и Бог без сожаления в течение веков слушает

вопли осужденных и не прощает их. Язычники никогда не описывали жизни

обитателей Елисейских полей, сопутствуемой тяжелыми муками Тартара*,

______

* Проповедь, произнесенная в Монпелье в 1860 году.

** Праведные, не оставляя занимаемых ими мест, могут иногда, благодаря

духовной опасности, созерцать на расстоянии муки ада; и, видя их, не только

не испытывают печали и сострадания, но в избытке радости прославляют Бога

за свое собственное блаженство, в то время как нечестивые переживают

невыносимые мучения. Св. Фома Аквинский.

4. Как и язычники, христиане имеют царя ада, сатану, с тою только разницей,

что Плутон управлял темным царством, которое ему было дано во власть, но

сам не был зол; он удерживал у себя тех, кто худо поступал, потому что это

была его обязанность, но он не старался вовлечь людей во зло, чтобы

доставить себе удовольствие видеть их мучения; тогда как сатана разыскивает

себе жертв, которых потом с удовольствием заставляет мучить: легионы

демонов, вооруженные вилами, переворачивают их в огне. Немало обсуждались

даже и свойства этого огня, который горит, но не сжигает тела осужденных...

Возникал даже вопрос — не есть ли это огонь горящей смолы*.

______________

* Проповедь, произнесенная в Париже в 1861 г.

Итак, христианский ад ни в чем не уступает аду языческому.

5. Те же соображения, которые у древних народов определяли место

блаженства, указывали также и место наказаний; поместив первое на высоте,

естественно было вообразить второе внизу, в глубине, т. е. в центре земли,

к которому, как думали, вели некоторые страшные и темные пещеры, служившие

входами... Так же точно представляли себе ад и христиане. Отметим по этому

поводу еще одну аналогию.

Языческий ад заключал с одной стороны — Елисейские поля, рай, а с другой —

Тартар, ад. Олимп же, местопребывание богов и обоготворенных людей,

находился в высоких областях. По букве Евангелия, Иисус Христос сошел в ад,

т. е. вглубь, вниз, чтобы извлечь оттуда души праведников, которые ожидали

там Его пришествия. Стало быть, ад не был исключительно местом наказания;

как и у язычников, он был в местах низких, внизу. А местопребывание ангелов

и святых, или рай, было наверху: его поместили выше области звезд,

предполагая область эту ограниченной.

6. Эта смесь христианских понятий с идеями языческими не представляет

ничего удивительного. Христос не мог внезапно уничтожить укоренившиеся

верования; а людям недоставало необходимых знаний, чтобы понять

необъятность пространства и нескончаемое число миров. Землю они считали

центром вселенной, не знали ни ее формы, ни внутреннего строения; все было

ограниченно в их глазах, и понятия их о будущности не могли простираться

далее их познаний. Иисусу Христу было невозможно открыть им настоящее

положение вещей; но в то же время, не желая Своим авторитетом

санкционировать укоренившиеся предрассудки, Он воздержался от объяснений,

предоставив времени исправлять заблуждения. Он ограничился тем, что смутно

указывал как на счастливую жизнь, так и на возмездие, ожидающее виновных;

но нигде в Его поучениях мы не находим ужасных картин телесных мучений, из

которых христиане сделали догмы веры.

Вот как языческая идея ада сохранилась до наших дней. Нужно было

распространение просвещения и повышение общего умственного уровня

человечества для того, чтобы избавиться от нее. Но так как ничто

положительное не явилось на смену устарелых заблуждений, то за долгим

периодом слепой веры, как переходная ступень, последовал период неверия,

которому новые откровения должны положить предел. Надо было разрушить

старое, прежде чем строить, новое, потому что легче принять истину тем, кто

ни во что не верит, но чувствует, что ему не хватает чего-то, чем имеющим

крепкую веру в абсурд.

7. Определяя место для неба и ада, христианские исповедания вынуждены были

принять только два крайних положения душ: полное блаженство или абсолютное

страдание. Чистилище есть только промежуточное мимолетное положение, по

выходе из которого души сразу переходят в блаженное состояние; иначе и не

может быть при веровании в окончательную судьбу души после смерти. Если

существует только два местопребывания душ блаженных и отверженных, без

переходных ступеней, которые давали бы возможность подыматься, т. е.

совершенствоваться, то не существует прогресса; если же можно

совершенствоваться, то нет определенной судьбы за гробом. Христос решает

этот вопрос, когда говорит: "В доме Отца Моего обителей много"*.

______________

* "Евангелие в объяснении Спиритизма". Глава III.

ПРЕДДВЕРИЕ РАЯ

8. Церковь допускает, правда, известные исключения в некоторых особенных

случаях. Дети, умершие в раннем возрасте, не сделавшие ничего дурного, не

могут быть обречены на вечные мучения; с другой стороны, не сделав также и

добра, они не имеют права на высшее блаженство, тогда, говорит церковь, они

находятся в преддверии Рая, в положении среднем, которое никогда не было

точно определено и в котором, не подвергаясь страданию, они все-таки не

пользуются и полным блаженством, а так как участь их решена окончательно,

то они навеки лишены этого блаженства. Это лишение, совершенно не

зависевшее от их воли, равняется вечному и незаслуженному наказанию. То же

самое и по отношению к диким народам: они не получили благодати святого

крещения и света религии; они грешат по неведению и, предаваясь своим

природным инстинктам, не могут быть ни правы, ни виноваты. Простая логика,

во имя правосудия Божия, отвергает подобную доктрину. Правосудие и

справедливость Божий заключаются в словах Христа: "Каждому по делам его";

но тут надо понимать: добрые или злые дела, совершаемые свободно и

сознательно, и есть те дела, за которые только и можно нести

ответственность; а не такие, какие совершаются детьми или дикарями.

ИЗОБРАЖЕНИЕ ЯЗЫЧЕСКОГО АДА

9. Мы знакомы с языческим адом только по описанию поэтов: Гомер и Виргилий

оставили нам подробное поэтическое изложение этих верований; но

стихотворные формы имеют свои требования и с ними следует считаться в их

описаниях. Фенелон в своем "Телемаке", исходя из тех же источников,

отличается более определенной и простой прозаической формой. Описывая

мрачный вид этих мест, он старается определить род страданий, которым

подвергаются виновные; в особенности же он останавливается на участи злых

правителей, имея в виду своего царственного воспитанника. Как ни популярно

это произведение, но, вероятно, не многие помнят его хорошо или достаточно

вникают в него, чтобы сравнивать его с другими; а потому мы считаем

полезным воспроизвести те его части, которые имеют наибольшее отношение к

предмету, нами трактуемому, т. е. индивидуальной ответственности или личной

наказуемости.

10. "Войдя, Телемак услышал вопли не могущей утешиться тени. "В чем ваше

несчастье? — спросил он. — Кто вы были на земле?" "Я был, — отвечала ему

тень, — Навохарзан, великий царь Вавилонский; все народы Востока трепетали

при одном моем имени; я приказал поклоняться себе в мраморном храме, под

видом золотой статуи, перед которой день и ночь сожигали фимиамы и курились

драгоценные благовония Эфиопии; никто никогда не смел мне противоречить из

страха немедленного наказания; ежедневно придумывали мне новые

удовольствия, чтобы украсить мою жизнь. Я был молод и здоров; увы! сколько

бы еще благополучия и радостей я мог испытать на престоле. Но женщина,

которую я любил, заставила меня почувствовать, что я не бог; она не любила

меня и я был отравлен ею. И вот я ничто. Вчера торжественно положили мои

останки в золотую урну; плакали, рыдали, рвали на себе волосы, делали вид,

что хотят броситься в огонь, чтобы сгореть вместе с моим телом; и еще будут

рыдать у подножия моей великолепной гробницы; но никто обо мне не жалеет;

память моя ненавистна даже в моей семье, а здесь я уже переношу самые

ужасные оскорбления". Телемак, тронутый этим заявлением, говорит ему: "Были

ли вы действительно счастливы во время вашего царствования? Чувствовали ли

вы тот мирный, безмятежный покой, без которого сердце иссыхает, хотя бы

среди наслаждений?" "Нет, — ответил Вавилонянин, — я даже не понимаю, о чем

вы говорите. Мудрецы, правда, хвалят этот покой как единственное

блаженство; но я его никогда не испытывал; сердце мое вечно волновалось

новыми желаниями, опасениями и надеждами. Я старался забыться, разжигая

свои страсти и поддерживая их опьянение, чтобы оно не прекращалось:

малейший просвет рассудка был бы для меня слишком тяжел и горек. Вот мир и

покой, которым я пользовался; всякий иной представляется мне басней или

сном; вот те радости, о которых я сожалею!" Отвечая так. Вавилонянин

плакал, как трус, изнеженный излишеством и не привыкший переносить

продолжительное несчастье. Около него находилось несколько рабов, которых

умертвили в его честь на его похоронах; Меркурий передал их всех вместе

Харону и дал полную власть рабам над своим царем, которому они служили на

земле. Эти тени рабов не боялись больше тени Навохарзана; они держали его в

оковах и заставляли переносить тяжкие оскорбления. Одна из теней говорила

ему: "Разве мы не были такими же людьми, как и ты? Как же ты мог думать,

что ты бог? Не следовало ли тебе вспоминать, что ты также принадлежишь к

роду человеческому?" Другая тень, чтобы оскорбить его, говорила: "Ты был

прав, не желая, чтобы тебя считали за человека, так как ты урод, не имеющий

ничего человеческого. Где же теперь твои льстецы? Тебе нечего больше

давать, несчастный; ты не можешь больше делать зла; ты стал рабом своих

рабов; боги медлят с правосудием; но наконец произносят свой приговор".

Слыша такие жестокие слова, Навохарзан бросился лицом на землю и рвал

волосы в припадке злобы и отчаяния. Но Харон приказал рабам: "Тяните его за

цепь, поднимите его силою, он не должен иметь возможности и утешения

прятать свой позор, нужно, чтобы все тени Стикса были свидетелями его

наказания и видели бы справедливость богов, терпевших так долго этого

нечестивца царем на земле".

Телемак вскоре заметил на небольшом расстоянии мрачный Тартар; из него

поднимался черный и густой дым, удушливый запах которого был бы смертелен,

если бы распространился в жилищах живых. Дым этот покрывал море огня и

исходил из пламени, шум которого напоминал рев потоков, низвергающихся с

высоких скал в пропасть, и от этого шума невозможно было что-либо ясно

слышать в этих печальных местах. Телемак, тайно поддерживаемый Минервой,

безбоязненно входит в эту пропасть. Вначале он замечает множество людей,

принадлежавших на земле к низшим сословиям и наказанных за то, что обманом,

изменой и жестокостью старались приобрести богатство. Он также заметил

много нечестивых ханжей и лицемеров, выказывавших свою приверженность

религии и под ее прикрытием удовлетворявших свое властолюбие, пользуясь

доверчивостью людей. Люди эти употребляли во зло даже добродетель и были

наказаны, как самые последние злодеи. Дети, убившие родителей, жены,

обагрившие руки в крови своих мужей, изменники, продавшие свою родину и

нарушившие все клятвы, переносили менее жестокие наказания, чем эти

вероломные лицемеры. Так постановили трое судей ада и вот почему: эти

лицемеры не довольствуются быть только злыми, как все остальные нечестивцы;

но они хотят еще прослыть добрыми и поэтому своими лживыми добродетелями

вводят в обман людей, которые потом уже не доверяют истинной добродетели. И

потому боги, над которыми они издевались, употребляют все свое могущество и

власть, чтобы отомстить за свое оскорбление.

Затем следовали люди, которых на земле почти не считают преступными, но

месть богов их преследует немилосердно; это были неблагодарные, лгуны,

льстецы, восхвалявшие порок, хитрые хулители, желавшие запятнать даже

чистую добродетель и, наконец, те, которые смело брались судить о вещах, им

не известных, и тем вредили невинным.

Телемак, увидя трех судей, судивших человека, осмелился спросить у них, в

чем его прегрешения. Тотчас осужденный заговорил сам и стал уверять, что он

никогда не делал зла, а, напротив, находил удовольствие в добре: "Я был

щедр, справедлив и сострадателен, в чем же меня обвиняют?" Тогда Минос

сказал ему: "Тебя не обвиняют в преступлении против людей, но ты так же

должен был относиться к богам; о какой же справедливости говоришь ты? Ты,

правда, ни в чем не виновен перед людьми, которые сами по себе ничто; ты

был по отношению к ним добродетелен; но добродетель эту ты приписывал

самому себе, а не милости богов, которые тебе ее дали; ты сам хотел

пользоваться плодами своей добродетели и замкнуться в самом себе; ты сам

себе поклонялся и сделал себя своим божеством. Но боги, сотворившие все для

самих себя, не могут отказаться от своих прав; ты их забыл, они забудут

тебя и передадут тебя самому себе, так как ты этого хотел. Ищи же теперь,

если можешь, утешения в своем собственном сердце. Ты навсегда разлучен с

людьми, которым ты так хотел нравиться; теперь ты один на один с собою, со

своим кумиром; познай, что нет настоящей добродетели без поклонения и любви

к богам, которым мы всем обязаны. Твоя ложная добродетель, которая так

долго ослепляла легковерных людей, должна быть развенчана и уничтожена.

Люди судят как о пороках, так и о добродетелях только по тому, насколько

это их касается, но к добру и злу они слепы. Здесь же божественный свет

освещает все поверхностные суждения и очень часто осуждает то, чем люди

восхищаются, и наоборот".

Слыша эти слова, ученый, будто пораженный громом, не мог сдержать своего

отчаяния. Снисходительность, с которой он прежде смотрел на себя, на свои

великодушные наклонности, на свое мужество и умеренность, превратилась в

отчаяние. Вид собственного сердца, врага богов, сделался для него мучением;

он смотрит на себя и не может отрешиться от этого зрелища; он видит

суетность людского суждения, суждения тех, кому всю жизнь так желал

нравиться. Происходит полный переворот всех его понятий, как будто все пред

ним рушится: он не узнает сам себя, не находит опоры в собственном сердце;

его совесть, такая спокойная прежде, теперь выступает против него и горько

упрекает его в заблуждениях и преувеличении своих добродетелей, не имевших

основанием и целью поклонение божеству. Он смущен, уничтожен, полон стыда,

раскаяния и отчаяния. Фурии не терзают его, потому что с него довольно

того, что он предоставлен самому себе и что его собственное сердце мстит

ему за оскорбление богов. Он ищет самых уединенных и темных мест, чтобы

скрыться от других мертвецов, не находя возможности скрыться от самого

себя. Он ищет мрака и не находит; докучливый свет преследует его повсюду;

везде пронизывающие лучи правды мстят ему за забвение истины! Все, что он

любил, становится ему ненавистным, как источник муки, которая не может

никогда прекратиться. Он восклицает: "О, безумец! Я никого не знал, ни

людей, ни богов, ни самого себя; нет, я ничего не знал, потому что никогда

не любил единственного и действительного блага; каждый шаг мой был

заблуждением, моя мудрость — было безумие; моя добродетель — была гордость,

нечестивая и слепая: я сам себе был кумиром!"

Наконец, Телемак увидел царей, осужденных за злоупотребление своею властью.

Фурия-мстительница с одной стороны подставила им зеркало, в котором

отражалось все безобразие их пороков; в нем они видели и не могли

оторваться от зрелища своего грубого тщеславия, жаждавшего самых нелепых

похвал; их равнодушие перед добродетелью; их жестокость к людям, которым

они должны бы были благодетельствовать; их боязнь услышать истину; их

пристрастие к людям подлым и льстивым; их нерадение; их слабость; их

леность; их неуместное недоверие; их расточительность и чрезмерная роскошь,

основанная на народном разорении и нищете; их гордость и желание

приобрести, хотя бы ценою крови своих подданных, немного тщетной славы;

наконец, жестокость, с которой они каждый день искали новых наслаждений, не

стесняясь слез и отчаяния стольких несчастных. Они беспрестанно видели себя

в этом зеркале и находили себя более ужасными и более чудовищными, нежели

Химера, покоренная Беллорофонтом, хуже, чем Гидра, убитая Геркулесом, хуже

даже Цербера, изрыгавшего из своих трех отверстых пастей черную ядовитую

кровь, которая могла бы заразить всех смертных, живущих на земле. В то же

время вторая Фурия с другой стороны повторяла им с оскорблениями все те

похвалы, которые им расточали льстецы в продолжение их жизни, и подставляла

им другое зеркало, где они отражались в том виде, как изображала их лесть.

Противоположность этих двух изображений была мукой для их тщеславия.

Заметно было, что самым злым из этих царей расточались самые усиленные

похвалы в продолжение их жизни, так как злых боятся более, чем добрых, и

они бесстыдно требуют самых подлых похвал н лести от поэтов и ораторов

своего времени. Слышны их стоны в глубоком мраке, где они ничего больше не

видят и ничего не слышат, кроме оскорблений и насмешек. Их все отталкивают

от себя, все им противоречат, все их стыдят, тогда, как на земле они

забавлялись жизнью людей и полагали, что все существует для их услуг. В

Тартаре они предоставлены в распоряжение своих рабов, которые, в свою

очередь, заставляют их служить себе и жестоко с ними обходятся; и они

служат с горечью, и нет им надежды когда-либо смягчить свою участь; под

ударами своих рабов, сделавшихся их безжалостными палачами, они походят на

наковальни под ударами молотов Циклопов, когда Вулкан заставляет их

работать в горячем горниле Этны.

Там Телемак увидел бледные, ужасные, отвратительные лица. Черная печаль

гложет этих преступников: они противны сами себе и не могут избавиться от

этого отвращения, как от своей природы; им не нужно другого наказания за их

грехи, как эти самые грехи; они их постоянно видят во всем их безобразии,

они их преследуют и постоянно представляются им как ужасные призраки. Чтобы

избавиться от этих призраков, они ищут более полной смерти, чем та, которая

уже отделила их от тела. В своем отчаянии они призывают на помощь смерть,

которая могла бы уничтожить в них чувство, всякое сознание; они молят

пропасти поглотить их, чтобы избавиться от мстительных лучей правды,

которая их преследует. Правда, которую они боялись слышать раньше,

составляет теперь их мучение; они видят ее постоянно, и вид ее их

пронизывает, их разрывает; а она, как молния, ничего не разрушая снаружи,

проникает в самую глубину их существа.

Среди тех ужасов, от которых у Телемака волосы подымались на голове, он

увидел нескольких лидийских царей, наказанных за то, что они предпочитали

сладость изнеженной жизни труду для блага народа, что должно быть

неразлучно с царской властью. Цари эти упрекали и обвиняли один другого в

слепоте. Один, отец" говорил другому, который был его сыном: "Не говорил ли

я тебе во время моей старости и перед смертью, чтобы ты исправил зло,

которое я совершил по нерадению?" — "Ах, несчастный отец, — отвечал сын, —

ты-то меня и погубил! Твой пример заставил меня предаться гордости,

роскоши, сладострастию и жестокости к людям! Видя тебя царствующим и

живущим в такой изнеженной обстановке, окруженным подлыми льстецами, я

привык любить лесть и удовольствия. Я предполагал, что все люди, должны

быть в таких же отношениях к царям, как лошади и другие животные в

отношении к человеку; т. е., что их ценят настолько, насколько они приносят

пользы. Я так думал, и твой пример ввел меня в это заблуждение, а теперь я

страдаю потому, что подражал тебе". К этим упрекам они присоединили ужасные

проклятия и в ярости были готовы разорвать друг друга.

Вокруг этих царей носились, как совы ночью, тяжелые подозрения, тщетные

тревоги, недоверие народа, который мстит королям за их жестокость, за

ненасытное корыстолюбие и ложную славу, всегда тираническую и трусливую

изнеженность, которая удваивает все страдания. Многие из этих царей были

строго наказаны не столько за зло, которое они сделали, сколько за добро,

которое должны бы были сделать, но не сделали. Все преступления,

происшедшие от небрежного исполнения законов, были приписаны царям,

которые, царствуя, должны наблюдать за исполнением законов. Им вменяли

также в вину все беспорядки, порождаемые роскошью и расточительностью,

раздражающими людей и приводящими их к незаконному желанию захватить чужую

собственность.

В особенности же сурово обходились с теми царями, которые вместо того,

чтобы быть добрыми пастырями своего народа, походили на волков,

опустошающих стадо. Но что еще более удивило Телемака — это вид царей,

считавшихся на земле довольно добрыми и все-таки приговоренных к мучениям

Тартара за то, что допустили управлять собою людям злым и коварным. Они

были наказаны теми мучениями, каким, в силу своей власти, допускали

подвергать людей. Они не были ни злы, ни добры, и слабость их доходила до

того, что они боялись услышать правду; они не любили истину и добродетель.

КАРТИНА ХРИСТИАНСКОГО АДА

11. Мнение богословов об аде излагается в следующих изречениях*, которые

почерпнуты из сочинений и житий святых отцов церкви и служат выражением

ортодоксальной религии, постоянно повторяясь с церковных кафедр, как

католических, так и евангелических исповеданий.

________

* Это извлечение взято из сочинения, озаглавленного "Ад", Августа Калле.

12. Демоны — это Духи; а осужденные, находящиеся в настоящее время в аду,

могут также считаться Духами, потому что только душа их спускается туда;

кости же их, превратившиеся в пыль, постоянно перерождаются то в растения,

то в плоды, в минералы, в жидкости и, таким образом, проходят без их ведома

различные стадии превращения материи. Но осужденные, как и святые, должны в

последний день воскреснуть и воплотиться в то материальное тело, которое

они имели, живя на земле. Различие между ними будет состоять в том, что

избранные воскреснут и воплотятся в сияющие и чистые тела, а осужденные — в

тела, оскверненные и обезображенные грехом. Таким образом, в аду будут не

одни только Духи, но и люди, подобные нам. Следовательно, ад есть место,

физически определенное, материальное, и будет заселен земными существами,

имеющими плоть и кровь, кости, руки, ноги и т. д. и нервы, способные

испытывать страдание.

Где же местонахождение ада? Некоторые ученые поместили его внутри земли;

другие же — на каких-то планетах; но ни один собор не решил этого вопроса.

На этот счет остались одни предположения. Единственно, что утверждают, это,

что где бы ад ни находился, он есть область, составленная из материальных

элементов, но лишенная солнца, луны и звезд; самое печальное, самое

бесприютное место, в котором нет ни крупицы, ни намека на добро, хуже самых

ужасных мест того мира, в котором мы грешим.

Осторожные богословы не решаются описывать этот ад и все ужасы его, как

египтяне, индусы или греки. Они ограничиваются только указанием на то, что

говорится в святом писании, как-то: на реки огня, на серное озеро

Апокалипсиса и на червей пророка Исайи, на червей, вечно копающихся в

падали, на демонов, мучающих людей, которых они же погубили, и на людей,

плачущих и скрежещущих зубами, как говорит Евангелие.

Св. Августин не допускает, чтобы эти физические страдания были только

символами мук моральных. Он видит настоящую горящую серную реку, настоящих

червей и змей, жалящих тела осужденных. Он утверждает, на основании одного

стиха Евангелия св. Марка, что этот удивительный огонь, хотя совершенно

материальный и подобный земному огню, действует на тела, как соль, т. е.

сохраняет их; что эти осужденные, вечно мучающиеся, но вечно живые жертвы

будут вечно чувствовать этот огонь, но не сгорать; он будет проникать под

кожу до мозга костей, до зрачков глаз, до самых сокровенных фибр их

существа... Если бы они могли опуститься в кратер вулкана, то он показался

бы им местом отрады и покоя.

Так с полной уверенностью говорят самые скромные, самые умеренные

богословы; они не отрицают, впрочем, что в аду есть и другие телесные муки;

но только прибавляют, что не имеют достаточных знаний на этот счет; знаний

столь определенных, как вышеуказанные описания огненных мук или терзаний

посредством червей и змей. Но есть более смелые богословы, которые

описывают ад подробнее, разнообразнее и полнее, и, хотя никто не знает, где

находится этот ад, но есть святые, которые его видели. Они не спускались

туда, как Орфей с лирой в руках или как Улисс с мечом, но переносились туда

в виде духа, как, например, святая Тереза.

Судя по рассказам этой святой, нужно предполагать, что в аду есть города;

она видела там ряд улиц, длинных и узких, как в древних городах. Когда она

туда вошла, она должна была ступить на ужасно изрытую и вонючую дорогу, где

пресмыкались отвратительные гады; но вдруг ей преградила путь стена, в

которой находилось углубление или ниша, куда она и спряталась, сама не

понимая каким образом. Это, по ее словам, место, предназначенное ей, если

бы она злоупотребила теми милостями, которые Бог посылал ей в ее келью в

Авиле. Она каким-то чудесным способом проникла в эту нишу; но в ней нельзя

было повернуться, ни стать, ни сесть, ни лечь, ни, еще меньше, выйти из

нее; эта стена обхватила ее каменными объятиями и сжимала, как живая. Ей

казалось, что ее душат, раздирают ее живую на клочки, что ее жгут, одним

словом, она испытала ужасы всевозможных мук. На помощь не было надежды, все

вокруг было покрыто мраком и вместе с тем из этого мрака ясно выступала

улица, по которой она шла, со всем ее отвратительным населением; вид для

нее столь же невыносимый, как и самая темнота*.

________

* Это видение носит определенный характер кошмара.

Это был только маленький уголок ада. Другие духовные путешественники видели

в аду большие города в огне. Например Вавилон, Ниневию, даже Рим; все их

дворцы и храмы, объятые огнем, и жителей в цепях, торговцев за прилавками;

священников вместе с придворными в праздничных залах, вопиющих на своих

креслах, с которых они уже не могли сойти, и подносящих к своим воспаленным

губам чаши, из которых вылетало пламя; слуг, коленопреклоненных в кипящих

клоаках, и князей, бросающих им золото, льющееся расплавленною лавою.

Другие видели в аду бесконечные поля, возделываемые голодными крестьянами;

на этих бесплодных полях ничего не вырастало, и крестьяне пожирали друг

друга: но столь же многочисленные, как и прежде, столь же голодные и худые,

они расходились в пространство, тщетно отыскивая более счастливые места, и

тотчас же заменялись другими, такими же голодными и страждущими. Иные

видели в аду горы, изрезанные пропастями, стонущие леса, колодцы без воды,

источники, наполняемые слезами, реки крови, снежные вихри в ледяных

пустынях, лодки, наполненные охваченными отчаянием людьми, несущиеся по

безбрежному морю, одним словом, видели все то, что изображали и язычники:

это было плачевное отражение земли с непомерно увеличенными несчастьями,

увековеченными естественными страданиями и даже тюрьмами, виселицами и

орудиями пытки, приготовленными нашими собственными руками. Находились там

и демоны, которые, чтобы лучше мучить людей, сами облекались в тела. Они

имели крылья летучих мышей, рога, когти, чешую черепахи и острые зубы; нам

показывают их вооруженными мечами, вилами, щипцами, пилами, тисками,

мехами, дубинами, и они в продолжение целых веков, не переставая, возятся с

человеческим телом, как повара или мясники. То они, превращенные в львов

или огромных змей, тащат свои жертвы в уединенные пещеры; то превращаются в

воронов, чтобы выклевать глаза у виновных, то в летучих драконов, уносящих

грешников на своих спинах, кричащих, вопиющих, окровавленных, чтобы потом

низвергнуть их в серные горящие озера. Вот тучи саранчи, гигантских

скорпионов, вид которых ужасен, запах вызывает тошноту, легчайшее

прикосновение производит судороги; вот страшные чудовища с раскрытой

пастью, потрясающие гривами, раздробляющие своими челюстями осужденных, а

потом извергающие их целыми, потому что они бессмертны.

Эти демоны своими формами напоминают богов Тартара и идолов, которых

изображали финикийцы, моавитяне и другие язычники, живущие в соседстве с

Иудеей. Эти демоны действуют не случайно; каждый имеет свое назначение и

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7