Ответы на вопросы госэкзамена по философии философского факультета СПбГУ

конституирующегося в сознании и связанного с сознанием бытия.

§53. Животные существа и психологическое сознание.

Сознание - это абсолютное, в котором конституируется все трансцендентное,

т.е. весь психофизический мир; сознание - это подчиненный реальный процесс

в рамках этого мира.

§54. Продолжение. Трансцендентное психологическое переживание случайно и

относительно, трансцендентальное переживание необходимо и абсолютно.

§55. Заключение. Любая реальность суща через "наделение смыслом". Отнюдь

не "субъективный идеализм".

Любые реальные единства суть "единства смысла".

"Абсолютная реальность значит ровно столько, сколько круглый квадрат".

После осуществления феноменологической редукции остается абсолютное, или

трансцендентально чистое сознание; приписывать реальность этому остатку -

противомысленно.

Глава 4. ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКИЕ РЕДУКЦИИ.

§56. Вопрос об объеме феноменологической редукции. Науки о природе и

науки о духе.

Выключению из сферы рассуждений подлежат все науки о природе и духе (как

науки, нуждающиеся в естественной установке).

§57. Вопрос о выключении чистого "я".

Если после произведенного феноменологического выключения мира и

принадлежащей ему эмпирической субъективности у нас остается остаток -

чистое "я", то тогда вместе с этим чистым "я" предлагается своеобразная

трансценденция - трансценденция в пределах имманентности. Мы не вправе

подвергать ее выключению.

§58. Выключение трансцендентности бога.

Божественное бытие "абсолютно" в совершенно ином смысле, нежели

абсолютность сознания, и в то же время оно трансцендентно в совершенно ином

смысле, нежели трансцендентность в смысле мира. Подобные "абсолютность" и

"трансценденция" должны быть выключены из нового поля изысканий, -

выключены постольку, поскольку это поле должно быть полем чистого сознания.

§59. Трансцендентность эйдетического. Выключение чистой логики как

mathesis universalis. Феноменологическая норма.

Эйдетические науки подлежат редукции также как и логика.

Норма - не претендовать ни на что, кроме того, что способны довести до

ясного усмотрения, по мере сущности, в чистой имманентности самого

сознания.

Дескриптивная феноменология принципиально независима от любой из

перечисленных дисциплин.

§60. Выключение материально-эйдетических дисциплин.

Абсолютная независимость феноменологии от материально-эйдетических наук.

Расширение феноменологической редукции.

§61. Методологическое значение систематики феноменологических редукций.

Большое методологическое значение приобретает то практическое сознание,

какое овладевает нами вследствие произведенной феноменологической редукции:

подобно сфере природного мира, и все эйдетические сферы не могут считаться

данными феноменологу в отношении их подлинного бытия.

Раздел 3. ВОПРОСЫ МЕТОДИКИ И ПРОБЛЕМАТИКИ ЧИСТОЙ ФЕНОМЕНОЛОГИИ.

Глава 1. Предварительные методические соображения.

§64. Самовыключение феноменолога.

§65. Возвратная соотнесенность феноменологии с самой собой.

§66. Адекватное выражение ясных данностей. Однозначные термины.

§67. Метод прояснения. Наделяющее сознание. "Близость" и "дальность"

данностей.

§68. Подлинные и неподлинные ступени ясности. Сущность нормального

прояснения.

Различия ясности по степеням - это различия исключительно способа

данности.

Прояснение состоит в процессе перехода в наглядность и в процессе

возрастания ясности всего уже ставшего наглядным.

§69. Метод совершенно ясного схватывания сущности.

Необходимо приблизить "к глазам" некоторые показательные детали.

§70. Метод прояснения сущности и роль восприятия в нем. Преимущественное

положение нескованной фантазии.

Восприятие (особенно внешнее восприятие), дающее саму доподлинность,

обладает преимуществами перед всеми видами вызывания.

Восприятие при возможном соучастии и рефлексии предлагает некоторые ясные

обособленные единичности для всеобщих сущностных анализом в

феноменологическом духе (для анализа актов).

§71. Проблема возможности дескриптивной эйдетики переживаний.

§72. Конкретные, абстрактные, "математические" науки о сущности.

§73. Применение к проблеме феноменологии. Описание и точное определение.

§74. Дескриптивные и точные науки.

С устойчивостью и аккуратной различимостью родовых понятий, или родовых

сущностей, объем которых составляет нечто текучее, не следует смешивать

точность идеальных понятий, родов.

§75. Феноменология как дескриптивное учение о сущности чистых

переживаний.

Глава 3. НОЭЗИС И НОЭМА.

§88. Реальные и интенциональные компоненты переживания. Ноэма.

Различение реальных компонентов интенциональных переживаний и их

интенциональных коррелятов, или же компонентов последних.

Примеры ноэтических моментов: направленность взгляда чистого "я" на тот

предмет, который благодаря наделению смыслом подразумевается "я"; затем

схватывание и фиксация такого предмета; деятельность эксплицирования,

соотнесения, совместного охватывания.

Многообразным датам реального ноэтического наполнения всегда отвечает

многообразие дат коррелятивного "ноэматического наполнения", дат,

подтверждаемых в действительно чистом интуировании.

Ноэматический коррелят (в чрезвычайно расширительном значении) - "смысл".

§93. Переход к ноэтически-ноэматическим структурам сферы высшего

сознания.

В единстве конкретного переживания многократно надстраиваются друг над

другом ноэзы, в соответствии с чем фундируются и ноэматические корреляты.

Ибо не бывает ноэтического момента без специфически принадлежащего ему

ноэматического.

Беркли

Трактат о принципах человеческого знания, в котором исследованы

главные причины заблуждений и затруднений в науках, а также основания

скептицизма, атеизма и безверия.

Предисловие. Против скептицизма, неверия в Бога и бессмертие души.

Введение. 1. Как только человек решится подумать, а не следовать

велениям инстинкта и предрассудкам, так сразу ему начинает угрожать

опасность скептицизма. 2. Как говорят, это из-за конечности разума.3.

однако мы несправедливы относя эту нехватку к самой познавательной

способности (кот. нас наделил Бог), а не к способу ее применения. 4. Мое

намерение - открыть принципы человеческого знания, определяющие как

заблуждение, так и познание истины, чтобы выявить те ложные принципы, что

затрудняют познание. 5...6. Эти заблуждения коренятся в учении об

абстрактных идеях. Критика теории абстрагирования (на основании вычленения

в чувственных данных тех или иных элементов, конструирование абстрактных

идей - человека вообще и т.д.) - Беркли в себе этой способности не находит,

т.е. способности рассматривать существа, свойства или качества сами по

себе. Функция абстрагирования не есть естественная функция разума. 11.

Основания принятия теории абстрагирования, столь чуждой здравому смыслу -

эта способность есть то, что отличает человека от животного, не способного

образовывать общие понятия. Но тогда к животным можно причислить многих

людей. Слово обозначающее общую идею относится не к ней как таковой, а к

множеству частных идей, кот. безразлично вызывает. Беркли отрицает

существование не просто общих идей, а только абстрактных общих идей. Общая

идея есть совокупность частных. Некая идея становится общей, когда

становится способный замещать все остальные идеи того же рода как их

знак.13. Главный довод против отсутствия абстрактных идей - очевидность их

отсутствия, т.е. невозможность образовать представление о треугольнике,

напр., кот. был бы идеей всех треуг. не будучи ни одним в частности (ни

косоугольным, ни равностороннем и т.д.). Трудность образования абстрактных

идей говорит лишь об отсутствии их необходимости для общения людей. 15.

Абстрактные понятия так же не нужны для расширения познания, как и для

общения, т.к. общность состоит не в безусловной положительной природе или

понятии чего-нибудь, а в отношении, которое она вносит в частности,

вследствие чего частные вещи, будучи частными, рассматриваются исходя из

этого отношения в горизонте общего как совокупности многообразия частного.

Когда я рассматриваю некий частный треугольник, он становится общей идеей в

той мере, в какой может представлять все остальные возможные треугольники,

в силу того, что некоторые его свойства исключаются из рассмотрения (то что

он, напр., прямоуг.). Это однако не говорит о наличии абстрактной идеи

треуг. вообще.14. Источником этого заблуждения - учения об абстрактных

общих идеях - является язык как совокупность общих знаков. Способность

языка безразлично обозначать многое виделась именно в наличии общих, идей

посредством которых слова соотносились с частными. Это потому, что значение

слов определялось их соотнесенностью с идеями, и, коль скоро в качестве

значения того или иного слова нельзя было подставить частную идею,

приходилось предполагать что существуют общие идеи. Для Беркли слова

непосредственно соотносятся с совокупностью частных идей. Язык имеет и

другие цели помимо сообщения идей: возбуждать страсти, побуждать к действию

или отклонению от него, воздействие на душевное состояние, которые не

требуют посреднечества идей или непосредственного представления. Таким

образом, именно язык служит источником многочисленных заблуждений, в силу

чего необходимо отдавать себе отчет в его употреблении. Освобождение от

власти слов позволит выйти в область актуального представления, кот. есть

содержание той или иной мысли, кот. всегда есть частная мысль.

О принципах человеческого знания. Часть I.

1. Объекты познания суть идеи - чувственные, либо происходящие из

наблюдения эмоций и действий ума, либо образованные памятью и воображением,

либо образованные посредством операций над какими-либо из вышеуказанных. В

той мере, в какой какое-либо множество идей наблюдают лишь совместно, оно

получает одно имя - яблоко как совокупность формы, цвета и вкуса, напр. Но

рядом с этим есть нечто их познающее, воспринимающее, оперирующее с ними -

ум, дух, душа или я сам. Эти имена обозначают не идею, а воспринимающую их

вещь, т.к. существование идеи состоит в ее воспринимаемости.

4. Все вещи воспринимаемые нами суть такие идеи и как идеи они не

могут существовать вне воспринимающего их духа. Их реальность исчерпывается

их воспринимаемостью. Объект и ощущение (представление?) одно и тоже и не

могут быть абстрагированны одно от другого. Следовательно, все вещи

составляющие вселенную, не имеют существования вне духа, того или иного

сотворенного духа или какого-либо вечного духа. Следовательно, нет иной

субстанции кроме духа или того, что он воспринимает. Иметь идею - значит

воспринимать, следовательно идеи не могут иметь немыслящего субстрата. Их

субстрат - познавательная активность духа. Отсюда критика первичных и

вторичных качеств Локка, где первые (протяженность, форма, движение и т.п.)

представляют суть образы вещей, существующих вне духа в немыслящей

субстанции - материи, а вторые (цвет, вкус, запах) - относятся только к

духу. Но поскольку первые доступны лишь в меру их воспринятости, постольку

понятие материи внутренне противоречиво, так как их рассмотрение самих по

себе, без соотнесения с другими идеями, немыслимо. А будучи мыслимым эта

идея получает свою реальность именно от мысли, а не от какой-либо материи.

Учение о первичных качествах коррелирует с учением об абстрагировании. Не

существует никаких объектов в себе.

Идеи пассивны и инертны, неспособны ничего изменить ни в себе, ни в

других. Она не может быть причиной чего-нибудь, как и не может быть

причинена чем-нибудь иным помимо духа. Им же объясняется их связь, порядок

и т.д. Дух - простое, нераздельное, деятельное существо. В силу этого не

может быть идеи духа самого по себе, т.к. не может быть идеи деятельного

начала, т.е. непосредственного восприятия активности духа. Дух познается

только по своим проявлениям. Следовательно, коль скоро я не волен во всех

идеях, которые имею (напр., сейчас - день) и не могу произвольно сменить их

на другие, существуют иной действующих дух, который производит их. Правила,

в соответствии с которыми он производит их, мы называем законами природы.

Их мы познаем не через открытие необходимой связи между идеями, а через их

непосредственное восприятия, т.е. посредством опыта. Идеи, запечатленные в

ощущениях - действительные вещи, вызываемые в воображении - в более точном

(или обычном) смысле есть идеи или образы вещей. Но ощущения от этого не

менее идеи, чем образованные собственной активностью тварного духа.

“Вещи” суть идеи Бога, в то время как человеческие идеи суть идеи

идей. В этом отношении они обладают той же реальностью, что и существование

воспринимающего их тварного духа, кот. не менее, чем остальные есть идея

Бога. Непрерывность воспринимаемого мира обеспечивает божественное

восприятие, определяющим их принципиальную доступность восприятия для

каждого тварного духа.

Происхождение идеи материи связано с тем, что действующая причина идей

не очевидна, но императивна нашим идеям, в силу чего ее бытие укореняли по

ту сторону духа. Понятие материи - плод осознания конечности человеческого

познания, но эта конечность определяется не существованием некоторых

объектов в себе, а тем, что само человеческое бытие конечно.

Связь идей не представляет отношения причины к следствию, а только

метки или знака к вещи обозначаемой (видимый огонь не причина боли, а знак

ее возможности). И если наши идеи сочленяются в соответствии с порядком

разума, то вещи с порядком природы (божественные идеи с порядком его воли).

Использует для прояснение смысла метод прояснения употребления тех или иных

слов, напр., слова “материя”.

Мир представляет своеобразную эпифанию Бога, и задача

естествоиспытателя понять тот язык, посредством которого он изъяснятся с

нами. Неведомое, что лежит за непосредственной видимостью вещей есть не их

собственное бытие, а иные неведомые нам идеи в духе Бога. Вещи, качества и

свойство суть ощущения или идеи, кот. есть лишь для духа, и таковыми

являются не только те, что наличествуют на данный момент, но и любые

возможные. Признание наличия бытия, абстрагированного от духа или идеи -

противоречие в терминах. Таким образом, рациональная связность эмпирических

множеств обеспечивается тем, что они изначально подчинены законам духа -

божественного, что и определяет познаваемость вещей. Из вышеизложенного

следует, что человеческое знания естественно разделяется на две части:

знание идей (естествознание и математика) и знание духов. Различие реальных

вещей и химер воображения определяется тем, что первые суть идеи, кот.

существуют не вне духа вообще, а вне нашего духа и принадлежат порядку

божественного созерцания. Именно этим утверждением опровергается

скептицизм, т.к. противоречиво утверждать, что нечто воспринимаемое не

существует в природе, в то время как действительное существование

немыслящей вещи (т.е. идеи) состоит в ее воспринимаемости. Заблуждения

проистекает из двусмысленности термина “вещь” или “сущее”, которое равным

образом обнимает различное - духи и идеи, где первые суть деятельные,

неделимые и неистребимые субстанции, а вторые - косные, мимолетные,

приходящие состояния, зависимые сущие, имеющие в качестве носителей духов

или духовные субстанции. Поэтому идеи, данные в ощущениях, суть реальные

вещи, но не потому, что имеют основание вне духа, а потому, что причинены

тем, духом в нас, что причиняет нас самих, и лишь в этом чуждости

происхождения получает смысл их именование как “внешних”. Суть духа состоит

в его активности и поэтому нельзя абстрагировать его существование от

мышления.

Заблуждение в естествознании состоит в том, что ученые знают

действующую причину (а ей может быть только воля Божия), в то время как они

обладают лишь большим по сравнению с обычными людьми кругозором, являющим в

большем объеме гармонию и слаженность вещей, прояснение которых позволяют

им найти общие правила (хотя и не законы, т.к. их постоянство находится в

зависимости от воли Бога, а не от природы вещей). Поэтому познание природы

есть способ общения Бога и людей и должно быть направлено на конечные цели

вещей, которые не только откроют атрибуты создателя, но и будут

содействовать достижению практических целей. Критика Ньютона - понятий

абсолютного пространства, времени и движения, в отличии от относительного

данного в опыте. Для Беркли - любое пространство, время и движение

относительно, но могут мыслится как абсолютные лишь поскольку соотносимы с

конечностью тварного мира в целом (временной и пространственной),

определенной Богом. Движение само в себе содержит понятия отношения,

вследствие чего абсолютного движения быть не может.

Заблуждение в математики состоит в том, что числа имеют особую

сущность, в то время, как они суть знаки, выделенные людьми при

оперировании вещами. Отсюда очевидно, что она всецело подчинена практике и

лишается какого-либо содержания без соотнесения с ней. В геометрии таким

заблуждением служит понятие бесконечной делимости конечных величин

происходящее из теории абстрагировании, полагающей, что она может иметь

дело с вещами сами по себе (линией самой по себе и т.д.), в то время, как

любая взятая линия может служить общей идеей лишь в той мере, в какой за

ней закрепляется значение представлять какое-либо множество иных линий и

если предполагается ее бесконечная делимость, то это лишь значит, что ее

значением как знака является бесконечно большая линия. Это не препятствует

работе дифференциального исчисления, т.к. что бы не говорили математики,

они работают не с актуальной бесконечностью, а с конечными количествами,

что и составляет возможность решения тех или иных задач.

Исследование духов. Поскольку дух не является идеей, то его

существование мы познаем не априорно, а по его действиям. Затруднение

познания бога заключается в том, что он не дан как вещь среди вещей, т.е.

идея, а является лишь в гармонии и связности системы всего сущего. Других

духов мы познаем исходя из подобия способов их действий нашему

собственному. Но это познание отлично от того, как мы познаем треугольник.

Пытаться их совместить все равно, что увидеть звук. Духи познаются по

действиям или идеям, которые они вызывают в нас. Бог по устройству сущего в

целом. Поэтому знание духов не непосредственно как знание вещей, а

опосредованно идеями, вызванными их действием на мой дух. Бог же, объемля

все могуществом своего слова, поддерживает общение между духами.

Теодицея - зло перестает казаться злом, если рассмотреть его в более

широком горизонте целей, связей и зависимостей вещей, указывающим на

справедливость Божию и то, что каждому воздастся по его заслугам. Познание,

направленное на выявление этой связи и гармонии, - высшее познание.

В силу того, что духи и идеи полностью отличны - душа бессмертна.

Камю “Миф о Сизифе”.

Рассуждение об абсурде.

Посвящено присущему современности абсурдному жизнечувствию, а не

собственно философии абсурда, кот. еще по сути нет. Абсурд здесь является

не итогом размышлений, а исходной точкой. Это чистое описание болезни духа,

в кот. много предварительного.

Абсурд и самоубийство.

Единственный серьезный вопрос - вопрос о самоубийстве, вопрос - стоит

или нет прожить жизнь, быть или не быть. Все остальные вопросы вторичны,

т.к. решение этого необратимо. Наиболее настоятелен вопрос - тот, кот.

побуждает к действию. К этим вопрос есть два пути: Ла Палиса и Дон Кихота,

сочетание самоочевидных истин с сердечным горением, здравомыслия и приязни,

перед кот. должна в решении этого вопроса классическая диалектика.

Здесь речь идет не самоубийстве не как соц. явлением, а об отношении

между индивидуальной мыслью и самоубийством, кот. вызревает в безмолвных

недрах сердца.

Самоубийство может иметь множество разный причин, но самые явные из

них часто не самые решающие. То, что развязывает кризис, почти никогда

контролю не поддается. Но если проследить движение мысли в этот момент

практически невозможно, то извлечь из поступка заложенное в нем содержание

сравнительно легко. Убить себя означает сделать признание, что жить “не

стоит труда”. Умереть по собственной воле означает признать смехотворность

привычки жить. Это происходит в силу разлада между человеком и окружающей

его жизнью, кот. собственно есть чувство абсурда. Т.о. предметом настоящего

эссе является связь между абсурдом и самоубийством, вопрос о том, в какой

мере самоубийство - решение задачи, задаваемой абсурдом.

Предпосылка: действия человека мотивируются той истиной, в кот. он

верит. Вера в абсурдность существования должна т.о. определять его

поведение. Вопрос: обязывает ли это умозаключение об абсурде расстаться как

можно быстрее с обстоятельствами, не поддающимися объяснению. Но те, кто

отвечает “да”, часто не спешит кончать жизнь самоубийством, но и наоборот,

часто те, кто считает, что жизнь стоит того, чтобы жить, кончают

самоубийством. Этот вопрос предполагает возможность отклонения - надежду,

кот. помещает смысл жизнь вне ее самой, коль скоро она выявляет свою

абсурдность.

Т.о. надо устранить все подобные неувязки и обратится к сути дела:

убивают себя потому, что жизнь не стоит быть прожитой - истина несомненная,

хотя и трюизм. Требует ли абсурдность жизни избавлять от нее при помощи

надежды или самоубийства, побуждает ли абсурд к смерти - вот вопрос, кот.

требует ответа. Логичен ли смертельный исход?

Стены абсурда.

Каждое чувство стоит свой мир - есть вселенные ревности, честолюбия,

эгоизма или великодушия. Есть миры абсурда. Эти миры и реалии не поддаются

полному рассудочному прояснению, но их можно практически определить,

практически оценить, очертить их вселенную. Для этого необходимо

рассмотреть различные проявления абсурда, т.к. человек раскрывает себя не

только в том, в чем он искренен, но и там, где он лицедействует. Как все

великое, так и абсурд начинается с малого, с вопроса о той рутине жизни,

кот. приходится изо дня в день повторять. Однажды возникает вопросительное

“зачем?” и все начинается с усталости, подсвеченной удивлением. Усталость -

последнее проявление жизни машинальной и первый признак пробуждения

сознания. Последующее может быть или возвращением к бессознательности, или

полным пробуждением. В исходе пробуждения стоит или самоубийство или

восстановленное равновесие. Усталость выявляет происхождение абсурда -

“озабоченность”, кот. всему придает его ценность. Абсурд обнаруживает в

стремлении человека к тому будущему, где его в конце концов ждет смерть,

обнаруживающимся в сознании времени (20, 30 лет). Еще ступенью ниже мир

обнаруживает свою чужеродную плотность и в этой плотности и чужеродности

он раскрывается как абсурд. Другие столь же обнаруживают в себе нечто

бесчеловечное, лишенное смысла, тот абсурд, кот. переживается как

“тошнота”.

“Ужас” - вызывает изумление, что все живут так как будто о смерти

знать не знают. Никто действительно не имеет опыта смерти, в той мере, в

какой опыт означает лично испытанное и осознанное. В случае со смертью

можно говорить лишь об опыте другого. Но он не может убедить. Подлинным

источником ужаса является математическая непреложность события смерти.

Непреложность смерти, отрицающей всю предшествующую жизнь, дает содержание

данного чувства абсурда, в кот. проступает конечная бесполезность судьбы.

“Тоска” разума, не способного конституировать собственное единство, он

пребывает в центре антиномий, решить кот. не способен, лишая оснований

надежду на абсолютное знание, кот. преодолело бы его раскол в высшем

единстве. Между сущим и мыслимым пролегает пропасть. При помощи науки можно

опознать и перечислить явления, но никак не освоить мир, т.к. человеческий

мир не есть мир науки. Интеллект по-своему говорит, что мир абсурден. Эта

абсурдность однако не принадлежит миру, она принадлежит столкновению в нем

с его лишенным разумности бытием и стремлением человека к абсолютной

ясности. Абсурд - то, что связывает человека с миром. С этого момента, как

абсурдность получает признание, она становится мучительнейшей из страстей,

выражающихся в утверждении иррационализма. В историческом плане

соперничество иррационального и рационального подходов свидетельствует об

одной из ведущих страстей человека, раздираемого между тягой к единству и

ясным видением своих границ. Их расцвет в современности указывает лишь

насколько еще сильны упования на разум. Необходимо рассмотреть их

следствия.

Хайдеггер. Человек влачит унизительное существование, единственная

действительность кот. - “забота”. Она - мимолетная и ускользающая боязнь.

Но стоит ей осознать себя, и она становится страхом, в кот. существование

обретает себя. Мир ничего не может предложить человеку, находящемуся во

власти страха. Забота реализуется в множестве модусов: досада, как

результат попытки заглушить ее в себе; ужас перед смертью. Сознание смерти

- зов заботы, призывающий существование вернуться к самому себе после

утраты себя в Безымянном. По Хайдеггеру, тоже не следует погружаться в сон,

а надо бодрствовать вплоть до израсходования себя.

Ясперс отчаивается в какой-либо онтологии, т.к. хочет, чтобы мы

утратили “наивность”. Он знает, что разум в итоге терпит поражение. В этом

опустошенным мире, где невозможность знания доказана и небытие выглядит

единственной действительностью, а беспросветное отчаяние - единственно

оправданной позицией, он ищет Ариаднину нить, кот. вела бы к божественным

тайнам.

Шестов. Доказывает, что любое рациональное стремление в итоге

упирается в иррациональность человеческой мысли. Его занимают исключения из

правил, в кот. возвеличивается человеческий бунт против непоправимого.

Кьеркегор. Он не только открывает абсурд, но и живет им. Духовное

приключение, подводящее Кьеркегора к столь дорогим ему скандалам бытия,

тоже берет свое начало в хаосе опыта, лишенного всяких прикрас, взятого в

его первозданной бессвязности.

Совсем в другом плане - плане метода - миру возвращают его

разнообразие Гуссерль и феноменологи. Благодаря им духовный мир человека

обогащается т.к. все в нем имеет привилегированное положение. Хотя сам ход

поиска более позитивен чем у предыдущих, Гуссерль также отвергает

классический рационализм, подрывает надежду, открывает сердцу и интуиции

доступ к разрастающемуся обилию вещей, в кот. есть что-то бесчеловечное.

Оправданием для мысли служит ее предельное осознанность. Но речь идет о

познавательной установке, а не о душевном утешении.

Все эти опыта развиваются на почве, где нет места надежде. Здесь дух

сталкивается с вопросом и ответом о самоубийстве и вынужден вынести

приговор. Но порядок исканий нужно опрокинуть и идти от приключений

интеллекта к повседневным поступкам.

Философское самоубийство.

Интересует не системы, а то общее, что есть в их выводах. Жизнь под

вызывающими удушье небесами понуждает либо с нею расстаться, либо ее

продолжить. В первом случае вопрос - как расстаться, во втором - почему

продолжить. Для этого необходимо установить в чем смысл абсурда и каковы из

него следствия.

Абсурд - это конституируемый разлад между сущим и должным, кот.

возникает в области их столкновения. Он возникает при сопоставлении

наличного положения дел с определенного рода действительностью. Как таковой

он не принадлежит не миру и не человеку, но находится в плоскости их

встречи и совместного присутствия. Как таковой, он пребывает в этом

триединстве человека, мира и их со-бытия, которое неразложимо. Суть дела в

том, чтобы выяснить можно ли от него избавится и должно ли быть из него

выведено самоубийство. Для решения вопроса необходимо сохранить в

неприкосновенности содержание абсурда, кот. - столкновение и непрестанная

борьба, где нет надежды (что не предполагает отчаяния), присутствует

постоянное отрицание (что не есть отречение) и осознанная

неудовлетворенность (но не юношеское беспокойство). Должно быть вынесено из

рассмотрения все, что уничтожает этот разлад - прежде всего согласие,

согласие с абсурдом. Абсурд имеет смысл только в той мере, в какой с ним не

соглашаются.

Поскольку человек всегда бывает добычей исповедуемых им истин, то

каковы следствия этой очевидности.

Философские учения экзистенциалистов всегда предлагают бегство от

действительности, обожествляя то, что их подавляет и находя основу для

надежды в том, что их обездоливает. Эта их надежда по сути религиозна, кот.

сама по себе есть абсурдный алогичный прыжок.

Ясперс сталкиваясь с немощью бытия одним махом переходит к утверждению

и трансцендентного начала, и бытийной значимости своего опыта, и

сверхчеловеческого смысла жизни. Так абсурд становится Богом, а бессилие

понять - освещающим все бытием. Шестов утверждает, что единственно

возможный выход находится как раз там, где согласно человеческому разумению

выхода нет. К Богу затем только и обращаются, чтобы получить невозможное,

т.к. для возможного вполне хватает людей. Открывая абсурдность всего

сущего, он не утверждает: “вот абсурд”, а утверждает “вот Бог”, и чем

бесчеловечней его лик, тем очевидней его существование. Для Шестова

констатировать абсурд - значит его принять. Т.о. утрачивает подлинный смысл

абсурда. Для Шестова разум бесплоден, но есть нечто выше разума. Для

человека абсурда разума бесплоден и нет ничего выше разума. Человек абсурда

сохраняет оба члена сравнения - непостижимость бытия и ограниченную

рациональность познаваемого.

То же присутствует, еще отчетливей, у Кьеркегора. Он тоже делает

прыжок. Для него антиномия и парадокс являются критериями религиозности. Он

требует жертвы интеллекта, уничтожая тем самым смысл абсурда. “В своем

поражении, - говорит он, - верующий обретает свое торжество”.

Экзистенциалистская позиция - позиция философского самоубийства, при

котором мысль отрицает сама себя и старается превзойти себя в том, что

является ее отрицанием. Есть множество способов прыгать, но важен сам

прыжок. Все они претендуют на достижение вечного - в этом и состоит прыжок.

Такой же прыжок наблюдается и у Гуссерля. Начинает он со

соответствующей абсурдному разуму установки, отказывающейся объяснять мир,

и определяя себя как описание пережитого. Но потом он пытается рационально

обосновать само понятие истины и открыть “сущность” каждого явления. Он

утверждает, что то, “что истинно, истинно абсолютно, в себе; истина едина;

она тождественна самой себе, кто бы ее не воспринимал - люди, чудовища,

ангелы или боги”. Здесь то и совершается прыжок к универсальности логоса.

Разум у Гуссерля, в конце концов, не ведает никаких ограничений. Абсурд же

устанавливает для себя пределы. Абсурд - это ясный разум, сознающий свои

пределы. Он не устраняет ни одного из членов сравнения: пределов разума с

его активностью.

Абсурдная свобода.

Чувство абсурда рождается как сознание невозможности примерить две

уверенности: жажду абсолюта и единства, и несводимость мира к

рациональному и разумному принципу. Именно это сознание разделяет мир и дух

человека абсурда, кот. не может уклонится от него, поскольку любое

отклонение не решает проблемы. Человек абсурда удерживает это

противостояние мира в себе. Как таковой он - человек бунта. Т.о. опыт

абсурда далеко отстоит от самоубийства, т.к. самоубийство - лишь иная

попытка бегства. Самоубийство, как и прыжок, - полнейшее принятие сущего.

Оно противостоит бунту, т.к. предполагает согласие. Бунт - осознание смерти

и ее неприятие. Такой бунт придает жизни ценность. Реализующееся в нем

сознание смерти, утверждающее отсутствия завтрашнего дня, открывает дорогу

к абсурдной свободе, которая разрушает все иллюзии человеческого понимания

свободы. Возврат к отчетливому сознанию и бегство от повседневного сна -

первые предпосылки абсурдной свободы, кот. есть свобода мысли и действия

без надежды. Смерть и абсурд являются единственными принципами разумной

свободы. Эта свобода открывается безразличием к будущему и страстью

испытать все, что возможно. Качественное понятие опыта заменяется

количеством - не прожить жизнь как можно лучше, а пережить как можно

больше. Здесь нет места ценностным суждениям.

Пережить как можно больше значит - противостоять миру как можно чаще,

на грани смерти и безумия, кот. придают опыту его интенсивность, поскольку

только они являются предельными границами опыта, очерчивая всю его

возможную область. Т.о. из абсурда исходят три следствия - бунт, свобода и

страсть, кот. единственно являются мерами абсурда.

Человек абсурда.

Человек абсурда - сама невинность. Он не приемлет морали не от Бога,

т.к. она - лишь способ оправдания, но и Бога для него нет. Но абсурд не

освобождает, а связывает. Говоря - “все позволено”, он лишь делает

равноценными последствия поступков, лишая какого-либо значения гордость или

угрызения совести. Человек абсурда полностью принимает на себя

ответственность за свои поступки, движимый стремлением исчерпать себя до

конца. Примеры:

Донжуанство. Дон Жуан как человек абсурда. Количественный опыт любви,

но со всей страстью и от всей души, кот. знает, что ее любовь преходяща. Он

беспечен, т.к. печали рождаются по неведению или из надежды. Но он знает и

не надеется. Он проживает сегодня, не уповая на будущее. Посюсторонняя

жизнь удовлетворяет его полностью, но он знает свои границы и свою

ответственность. А зная их, принимает вызов Командора, т.к. в этом его

честь.

Театральное представление. Актер если и не человек абсурда, то

служитель абсурдной судьбы. Вовлеченный в игру, он перевоплощается во

множество лиц, проживая их за отведенные им три часа. Он наделяет их своей

плотью и кровью, смывающими границу между его героями и им самим. Его

судьба - быть героем, множеством масок, жизней. Его время - его игра. То,

что он не сделал здесь и сейчас уже никогда не вернуть, и поэтому только

здесь и сейчас нечто имеет ценность. В своей игре он утверждает за

реальностью ее условность, кот. и есть реальность игры. В ней все должно

быть явленно, все раскрыто. Нет места ничему тайному. Проживая множество

жизней, он утверждает их и жизни как таковой преходящий характер, т.к.

имеет значение лишь то, что происходит на сцене.

Завоевание. “Нет, - говорит завоеватель, - не думайте, будто из-за

любви к действию, я разучился мыслить. Напротив, я прекрасно могу

определить, во что я верю. Поэтому моя вера крепка, а зрение надежно и

ясно. Не слушайте тех, кто говорит: “Вот это я знаю слишком хорошо, чтобы

уметь выразить”. Если они этого не могут, так это оттого, что не знают или

из лени не пошли дальше поверхности вещей. Зная, что не существует сражений

выигранных, я обзавелся вкусом к сражениям проигранным: они требуют от нас

всей души, умеющей поднять вровень и с поражениями, и преходящими победами.

Рано или поздно приходится выбирать между действием и созерцанием, зная,

что действие само по себе бесполезно, но что поступать надо “как если бы”.

Есть лишь одно полезное - то, что переделывало бы человека и жизнь на

земле. Революция - протест человека против своей судьбы, в кот. человек

стремится превзойти себя. К завоевателям относятся только те, кто чувствует

достаточно сил, чтобы быть уверенным в своей способности жить постоянно на

этих высотах и полностью сознавать свое величие. Нам не нужна сила,

разлученная с проницательностью. Для них существует лишь одна роскошь -

роскошь человеческих взаимоотношений. В этом уязвимом мире т.о. все, что

человечно и только человечно, обретает еще более жгучий смысл.

Абсурдное творчество.

Философия и роман. Самый абсурдный персонаж - творец, чье

метафизическое счастье состоит в том, чтобы поддерживать абсурдность мира.

Как и войну, так и абсурд невозможно отрицать: на ней или выживают или

гибнут. Абсурдом приходится дышать, признавать его уроки и облекать их в

плоть. Произведения искусства - единственная возможность в этом мире

утвердить свое сознание и зафиксировать его приключения. Творить - это жить

дважды. Все люди абсурда стараются изобразить, повторить и воспроизвести

действительность, в кот. они живут. Задача человека абсурда - все испытать

и описать с позиции прозорливого безразличия. Произведение искусства -

исчерпание определенного опыта, его смерть и приумножение. Оно впервые

выводит дух во вне и помещает его перед другими людьми, указывая тот

безысходный путь, по кот. все мы движемся. Родственное между различными

интеллектами заключается не в общности заключений, а в общности

противоречий, кот. выявляют все антиномии мысли, вовлеченной в абсурд.

Противопоставление философии и искусства - произвольно и, наверняка,

ошибочно. Художник так же, как мыслитель, вкладывает себя в свое

произведение и в нем самоосуществляется. Чтобы абсурдное произведение стало

возможно, должна быть приведена в действие предельно ясная мысль.

Произведения искусства рождаются из-за отказа разума рассуждать о

конкретном. Задача абсурдного художника в том, чтобы умение жить

превосходило у него умение писать. Мыслить - хотеть создать некий мир, где

преодолевался бы разлад между миром и человеческим бытием, утверждая

бесполезность объяснений и описывающих наличное. Произведения является

зачастую являются не высказанной прямо философией, ее зримым подтверждением

и увенчанием, без кот. оно бы не состоялось. Это творчество, кот. есть так

же познание, отказывается от безусловного, иллюзий и надежды. Она описывает

то, что есть, без того, чтобы это наделять смыслом, кот. то не имеет, т.к.

его существовании состоит не в том, чтобы иметь смысл. Но как в философии,

так и в творчестве порой имеет место прыжок, и разбор того, где мысль

удаляется от абсурда должен помочь пониманию того, как в мысль проникает

иллюзия.

Кириллов. Все герои Достоевского задаются о смысле жизни. Их ответ =

жизнь являет собой ложь - или она вечна. Человек, убедившейся в том, что

существование - абсурд для того, кто не верит в бессмертие души,

заканчивает зачастую “логическим самоубийством”, определяя природу,

произведшею его на страдание к уничтожению вместе с собой. Самоубийца

кончает с собой, т.к. в метафизическом плане он уязвлен. Он чувствует что

бог необходим, но он знает, что его нет и быть не может. Таков Ставрогин,

присуждающей себя к смерти, чтобы стать богом. Если Бога нет, Кириллов -

бог. Если Бога нет, Кириллов должен себя убить. Следовательно, К. должен

себя убить, чтобы стать богом. Такова абсурдная логика. Божество, о кот.

идет речь, является вполне земным. Его атрибут - своеволие. Стать богом -

это просто быть свободным на земле, а не находится в услужении у

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18